Знаменитый издатель "Русского архива" (Н. Рабкина)

В предсмертные минуты Петр Иванович Бартенев попросил перенести его с постели к письменному столу, в бреду он говорил о корректурах своего журнала. Он не дожил до пятидесятилетия издаваемого им "Русского архива" двух месяцев. "Человек-документ", как называли Бартенева его молодые современники, скончался 22 октября 1912 г. на 84-м году жизни.

Петр Иванович Бартенев помнил смерть Пушкина, был знаком с Чаадаевым, беседовал с М. Н. Волконской и П. В. Нащокиным, знавал многих декабристов. Он редактировал первое издание "Войны и мира", принимал у себя Ивана Сергеевича Тургенева, записывал сарказмы князя П. А. Вяземского, внимал С. Т. Аксакову и А. С. Хомякову, ездил в Лондон для свидания с А. И. Герценом.

Потомки Пушкина передали Бартеневу семейные архивы и право первого издания пушкинских бумаг. В его руках оказались сотни декабристских автографов, и он сумел в подцензурной печати опубликовать их. На страницах "Русского архива" была представлена доселе неизвестная тютчевиана, доведены до сведения читающей публики труды и биографии замечательных деятелей отечественной культуры. Пушкинисты, толстоведы, источниковеды и сегодня не могут не прибегнуть к помощи уникального бартеневского издания.

Главное содержание долгой жизни Петра Бартенева составляло собирание историко-литературных рукописей и публикация их. Понятие "Архив" было для издателя-составителя самодовлеющим и писалось им с большой буквы.

Род занятий и "одна, но пламенная страсть" оставили отпечаток на внешности, фигуре, манере говорить Бартенева. Молодым литераторам начала века сутулый, хромой старик, вооруженный костылем, лысый, с огромным лбом казался живым анахронизмом, начиненным историческими анекдотами, знанием интимных и государственных тайн XVIII - XIX вв., человеком, живущим в мире книжных и архивных эмоций.

В. Я. Брюсову, бывшему на 40 лет моложе Бартенева, довелось сблизиться с редактором "Русского архива" и даже три года секретарствовать в журнале. Его поражала своеобразная личность "Нестора российской журналистики" - Бартенев влиял на взгляды, вкусы, литературные пристрастия Брюсова. Он внушил ему мысль написать роман о декабристах, над которым Брюсов начал работать, стимулировал интерес к историко-литературным источникам; Бартенев оказался одним из героев брюсовских мемуаров "За моим окном". "...Старый трудолюбец, надев очки, клоня при свете керосиновой лампы лысую голову, бодрствует за всех, вникает в чьи-то старые письма или в какие-то мемуары прошлого века и на полях корректуры немного дрожащим, но еще твердым почерком приписывает свои маленькие примечания, те лукавые строки, помеченные "П. Б.", в которых часто в форме едва уловимого намека скрываются целые откровения для истории нашей страны... Готовится новая книжка "Русского архива", новый венчик в той несокрушимой башне, которую медленно, неуклонно воздвигал Петр Бартенев"¹.

¹ (Брюсов В. Я. "Обломок старых поколений". В его кн.: За моим окном. М., 1913, с. 50)

Наша лаконичная преамбула дает право на внимание к деятельности и личности П. И. Бартенева не только со стороны библиофилов, но каждого человека, интересующегося вопросами исторической культуры.

Петр Иванович Бартенев - провинциальный дворянин, обломок древней, но обедневшей дворянской фамилии - родился 1 октября 1829 г. Отец его - герой войны 1812 г., дядя - гусар Бурцов - член преддекабристской организации Союза благоденствия, один из соратников Павла Пестеля. В доме Бартеневых царил культ поэзии, в семье преклонялись перед именем Пушкина. Когда в Липецк пришло известие о трагической гибели поэта, "вся семья надела траур, а маменька плакала"¹. Познакомившийся уже с восьмидесятилетним старцем Бартеневым в 1909 г. поэт Б. А. Садовской сообщал в неопубликованных мемуарах: "О Державине он упоминал как о добром знакомом, называл его Гаврилой Романовичем. Певец Фелицы был близок с отцом Бартенева. Знаменитый ёра-забияка гусар Бурцев приходился ему дядей. Жуковский приглашал его в домашние наставники для своих детей. Он слушал лекции Погодина и Шевырева. Было как-то странно и страшно беседовать с человеком, знавшим современников Екатерины Великой. Ему Чаадаев рассказывал про лицейские проказы Пушкина. С ним Гоголь говорил о переводе Одиссеи за чайным столом у Сергея Тимофеевича Аксакова"².

