Воронежский библиофил (В. Будаков)

Во всяком разговоре воронежцев о книге (если это не разговор о пресловутом "дефиците"), во всякой серьезной беседе о судьбах рукописного и печатного слова, книжных потерях и приобретениях всплывает обычно имя Олега Григорьевича Ласунского - литературоведа, краеведа, библиофила. Заходит ли речь о редкостном издании, повествующем об истории воронежской крепости на засечной черте, вспоминают, что экземпляр его есть в библиотеке Ласунского. Говорят и о других замечательных изданиях, о прекрасно сохранившихся переплетах, великолепных иллюстрациях, заставках и концовках. И пойдет рассказ о том, какой долгий путь выпал книге, прежде чем она легла на полку собирателя.

Еще четверть века назад ценнейшей библиотеки "книг о книгах", редкостной коллекции старинных рукописей, автографов, писем, экслибрисов - всего этого не было. Многое из того, что теперь с большим тщанием отреставрировано и хранится на застекленных полках, не так давно находилось у случайных лиц, пылилось по чердакам, в небрежении валялось где придется, готовое со дня на день бесследно исчезнуть.

Несколько лет назад, когда началось повальное собирание личных библиотек, один мой знакомый как-то заявил: "Чего их собирать, книги? Не лучше ли закупить библиотеку на корню, оптом?" Конечно же, такой "книжник" не поедет за тоненькой брошюркой в даль дальнюю, не станет выстаивать у прилавка букинистического магазина, не потратит свой отпуск (деньги и время) на приобретение нужного издания. Знакомый припомнился мне по контрасту с Ласунским, в котором настоящего библиофила узнаешь сразу. Тех, кого больше увлекает в собирательстве складирование книг от пола до потолка, когда тома как бы "удушают" друг друга,- тех в библиотеке Ласунского может постичь некоторое разочарование. Размерами она не поражает. Ибо, по мысли собирателя, подлинная библиотека красна не числом книг. "Парадоксально, но на первых порах собирательства,- говорит Олег Григорьевич,- моя библиотека была обширнее нынешней. Подписные издания, ходовые или яркие по внешности книги, - строгий отбор безжалостно вымел их..."

Хорошая личная библиотека - второе "я" владельца. Она не бездушная, застылая груда бумаги. Обогащая его духовную жизнь, она и сама как бы живет внутренней жизнью, находясь в непрерывном развитии. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку,- говорили древние мудрецы-диалектики. Точно так же нельзя дважды войти в одну и ту же библиотеку. Движение книг в ней послушно отражает динамику идейных и нравственных исканий библиофила.

Книговедение, краеведение, редкие и курьезные издания XIX - XX вв.- вот основные разделы сегодняшней библиотеки Ласунского. Остальное (рукописи, автографы, письма, экслибрисы, иконография) прежде всего дополняет главные линии. На протяжении пятнадцати лет Олег Григорьевич успешно занимается теорией, историей и методикой книгособирательства; в прессе, в библиофильских изданиях об этом говорилось не раз и подробно, поэтому здесь скажем о самом существенном.

Исключительный размах книгособирательства в нашей стране, возрастающее число библиофильских кружков, клубов, объединений означили как вопрос вопросов этическую сторону библиофильства. Ласунский размышляет об этом, и его статья "Нравственный облик библиофила" ("В мире книг", 1973, № 8) - не единственное тому свидетельство. Он встречался с библиофилами старшего поколения, хранившими воспоминания о своих предшественниках, таких, как Д. В. Ульянинский и А. П. Бахрушин, с "книжниками" молодыми, только расставляющими первые вехи в мире книг, и постоянно размышляет о формировании библиофила нового толка, взявшего все лучшее из традиций знаменитых российских собирателей.

Библиотека для Ласунского - одновременно и ученая лаборатория и, как говаривали встарь, "аптека для души".

Чего только не увидишь, например, в его книговедческом разделе! Тут монографии и сборники статей, каталоги, справочники, памятки библиофильских заседаний и другие летучие издания, указатели редких книг, журнальные и газетные вырезки, букинистические ценники, описания старых частных библиотек, многие из которых отсутствуют даже в классическом труде Д. В. Ульянинского. Здесь представлены в обилии особые экземпляры - именные, нумерованные, подносные, с владельческими надписями, в необычных переплетах... Словом, музей книги в миниатюре!

