Сквозь рогатки цензуры.....

Н. К. Крупская писала в воспоминаниях о Ленине: "Меня пленила резкая критика крепостного уклада Писаревым, его революционная настроенность, богатство мыслей. Все это было далеко от марксизма, мысли были парадоксальными, часто очень неправильны, но нельзя было читать его спокойно. Потом в Шуше я рассказывала Ильичу о своих впечатлениях от чтения Писарева, а он мне рассказал, что сам зачитывался Писаревым, нахваливал смелость его мысли. В его шушенском альбоме среди карточек любимых им революционных деятелей и писателей, была и карточка Писарева".

Ленин, Крупская и другие революционеры могли читать в свое время сочинения Писарева только в издании Павленкова. Об одной из книг, выпущенных этим издателем, и хочется рассказать.

Июньским днем 1868 года в зал Петербургской судебной палаты был введен издатель - отставной поручик Флорентий Федорович Павленков.

Дело заключалось в следующем. В цензурный комитет представили книгу - вторую часть сочинений Д. И. Писарева. Отпечатана она была в 3000 экземпляров в типографии А. Головачева. Цензоры пришли к единодушному мнению, что статья Писарева "Русский Дон-Кихот" "под формой литературной критики заключает в себе осмеяние нравственно- религиозных верований и отрицание необходимости религиозных основ в просвещении и нравственности, составляет закононарушение" и что статья "Бедная русская мысль" также "составляет, как по прямому смыслу, так и по вытекающим из нее категорическим заключениям, закононарушение...".

Так издатель Флорентий Павленков, посмевший выпустить книгу с этими статьями Писарева, оказался на скамье подсудимых.

Медленно, с достоинством поднялся дородный прокурор Тизенгаузен. И не такие дела прошли сквозь его руки, и не таких мелких сошек упекал он в "места отдаленные". Прокурор не играл словами, а подробно, со знанием дела изложил основные положения статей Писарева, подрывающие религию и монархическую власть. Закончил он обвинительную речь предложением оштрафовать Павленкова на 300 рублей, а статьи "Русский Дон-Кихот" и "Бедная русская мысль" из книжки вырезать и уничтожить.

Так и не меняя самоуверенного выражения, прокуpop грузно опустился в кресло. Председатель суда дал слово обвиняемому.

Флорентий Павленков не поднялся, а прямо подскочил на месте. Живые темные глаза его засветлись огоньками. А дальше пошел такой диалог между обвиняемым и председателем суда.

Стенограмма судебного процесса в 'дополнительном выпуске' шеститомника

"Павленков. Господин прокурор сказал, что нужно прежде всего быть последовательным, между тем все его обвинения есть не что иное, как одно сплошное противоречие с прежней практикой прокурорского надзора. Если не ошибаюсь, прокурорская власть имеет целью наблюдение за охранением закона, т. е. за правильным и, следовательно, более или менее едино об разным его применением. Но...

Председатель. Я вас прошу воздержаться от обсуждения прокурорских обязанностей. Говори те только то, что может послужить к вашему оправданию.

Павленков. В обсуждение действия и обязанностей прокуратуры я не вхожу. Я заявляю только о противоречиях. Мне кажется, что если г. Тизенгаузен может говорить о моем будто бы противоречии, то и я не могу быть лишен права говорить о его противоречиях.

Председатель. Вы этим себе не поможете. Говорите непосредственно о деле..."

Флорентий Федорович Павленков

Флорентий Павленков, издатель статей Писарева, оказался не таким безобидным, как полагали о нем председатель суда сенатор Чемадуров и прокурор Тизенгаузен. Его защита была скорее нападением, издевкой над цензурой, судом, самодержавным управлением России. Подсудимый умно, с несокрушимой логикой разрушал то, в чем обвинял его прокурор, и даже позволял себе кое-где иронизировать над судьями и законами. Павленкова несколько раз останавливали, требовали осторожности в выражениях.

Выступление подсудимого было блестящим, доводы настолько вескими и неоспоримыми, что даже судебная палата вынесла приговор в его пользу: "Отставного поручика Флорентия Федоровича Павленкова, 28 лет, признать оправданным, а арест, наложенный С.-Петербургским цензурным комитетом на напечатанную Павленковым 2-ю часть сочинений Д. И. Писарева, снять".

Взбешенный прокурор Тизенгаузен сделался краснее меди. Но он решил не сдаваться: подал в сенат протест против приговора суда и требовал опять своего - издателя оштрафовать на 300 рублей, статьи Писарева уничтожить.

14 мая 1869 года состоялось публичное заседание сената. Из крепости на суд снова привезли содержащегося под стражей подсудимого Павленкова. Он был, как и прежде, совершенно невозмутим, только заметно впали щеки да лихорадочным огнем горели глаза.

Обвинителем был на этот раз обер-прокурор Ковалевский. Шесть сенаторов решали дело. Наконец вынесли определение: подсудимого Павленкова "от наказания по настоящему делу освободить, а перепечатанную им статью Писарева "Бедная русская мысль" уничтожить...".