¹ (Русский архив, 1912, № 12, с. 571)

² (ОР ГБЛ, ф. 669, к. 1, ед. хр. 10)

Бартенев учился на историко-филологическом факультете Московского университета. Его научные интересы в пору студенчества стали формироваться под заметным влиянием историка, профессора М. П. Погодина, редактора журнала "Москвитянин". Погодин, как известно, в свое время был хорошо знаком с Пушкиным, в его многотомных дневниках педантично отмечены все встречи и разговоры с поэтом. Он оставил воспоминания. Ученый наставник юноши Бартенева воспитал у последнего любовь к документу, историческому источнику, поощрял возникший у питомца интерес к Пушкину.

Студентом Бартенев знакомится и ищет знакомств с близкими Пушкину людьми, снимает копии с пушкинских писем к друзьям, записывает рассказы современников Пушкина. Он включает с 1850 г. в орбиту своего собирательского внимания П. Я. Чаадаева, П. В. Нащокина, А. О. Россет-Смирнову, Е. К. Воронцову, С. А. Соболевского, В. Ф. Одоевского, П. А. Вяземского, А. Н. Раевского, записывает их воспоминания о поэте. Уже в годы юности он обнаруживает искусное умение заставить человека заговорить, открыться, представить хранящиеся у него редкие автографы.

В декабре 1851 г. М. П. Погодин опубликовал в журнале "Москвитянин" 17 отрывков из писем А. С. Пушкина к П. В. Нащокину благодаря тому, что его ученик снял с них копии. Сейчас эти копии хранятся в ЦГАЛИ в личном архивном фонде Бартенева. В рукописной заметке, датированной 1850 г. и написанной характерным бартеневским почерком с обеих сторон полулиста грубой пожелтевшей бумаги, читаем: "Сегодня, 1 октября, в день моего рождения, вместо обедни - да простит мне бог, я отправился к Павлу Войновичу Нащокину, чтоб застать его дома. Это известный друг Пушкина. Я давно уже желал с ним познакомиться. У меня было письмо к нему от старого его поверенного Дмитрия Васильевича Короткого, свидетеля прошедшей бурной его жизни, живущего теперь на покое после треволнений молодости в Рязани.

Вчера я был у Чаадаева с тою же целью собирать предания о незабвенном поэте: он мне и сказал адрес Нащокина (за Зубовским бульваром, в переулке, что идет к Девичьему полю, в доме Никитина). Я встретил самый радушный прием, какого и ждал, судя по отзывам других об этом человеке, хотя и предубежден был несколько не в пользу его нравственного характера. Но это было для меня постороннее. Я сам не вижу в нем ничего дурного покамест. Но та цель, с которой я к нему поехал, была удовлетворена даже выше моих ожиданий. Он был со мною совершенно откровенен, я провел с ним более трех часов в беспрерывной беседе о Пушкине. Ни от кого еще я не слыхал стольких подробностей и не мудрено: он был ближайший человек к Пушкину!

Кроме разговора, мы читали письма, которые к нему писал Пушкин, и он делал мне на них пояснения. Их я записал при самых письмах. Все же узнанное мною в разговоре, но и что еще узнаю, намерен записывать здесь в возможном порядке"¹.

¹ (ЦГАЛИ, ф. 46, оп. 1, № 9)

Перу Бартенева принадлежит одна из самых ранних работ о Пушкине, не утерявшая и поныне своего значения - "Пушкин в Южной России" (М., 1862). В издании братьев Сабашниковых в 1925 г. были опубликованы под редакцией и с примечаниями М. А. Цявловского "Записи П. И. Бартенева о Пушкине, сделанные со слов его друзей". В огромном личном архиве Бартенева нам довелось встретить ряд рукописных заметок о Пушкине и его окружении, которые ждут своего публикатора.

Научные занятия молодого Бартенева не исчерпывались созданием пушкинианы. В 1850-е гг. Бартенев близко сошелся со славянофилами А. С. Хомяковым, братьями Киреевскими, Елагиными, Аксаковыми, оказавшими воздействие на его историко-философские взгляды и литературные вкусы тех лет. В 1857 г. он редактировал либеральный славянофильский журнал "Русская беседа", которому придал преимущественно историческое направление. Бартенев совместно с С. П. Шевыревым составлял словарь профессоров Московского университета. С 1853 по 1858 г. он служил в московском архиве министерства иностранных дел, и характер службы представил молодому человеку возможности для интересных личных знакомств с людьми и прочтения секретных рукописей. Часто бывая, а потом даже живя в доме Елагиных, Бартенев оказался в самом центре московской духовной и общественной жизни. Там он встречал старых декабристов, возвратившихся после амнистии из Сибири, в частности, легендарного узника Петропавловки, сподвижника М. М. Сперанского, Гавриила Степановича Батенькова. В этом доме бывали Е. П. Оболенский, С. П. Трубецкой, М. М. Нарышкин. В некрологе, посвященном А. П. Елагиной, принимавшей некогда Пушкина, Гоголя, Чаадаева, Герцена, Бартенев писал, что он пользовался почти 25-летней ее дружбой, которой дорожит, как одним из лучших своих достояний. ""Русский архив" и издатель его бесконечно обязаны этой необыкновенной женщине"¹. За лаконичными фразами было скрыто многое. А.П. Елагина причастна к публикации записок императрицы Екатерины II в Вольной русской типографии А. И. Герцена. В ее семейном архиве мы нашли письма, могущие поставить точку над этой полураскрытой тайной:

¹ (Русский архив, 1877, № 2, с. 483)

"Бартенев принес мне переписывать записки Екатерины, ему самому весьма трудно по незнанию языка" (10 марта 1858 г.).

"Я переписываю теперь для Пивныча записки Екатерины" (12 марта 1858 г.).

"Пивныч уехал в Липецк проститься с сестрою (5 мая 1858 г.).

"Пивныч едет скоро за границу" (1858 г., без числа и месяца)¹.

¹ (ОР ГБЛ, ф. 99, к. 5, ед. хр. 70)

Итак, перед отъездом в заграничное путешествие Бартенев получает любопытнейшую рукопись. Елагина переписывала ее.

Другие источники свидетельствуют:

"Бартенев долго жил в Берлине, - сообщал издатель пушкинского "Современника", профессор русской словесности П. А. Плетнев князю П. А. Вяземскому, - два раза ездил в Лондон, влюбился в него и в англичан, теперь он в Париже, бранит все французское. В начале декабря, вероятно, достигнет Праги, главной цели его путешествия"¹.

¹ (Русский архив, 1912, № 12, с. 572)

В неопубликованных мемуарах москвоведа В. М. Голицына, хорошо знавшего Бартенева, есть запись такого рода: "...молва гласила, что ему <Бартеневу> нивесть какими путями удалось списать копию с подлинных записок Екатерины, хранящихся за семью печатями в государственном архиве, и препроводить их к Герцену в Лондон, который, как известно, издал их"¹.

¹ (ОР ГБЛ, ф. 261, к. 18, ед. хр. 5, с. 42)

Публикации, касающиеся Пушкина, служба в архиве министерства иностранных дел, таинственная связь с Вольной типографией, близость к московской духовной элите в лице Елагиных, Киреевских, Хомякова, Аксаковых сыграли свою роль в дальнейшей ученой и литературной судьбе П. И. Бартенева.

В 1859 г. он был приглашен заведовать библиотекой московского вельможи А. Д. Черткова, человека круга Пушкина, родственника декабристов З. Г. Чернышева и Н. М. Муравьева, деда Владимира Григорьевича Черткова, известного своей дружбой с Л. Н. Толстым.

Библиотека, предоставленная владельцем в пользование широкой публике, находилась в сохранившемся доныне здании на углу улицы Кирова (бывшей Мясницкой) и Фуркасовского переулка, насчитывала 13 500 названий (21350 томов), портретную галерею, сотни рукописей.

Бартенев составил подробнейший каталог книг на разных языках, среди которых числились даже китайские издания. Он активно приобретал новые и обнаружил особую виртуозность в разыскании, приобретении, снятии копий с самых тщательно скрываемых рукописных документов. В 1863 г. при чертковской библиотеке на основе ее рукописного собрания начал издаваться П. И. Бартеневым первый специальный исторический журнал в России "Русский архив".

В журнале постоянно публиковались дневники, мемуары, письма, записки выдающихся деятелей прошлого, исторические и биографические очерки, обнаруженные впервые рукописи художественных произведений отечественной словесности.

Популярность "Русского архива" росла, и современники в полной мере оценили значение этого энциклопедического издания.

"В Бартеневе было много того, что могло дать повод к шуткам, начиная с его изумительного умения добывать желательные материалы для "Русского архива", как бы эти материалы тщательно ни оберегались теми, в чьих руках они находились... Несомненная его заслуга заключалась в том, что он первый смело предпринял издание исторического материала, до него хранимого под спудом "страха ради иудейского", правда, издание в сыром виде, но тем не менее ценное для дальнейшей разработки русской истории. Последующие издатели исторических журналов - Семевский "Русская старина", Шубинский "Исторический вестник" и другие - пошли по проторенной Бартеневым дороге" - это свидетельство москвоведа князя В. М. Голицына я обнаружила в его неопубликованных мемуарах, хранящихся в Отделе рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина¹.