Продолжая лучшие библиофильские традиции, кружок "Воронежский библиофил", председателем которого является Ласунский, выпускает специальные библиографические издания. В рамках общего тиража делается небольшое количество нумерованных, именных экземпляров, переплетенных особым образом. Так появилось, например, четыре выпуска снискавшего популярность среди книголюбов указателя "Библиофильство на страницах русских журналов".

На книгах Ласунского наклеены экслибрисы. Чаще других можно видеть знак, исполненный киевским художником Георгием Малаковым: корабль в книжном море и на мачте - впередсмотрящий, вооруженный подзорной трубой. Великие книжные сокровища открываются ему...

Рассматривая экслибрис как свидетельство культуры книги и книжника, Ласунский организовал в Воронеже ряд выставок видных мастеров экслибриса (в частности, Г. А. Кравцова, А. И. Калашникова, Е. Н. Голяховского, Л. А. Литошенко, В. А. Фролова, К. С. Козловского и др.), сопроводив каждую обстоятельным каталогом. Издание библиофильской продукции - дело, необходимое сегодняшнему и, в особенности, завтрашнему дню книговедения. Поэтому кружок "Воронежский библиофил" систематически печатает иллюстрированные памятки своих заседаний (снабженные нередко художественно исполненными вкладками), различного рода библиографические указатели и т. п.

Экслибрисы библиотеки О. Г. Ласунского

В прошлом году по инициативе Ласунского была организована в Воронеже выставка редких книг, посвященная революционному движению.

К ее открытию вышел каталог с нумерованными экземплярами, один из которых, уже нарядно переплетенный и украшенный вырезками из газет, нашел приют на полках огромного шкафа, где теснится книговедческая литература. Оттуда, из глубин бездонного шкафа, собиратель извлекает одну за другой книжные жемчужины.

А напротив - три шкафа, которые образуют своего рода библиотечный ансамбль. Здесь находится "воронежиана". Собирание материалов по краеведению имеет принципиальное и несомненное значение. Мы должны держать в поле зрения книги, выпущенные в провинциальной глубинке и которым часто грозит забвение и гибель. Всегда ли мы проявляем понимание их историко-культурной ценности? Увы, далеко не всегда. В результате обедняем самих себя, свое прошлое.

Вот Острогожск, некогда знаменитый уездный город, "Воронежские Афины", пенаты Станкевича, Крамского, Маршака. Это знают многие. Но мало кто знает, что здесь, в небольших типографиях, печатались поэтические сборники, книги, брошюры. Чаще, конечно, брошюры, потому-то следов уездной издательской деятельности почти не сохранилось. Такое положение проясняет вопрос, почему Ласунский с особым усердием разыскивает именно тоненькие книжки, отдельные оттиски, буклеты и другую печатную мелочь. Монументальные издания, фолианты, подчас совершенно пустые по содержанию, владельцы обычно стараются сохранить, их просто жалко выбрасывать. Судьба же брошюры немногим лучше судьбы газеты: просмотрят и выбросят! При переездах, а также после смерти книголюба наследники избавляются прежде всего от них.

У Ласунского множество брошюр - все они переплетены просто, но любовно и надежно. Нередко встречаешь библиофилов-"гурманов", любое издание стремящихся упрятать под дорогой, роскошный переплет. Для воронежского собирателя переплет - это прежде всего защитная одежда книги, призванная сохранить ее для будущих поколений.

Но вернемся к краеведческому разделу библиотеки. Полка старинных книг... Темно-коричневые переплеты, налетом времени покрытые страницы... Первопечатные воронежские издания: болховитиновское "Описание Воронежской губернии" (1800), "Николая Унштета путешествия по обвороженному миру" (1801), "История державного ордена св. Иоанна Иерусалимского..." (1803). В этой коллекции раритетов провинциальной печати - первая памятная книжка для жителей Воронежской губернии, юбилейный сборник, изданный к трехсотлетию города, опыты безвестных местных литераторов, адрес- календари и путеводители. Вот золотообрезный экземпляр альбома "Очерк замечательных древностей Воронежской губернии" (1891) с предисловием и рисунками Е. Маркова - писателя, этнографа, художника. Рассматриваю рисунок редчайшего геологического памятника - легендарного Буил-Камня, читаю описание очевидца. Ныне Буил-Камня и многих других геологических и архитектурных памятников, о которых живописует книга, уже нет. Поэтому она приобретает для нас значение первоисточника.

Или, например, литографированный атлас Генерального штаба Российской империи, предназначенный для квартирмейстеров (1838). Дело даже не в том, что это особый экземпляр с печаткой "Депо карт". Когда рассматриваешь это необычное издание, читаешь названия городов и сел Воронежского края (в старом правописании), как бы преодолеваешь полуторавековую давность, незримо присутствуешь в том времени, в тех селах, где жили твои прадеды...