Итак, как будто бы рушилась затея прогрессивного издателя довести до публики одну из наиболее революционных статей незадолго до этого погибшего Писарева.

Но Павленков был удивительно находчив. Очутившись на свободе, он все же нашел способ сохранить осужденную на уничтожение статью Писарева, обойдя и на этот раз цензуру, но уже "на за конном основании".

Еще перед судебным заседанием он привел стенографиста, который записывал и речь прокурора и речь защитника. А так как тот и другой в своих выступлениях приводили обширные цитаты из крамольной статьи Писарева, то по существу вся "Бедная русская мысль" была ими воспроизведена. Процессы гласного суда печатались тогда без прохождения цензуры. Флорентий Павленков воспользовался этим и ввел стенографический отчет в специальный дополнительный том к собранию сочинений революционера-демократа.

"Судебное преследование,-пишет в своих воспоминаниях В. Г. Короленко, - не помешало появлению статьи, а только содействовало ее огласке".

Трудно представить злобу раздосадованных членов цензурного комитета!

За Павленковым и до этого был учрежден надзор полиции, теперь же с него не спускали глаз. Но издатель твердо придерживался своей линии в издании трудов Писарева. Еще раньше не кто иной, как Павленков, организовал похороны юного критика. Причем гроб он заказал без креста, а на могиле произнес горячую речь о высоких достоинствах своего любимого литератора. III отделение дало указание произвести в квартире Павленкова обыск, а сам он был посажен и затем выслан в одну из отдаленных губерний России.

Статьи Писарева, изданные Павленковым, на протяжении многих лет были грозою для царского правительства. Директор департамента полиции предупреждал начальника Главного управления по делам печати в мае 1894 года:

"В департаменте полиции получены сведения, что 20-го числа текущего мая предполагается выход в свет собрания сочинений Писарева издания Павленкова. По имеющимся указаниям, обстоятельство это вызывает в некоторых слоях общества и в особенности в среде учащейся молодежи, заметное волнение и толки о том, насколько легально будет означенное издание и будет ли оно доступно для всех желающих приобрести его. Между прочим, студен ты и другие представители учащейся молодежи принимают уже ныне меры к сконцентрированию денег на покупку поименованного сочинения в руках не скольких лиц, чтобы сразу же по выходе, а может быть даже до выхода в свет, приобрести таковое в значительном количестве".

Шеститомник Писарева издавался Павленковым для того времени довольно большими тиражами. Вот почему эти книги нередко можно встретить в наших крупных библиотеках и на полках коллекционеров. Но одну книжку статей Писарева найти труд нее. Это "Дополнительный выпуск" к шеститомнику. В нем впервые была опубликована статья Писарева "Бедная русская мысль", которую так настойчиво не пропускала цензура, статья о романе Н. Г. Чернышевского "Что делать?", а также стенограмма "Литературный процесс по 2-й части сочинений Писарева". Этот отчет о процессе, как ни пытался Павленков опубликовать его в предшествующих изданиях, цензура всегда вырезала.

Дмитрий Иванович Писарев

Один из экземпляров "Дополнительного выпуска" я нашел несколько лет тому назад в Сибири. Любопытен он был тем, что его владелец (по-видимому, политический ссыльный) вклеивал между листов книги вырезки из статей Писарева, Плеханова. Здесь был и листочек с переписанным от руки отрывком из статьи Писарева о брошюре Шедо-Ферроти, за которую Писарев попал на четыре года в Петропавловскую крепость:

"Низвержение благополучно царствующей династии Романовых и изменение политического и общественного строя составляют единственную цель и надежду всех честных граждан России. Чтобы, при теперешнем положении дел, не желать революции, надо быть или совершенно ограниченным, или совершенно подкупленным в пользу царствующего зла.

Посмотрите, русские люди, что делается вокруг нас, и подумайте, можем ли мы дольше терпеть насилие, прикрывающееся устарелою фирмою божественного права. Посмотрите, где наша литература, где народное образование, где все добрые начинания общества и молодежи. Придравшись к двум -трем случайным пожарам, правительство все проглотило; оно будет глотать все: деньги, идеи, людей, будет глотать до тех пор, пока масса проглоченного не разорвет это безобразное чудовище. Воскресные школы закрыты, народные читальни закрыты, два журнала закрыты, тюрьмы набиты честными юношами, любящими народ и идею. Петербург поставлен на военное положение, правительство намерено действовать с нами, как с непримиримыми врагами. Оно не ошибается. Примирения нет. На стороне правительства стоят только негодяи, подкупленные теми деньгами, которые обманом и насилием выжимаются из бедного народа. На стороне народа стоит все, что молодо и свежо, все, что способно мыслить и действовать.

Династия Романовых и петербургская бюрократия должны погибнуть. Их не спасут ни министры, подобные Валуеву, ни литераторы, подобные Шедо - Ферроти.

То, что мертво и гнило, должно само собой свалиться в могилу. Нам останется только дать им последний толчок и забросать грязью их смердящие трупы".