¹ (ОР ГБЛ, фонд 261, к. 18, ед. хр. 5, с. 42 - 43)

В 1873 г. рукописные фонды Чертковской библиотеки были включены в собрание Румянцевского музея, книги и изобразительные материалы перешли к Историческому музею - журнал же Бартенева переживал расцвет и начал издаваться совершенно самостоятельно. Число подписчиков возрастало, и если до 1871 г. он выходил одним томом в год, то далее - по 2 тома ежегодно, а с 1875 г. - по 3 тома. Среди постоянных читателей журнала были Л. Н. Толстой, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, М. И. Муравьев-Апостол, В. В. Стасов, Н. А. Некрасов, Н. Н. Страхов, К. Н. Леонтьев, М. П. Погодин, среди авторов - Лев Толстой, И. С. Тургенев, П. А. Вяземский, бывшие декабристы. Бартенев сделался с середины 60-х годов московской знаменитостью. Как свидетельствовали близкие к нему люди, "все, что написано в "Русском архиве" посторонними сотрудниками, - ничтожно и количественно и качественно"¹. Бартенев все делал сам: собирал материал, готовил, редактировал, сам писал примечания, заметки и рецензии, корректировал каждую книжку.

¹ (Брюсов В. Я. За моим окном, с. 50)

"Бартенев не умел писать незначущих слов; он не писал ничего, если ему было нечего сказать и, если он брал перо, это значило, что ему есть что сообщить нового"; "мысль была основным свойством Бартенева, и могла угаснуть, и угасла в нем, как и в его любимом поэте Тютчеве, только вместе с жизнью" - читаем мы в воспоминаниях о П. И. Бартеневе¹.

¹ (Там же, с. 61, 62)

Биограф архивариуса В. Е. Рудаков, говоря о бумагах, впервые увидевших свет в бартеневском журнале, называл материалы из архива министерства юстиции, главного архива министерства иностранных дел, архивов Сената, Румянцевского музея и "самую обильную жатву из частных архивов"¹.

¹ (Исторический вестник, 1902, кн. 1, с. 316)

Рис. 15. Титульный лист журнала 'Русский архив', 1866

Преимущественным вниманием издателя пользовались факты, события и герои российской политической истории XVIII - XIX вв., героическая кампания 1812 - 1814 гг., восстание декабристов, суд над ними, казнь, ссылка, воспоминания, дневники, письма сановников, полководцев, философов и поэтов. Мемуары И. И. Горбачевского, И. Д. Якушкина, Е. П. Оболенского, М. И. Муравьева-Апостола, Н. В. Басаргина, статьи о Батенькове, Рылееве, Чаадаеве, письма П. И. Пестеля и стихи А. И. Одоевского опубликовал Бартенев в "Русском архиве". "Русский архив" оказался одним из немногих отечественных издании, осмелившихся откликнуться большой статьей на смерть Герцена.

В "Русском архиве" было опубликовано также письмо А. С. Пушкина к П. Я. Чаадаеву от 19 октября 1836 г., стихотворение Пушкина "Мадонна", воспоминания о поэте, пушкинская переписка, автографы В. А. Жуковского, Е. А. Баратынского, А. С. Грибоедова, Д. В. Давыдова. С особенным интересом обращался журнал к эпохе царствования Екатерины II, за что хромой Бартенев был прозван современниками "посмертным фаворитом" матушки-императрицы.

"Перед ним открывались заветные сундуки, шкафчики, шифоньерки, из которых извлекались благоговейно хранимые семейные документы, - рассказывали о Бартеневе младшие коллеги. - В "Русском архиве" он оставил для себя драгоценный памятник - огромный по виду, смешанный по содержанию, из золота и свинца, с детски наивными украшениями и глубокими по смыслу надписями... За опубликование тысяч интереснейших воспоминаний, писем, литературных произведений, биографических сведений ему всегда будут благодарны все те, кто любит прошлое"¹.

¹ (Каллаш В. Памяти П. И. Бартенева. - Голос минувшего, 1913, № 1, с. 277, 278)

""Русский архив" в русской жизни явился обширнейшей исторической энциклопедией, без которой ныне не может обойтись ни один, занимающийся русской историей" - таково было мнение о значении бартеневского издания¹.

¹ (Исторический вестник, 1912, № 12, стб. 1134)

После смерти П. И. Бартенева среди некоторых его биографов, близких к консервативным кругам, бытовало мнение, что за издание журнала он принялся по мысли А. С. Хомякова. Но первой попыткой издать журнал ""Россиянин 19 века, или Архив политических наук и российской словесности" история обязана члену Союза благоденствия, декабристу Николаю Ивановичу Тургеневу"1. Бартенев же не только публиковал бумаги декабристов, но и на практике осуществил мечту одного из самых въедающихся деятелей декабристского движения о создании специального архивного журнала.

¹ (Нечкина М. В. Декабристы, - М., 1975, с. 36)

Судьба столкнула Бартенева с проблемой 1825 г., когда он был еще очень молод. Он слышал о декабристах в родном доме, позже на студенческой скамье, затем от приятелей Пушкина. Герцену он, по-видимому, доставил и "Разбор донесения Следственной комиссии", выполненный Никитой Муравьевым и Михаилом Луниным. В доме Черткова, женатого на родной сестре декабриста З. Г. Чернышева, и Александры Григорьевны Муравьевой, он получил возможность познакомиться с целым рядом декабристских бумаг. Издание "Русского архива" связало Бартенева с П. Н. Свистуновым, М. И. Муравьевым-Апостолом, А. П. Беляевым, Н. В. Басаргиным и другими старыми декабристами. Он приобрел их рукописи, публиковал записки и воспоминания о декабристах. События 1825 г. приковывали внимание Бартенева-публикатора, исследователя, биографа вплоть до 1880-х гг.; к этой теме он возвратился в связи с революционными событиями 1905 г.

Но политические симпатии и взгляды его, если можно со всей определенностью говорить о таковых, претерпели с течением времени трансформацию. В молодости Петр Иванович Бартенев испытал обаяние передовых политических идей. Ему импонировали гражданские свободы, конституционное правление, отмена крепостного права. Он преклонялся перед подвигом декабристов, он видел в них необыкновенные героические личности, он любил и уважал А. И. Герцена и решился на поездку к нему в Лондон. Уже глубоким стариком он продолжал утверждать: "Я люблю и уважаю Герцена. Это была чудесная душа"¹.

¹ (Мироненко М. П. Мемуарное наследие декабристов в журнале "Русский архив". - Археографический ежегодник на 1975 г. М., 1976, с. 99)

Но и в молодости Бартенев не был радикалом. Его искренний и горячий патриотизм, его любовь к России сочетались с желанием либеральных реформ, дарованных сверху, и с моделью идеального монархического правления. В период формирования своего мировоззрения Бартенев испытал сильное влияние либерального славянофильства 1840-х гг. (Хомякова, Киреевских, Аксаковых). После реформы 1861 г. социально-политические взгляды издателя "Русского архива" эволюционируют к консерватизму, политическому скептицизму, а после 1 марта 1881 г. Бартенев предстает перед современниками как убежденный монархист.

Однако общие политические концепции не мешали ему до конца жизни оставаться сторонником свободы печати, воевать с цензурой и предпочитать публикацию исторической истины. Поэтому с 1863 по 1904 г. номера "Русского архива" были 11 раз арестованы и столько же рассыпан набор, 26 раз в течение того же времени материалы "Русского архива" подвергались цензурным изменениям, 18 раз цензура обращала внимание Государственного управления по делам печати на содержание журнала.

Так, например, в 1870 г. московский цензурный комитет доносил ГУДП в связи с публикацией в 8 и 9 номерах журнала статьи декабриста П. Н. Свистунова, что автор-де "пытается доказать, что декабристы, злоумышлявшие переворотом в России, действовали не из корысти и честолюбия, а из пламенной любви к отечеству и из желания возвеличить его, доставив ему блага свободы. Автор идет даже дальше, он силится оправдать "Русскую правду" Пестеля и "Конституцию" Муравьева и доказать, что затеянные в этих сочинениях проекты политических переворотов были составлены в духе русского народа и что если восстание не удалось, то лишь вследствие необдуманного плана действий"¹.

¹ (Зайцев А. Д. "Русский архив" и цензура. -Археографический ежегодник на 1976 г. М., 1977, с. 109)

Второй номер "Русского архива" за 1882 г. был арестован за публикацию "Записок неизвестного". Как позже выяснилось, это был член Общества соединенных славян декабрист И. И. Горбачевский. Из предисловия Бартенева к "Запискам" были выброшены утверждения об их важности, о влиянии Общества на местных жителей, утверждение Бартенева, что восстание декабристов имело прогрессивный характер. Московским цензором, арестовавшим номер, был недавно назначенный на этот пост бывший редактор газеты "Варшавский дневник", а еще ранее дипломат и врач, небезызвестный идеолог реакции, писатель Константин Леонтьев. Московский цензурный комитет поддержал его позицию и направил в ГУДП представление: "...цензурный комитет не мог не признать основательности и того мнения цензора, что в настоящее время едва ли могут быть уместны даже и в специальном журнале статьи, которые воскрешают из сравнительно неотдаленного прошлого идеи цареубийства и социального переворота, а потому определил: о доложенной статье довести до сведения главного управления по делам печати"¹.

¹ (Сыроечовский Б. Е., Сокольский П. А., Порох И. В. Декабрист Горбачевский и его записи. - В кн.: Горбачевский И. И. Записки, письма. М., 1963, с. 23)

Но Бартенев, по определению В. Я. Брюсова, "характер оригинальный и самостоятельный, личность сильная и самовластная", изыскал через несколько лет возможность опять высказать свое сугубо положительное отношение к запискам Горбачевского, вернуться к этому вопросу и адресовать ретивому цензору прямое и жесткое порицание.

Раскрыв имя автора "Записок неизвестного", памятливый и упорный Бартенев спустя восемь лет после цензурного эксцесса, в новых примечаниях "П. Б." написал: "Эти записки принадлежат к числу лучших исторических показаний о той эпохе. К сожалению, тогдашнее министерство 1882 года... назначило вообще для всех Московских изданий (курсив мой. - Н. Р.) особого цензора, и первое московское издание, попавшее ему в руки, была 2-я книга "Русского архива". Ревность неофита увлекла его дальше меры... он накинулся на тени прошлого, так что записки Горбачевского были задержаны и во многих местах урезаны, что стоило издателю продолжительных бесплодных объяснений и двухмесячных хлопот. Бумаги Горбачевского (под предлогом разговора о них и появилось приводимое примечание. - Н. Р.) ...служат отличным дополнением к этим запискам умного и даровитого декабриста, который оставил по себе добрую память в Сибири"¹.

¹ (Русский архив, 1890, № 9, с. 112)

Несколько с другой стороны характеризуют политическую эволюцию Бартенева, не меняя меж тем впечатления о нем как о личности, его многолетние отношения со Львом Николаевичем Толстым.

Внук издателя, Петр Бартенев-младший рассказывал: "В Чертковской библиотеке дедушка познакомился и сблизился с графом Львом Николаевичем Толстым, для которого отбирал книги, к 12-му году относящиеся"¹.

¹ (Русский архив, 1912, № 12, с. 572)

У другого биографа, Б. Б. Глинского, находим: "Первое издание "Войны и мира" вышло так же при содействии редактора "Русского архива", который тщательно продержал всю корректуру этого произведения"¹.

¹ (Исторический вестник, 1912, № 12, с. 1135)

Знакомство Бартенева и Толстого относится к 1859 г.

Когда П. И. Бартенев приступил к заведованию Чертковской библиотекой, он был избран членом московского Общества любителей российской словесности и довольно близко сошелся с Л. Н. Толстым. Согласно сохранившейся рукописи от 11 февраля 1859 г. он выступал в заседании Общества, солидаризируясь со взглядами Толстого на задачи изящной словесности. Себя же охарактеризовал как "скромного переводчика и собирателя разных биографических материалов"¹.

¹ (ОР ГБЛ, музейный фонд, картон 8553, ед. хр. 14)

Рис. 16. П. И. Бартенев

Между Львом Николаевичем Толстым и Бартеневым завязывается переписка, Толстой пользуется материалами чертковской библиотеки, работая над романом "Война и мир". Бартенев посылает книги и рукописи в Ясную Поляну, бывает там, Толстой предлагает Бартеневу редактировать роман, разрешает править текст. Печатался роман в той же типографии Ф. Ф. Риса близ Мясницких ворот, где издавался и "Русский архив".

Достаточно заглянуть в именной указатель 90-томного издания произведений и писем Л. Н. Толстого, чтобы убедиться, какое солидное место занимает там переписка с П. И. Бартеневым великого писателя и упоминания в письмах к другим лицам о нем.

На гранках первого издания "Войны и мира" есть собственноручные надписи Толстого: "Исправив, послать к Пет<ру> Ив<ановичу> и верстать"¹.

¹ (Толстой Л. Н. Поли. собр. соч., т. 14, с. 415)

В письме к С. А. Толстой от 22 июня 1867 г. из Москвы Лев Николаевич рассказывает: "Бартенев, которому я даю 10% за публикации, продажу и склад книг, тоже аккуратнейший человек и знающий дело... корректуры буду держать я сам и потом Бартенев в смысле исправности и даже правильности языка, который я ему смело разрешил исправлять"1.

¹ (Толстой Л. Н., т. 16, с. 103)

Интересен был стиль отношений П. И. Бартенева с Л. Н. Толстым. Архивариус держал себя с ним как равный с равным. 12 августа 1867 г., сетуя на бесконечные правки Толстым "Войны и мира", редактор пишет в Ясную Поляну: "Вы бог знает что делаете. Эдак мы никогда не кончим поправок и печатания. Сошлюсь на кого хотите, большая половина Вашего перемарывания вовсе не нужна, а между тем от него цена типографская страшно возрастает. Я велел писать в типографии Вам счет за корректуры..."¹

¹ (Там же, т. 61, с. 175)

31 марта 1867 г. Толстой обращался к П. Бартеневу: "Напишите мне, ежели это не составит для Вас большого труда, материалы для истории Павла имп<ератора>... Я ничего не знаю, кроме того, что есть в Архиве. Но то, что есть в Архиве, привело меня в восторг. Я нашел своего исторического героя. И ежели бы бог дал жизни, досуга и сил, я бы попробовал написать его историю"¹.

¹ (Там же, с. 166)

В мартовском номере "Русского архива" за 1868 г. появилась статья Толстого "Несколько слов по поводу книги "Война и мир"".

В 1880-е гг. философско-религиозные искания Толстого и его открытые выступления против государственной власти стали причиной разрыва с издателем. "Когда Л. Н. Толстой, - рассказывал Петр Бартенев-младший, - начал свой поход на церковность, П. И. возразил ему: "Вы, граф, поступаете по русской пословице: осердясь на вши, шубу в печь". - Также велика была преданность П. И. к семье царской; с гр. Толстым после многолетней дружбы он порвал за то, что Лев Николаевич позволил себе при нем непочтительно выражаться об Александре Ш-м"¹.

¹ (Русский архив, 1912, № 12, с. 573)

Но в одном ряду с кажущимися свидетельствами бартеневского монархизма стоят факты противоположного свойства. Известно, что, примерно тогда же, когда Бартенева будто бы столь рассердило неуважительное отношение к самодержцу и "церковности", первый номер "Русского архива" за 1888 г. был арестован и из журнала цензура целиком изъяла статью о Каткове, которая касалась не столько личности недавно усопшего "будочника со Срамного бульвара", как назвал Каткова Щедрин, сколько вопросов внутренней политики России. Редактор, пытаясь оговорить возможность высказаться на страницах своего издания о Каткове, 25 декабря 1887 г. писал всесильному К. П. Победоносцеву: "Целые обширные кружки читающего люда, множество отцов и матерей и доселе относятся к Каткову с ненавистью... С другой стороны, слепые поклонники его дошли до того, что называют его деятельность богослужением... Ввиду этого, кому же как не историку подать трезвый, примиряющий голос, воздавая должное и не увлекаясь личной выгодой и пристрастием"¹.

¹ (Археографический ежегодник на 1976 г. - М., 1977, с. 107)

Если Бартенев не хотел представить себя перед Победоносцевым противником Каткова, то от поклонения этому беспринципному журнальному диктатору он был далек, не пытался скрыть свою неприязнь к нему и тем, что появление Каткова обусловлено объективными причинами.

"Консерватизм не мешал ему цитировать очень злые, даже убийственные для высокопоставленных лиц эпиграммы Соболевского.., -вспоминал историк В. Каллаш, - и он приводил факты меткие и яркие, за которые мог с радостью ухватиться не только либерал, но и радикал"¹.

¹ (Голос минувшего, 1913, № 1, с. 277)

Думается, что взгляды выдающегося археографа, библиографа, историка, литературоведа П. И. Бартенева трудно отнести к одной строго определенной категории, так как действия, по которым следует судить о взглядах, диктовались не только охранительными тенденциями, но еще двумя мотивами: самозабвенной любовью к истории и служением ей и любовью к России.

"У него были свои политические взгляды, - писал В. Я. Брюсов, - и, если было естественно, что он не мог изменить их в угоду либеральным и демократическим веяниям нового времени, то более замечательно, что он никогда не отступал от тех своих воззрений, которые многим из окружающих его казались слишком свободными и "подрывающими основы""¹.

¹ (Брюсов В. Я. За моим окном, с. 57)

Многолетний труд ради науки, беспрерывное, неутомимое издание исторического журнала, отдельные публикации таких документов, как "Записки Г. Р. Державина", 40 томов архива графов Воронцовых, сборников "Осьмнадцатый век" и "Девятнадцатый век", неустанное пополнение пушкинианы и тютчевианы не могли не вызвать уважения к рыцарю книги, не могли не сделать известным его имя среди современных широких кругов интеллигенции.

Через Бартенева наследники Пушкина передали рукописи поэта в Румянцевский музей, и Бартенев оговорил право первой публикации пушкинских бумаг, среди них он обнаружил писарскую копию "Слова о полку Игореве"; Бартеневу передал чаадаевские документы племянник философа; в личном архивном фонде Бартенева хранятся еще неопубликованные письма П. А. Вяземского, И. С. Аксакова, Елагиных, В. А. Жуковского.

Постоянным подписчиком бартеневских изданий рекомендовал себя И. С. Тургенев. На страницах "Русского архива" он впервые выступил с мемуарами "Литературный вечер у Плетнева". 8 октября 1869 г. он писал Бартеневу: "Несколько дней тому назад, почтеннейший Петр Иванович, получил я от Вас вторую часть "Осьмнадцатого века" и искренно благодарю Вас за присылку этой любопытной книги, которую я прочел уже почти всю с великим интересом. Особенно любопытны документы о Екатерине I, о Мировиче, статья о Ваньке-Каине. Ваши издания для меня настоящий клад"¹.

¹ (Тургенев И. С. Поли. собр. соч. и писем. - М.; Л., 1969, т. 8 (Письма), с. 92)

"В свой "Архив" из года в год, как трудолюбивый муравей, - рассказывает В. Я. Брюсов, - он тащил все новые и новые материалы по русской истории и по истории русской литературы, и многое, очень многое из того, что теперь вошло во всеобщий обиход, впервые появилось на страницах его издания. Бартеневу верили, ему несли целые семейные архивы... и трудно назвать ту эпоху русской истории за два века, исследователь которой не был бы принужден обращаться к "Русскому архиву", как к первоисточнику"¹.

¹ (Брюсов В. Я. За моим окном, с. 60)

"Русский архив" и его издатель в течение многих лет испытали разное. Звезда журнала была в зените в первой половине 1870-х гг. В 1890-е гг. младшие современники воспринимали старого хромого архивариуса, владельца исторических тайн и секретов, обладателя колоссальных рукописных собраний, как забавный осколок прошлого, как живого свидетеля ушедших времен.

"Многое <...> для него прошло совершенно незамеченным, мимо. Конечно, он никогда не читал Ницше... любил, говоря о музыке Вагнера, употреблять выражения самые резкие. Русская литература остановилась для Бартенева на Тургеневе... Чехова Бартенев, кажется, не читал вовсе. Горького попытался было читать, но тщетно... не читал Бартенев и моих книг"¹.

¹ (Брюсов В. Я. За моим окном, с. 53)

Его интерес к подробности, факту, лицу, событию в годы, когда основой исторического мышления становились проблемы, процессы, явления, также не мог не вызывать некоторой снисходительной иронии. "Больше всего ценил он личную переписку, мемуары, интересовался не процессами.., не отвлеченными рассуждениями, а характеристичными анекдотами, живыми интригами прошлой жизни, ее интимными подробностями"¹. Для создания исторической концепции или системы исторических воззрений, которых требовало время, в бартеневских пестрых и подчас противоречивых исторических материалах-иллюстрациях поздние современники видели мало пригодного, но тем не менее он продолжал публиковать новое из старого, вел записные книжки, приобретал рукописи, издавал "Архив". Умер Достоевский, не стало Тургенева, Россия отметила столетие со дня рождения Пушкина, простилась со Львом Николаевичем Толстым, а маленький, согбенный, седовласый старичок сидел еще по ночам в своем кабинете - фонаре на Садово-Ермолаевской, 175 и правил корректуру очередного номера "Русского архива"...

¹ (Голос минувшего, 1913, № 1, с. 278)

П. И. Бартенев умер в ночь с 21 на 22 октября 1912 года. Он завещал сыну, известному музыканту, ученику Танеева, Сергею Петровичу Бартеневу, автору книги о художественных памятниках Московского Кремля, большую личную библиотеку, 598 выпусков изданного им журнала, издания записок, писем, дневников, портреты выдающихся ученых и поэтов с дарственными надписями...

Сын издателя "Русского архива" жил и работал в Кремле, в его кремлевской квартире располагалась огромная отцовская библиотека. И когда Советское правительство во главе с В. И. Лениным переехало из Смольного в Кремль, Владимир Ильич сам написал охранную грамоту на перевоз библиотеки С. П. Бартенева. В. Д. Бонч-Бруевич вспоминал, что Сергей Петрович Бартенев "был тронут этим буквально до слез... Главная его поклажа состояла из книг, картин, нот и рояля".

Бонч-Бруевич вспоминал, с каким интересом Ильич читал двухтомный труд Бартенева-сына об истории Кремля. Эта книга до сих пор хранится в личной библиотеке в кабинете Ленина в Кремле. Ленин, как рассказывает Бонч-Бруевич, тотчас же принялся за чтение этого прекрасного иллюстрированного издания¹ и был очень удивлен, когда я ему сказал, что автор этой книги, сын знаменитого издателя "Русского архива" (курсив мой. - Н. Р.), живет в Кремле и вот сейчас как раз выезжает из Кремля в город на другую квартиру.

¹ (Бартенев С. П. Московский Кремль в старину и теперь. - М., 1916, 1 - 2)

- Зачем это, - сказал Владимир Ильич, - его нужно было бы оставить здесь в Кремле"¹.

¹ (Бонч-Бруевич В. Д. Воспоминания о Ленине. - М., 1969, с. 402)

Таковы некоторые факты, связанные с жизнью и деятельностью выдающегося российского книжника и архивиста, "знаменитого издателя "Русского архива"".