Самая большая ветвь на краеведческом древе библиотеки - кольцовиана, наиболее полная в нашей стране... Первое посмертное издание стихотворений поэта (1846) со статьей Белинского и знаменитой горбуновской литографией. Добролюбовское "Чтение для юношества. Алексей Васильевич Кольцов. Его жизнь и творчество" (1865) - глазуновское издание. Хрестоматия "Русская лира" (1860), ее открывают имена трех поэтов: Пушкина, Кольцова, Никитина.

На кольцовской полке можно увидеть множество невзыскательных, простеньких на вид сборничков, так называемых "книжек-копеек", отпечатанных на грубоватой бумаге, в мягких, лишенных всякого украшения обложках. Спрашивается, зачем они нужны, когда рядом стоят добротные академические издания воронежского поэта? А для того чтобы воочию убедиться в справедливости кольцовского титула - "народный поэт России".

Раньше кольцовские сборники часто дарили лучшим ученикам училищ и гимназий, делая на форзаце соответствующую надпись. В таких экземплярах есть свое очарование. Они - не только свидетельство любви к стихотворцу-прасолу, но и характерная примета ушедшего в прошлое быта.

Есть в библиотеке экземпляр полного собрания сочинений А. В. Кольцова под редакцией А. И. Лященко, изданного в Петербурге в 1911 г. Он испещрен разноцветными карандашными пометками. Этот экземпляр, имеющий музейно-архивную ценность, принадлежал известному ученому А. М. Путинцеву, лучшему знатоку кольцовской поэзии... Или еще одна не совсем обычная книга. Воронежский писатель Владимир Кораблинов, автор романа "Жизнь Кольцова", готовя свое произведение для переиздания, сделал на рабочем экземпляре многочисленные вклейки, сокращения, добавления и прочие авторские пометки. Перед нами как бы приоткрывается дверь в творческую лабораторию романиста.

Ласунский составил небольшую, но весьма ценную книгу, выпущенную в свет Центрально-Черноземным издательством: "Слово о Кольцове" (1969). Она представляет собой ответы видных советских писателей на специальную "кольцовскую" анкету. Им же подготовлен указатель литературы об А. В. Кольцове за 1951 - 1971 гг. Столь же богато представлено в библиотеке и имя другого поэта-земляка - И. С. Никитина. Это естественно. Кольцов и Никитин были неразрывны в сознании людей XIX в., неразлучны они и сегодня.

Прижизненные издания автора "Руси" (в частности, экземпляр с дарственной надписью А. П. Нордштейну), "Сочинения" Никитина (1878) из библиотеки А. С. Суворина, "Каталог библиотеки В. В. Юркевича, бывшей Никитина в Воронеже" (1887), никитинский трехтомник, подготовленный А. Г. Фоминым,- десятки книг, дающих верное и целостное представление о творческой судьбе поэта при его жизни и сегодня. Есть и вовсе забавные вещицы, вроде самодельного миниатюрного "издания" никитинского стихотворения "Засохшая береза", выполненного на бересте писателем-библиофилом А. И. Анушкиным (Ялта). Подраздел библиотеки, посвященный выдающимся поэтам-землякам, составлен по сути дела коллективными усилиями. Здесь много даров от иногородних друзей-книголюбов.

Еще один шкаф - редкие, ценные, чем-то выделяющиеся из общего ряда, издания. Книги в благородных старинных переплетах.

"Диянино древо, или Торжествующая любовь. Спб., 1792. Печатано в типографии И. Крылова о товарищи".

"Сын Отечества" за сентябрь 1812 г. Тревожный час России... Наполеоновское нашествие... В номере напечатаны благодарственные письма Кутузова к жителям Калуги.

Увесистый том с двумя экслибрисами на кожаном переплете. "Приключения Телемака, сына Улиссова, сочиненные Фенелоном" (Спб., 1805). На шмуцтитуле - выведенная старательной рукой надпись: "Подарена кадету Шефлеру за благонравное поведение и отличное прилежание 1824 года майя в 28-й день". Эпоха-то ведь какая! "Полярная звезда", декабристы, дух вольности. А тут - благонравный кадет Шефлер... "Собрание русских стихотворений...", изданное В. Жуковским (М., 1810). На форзаце надпись: "1825 года декабря 15 дня. Куплено в Санкт-Петербурге". Рядом приписка на древне-грузинском языке: "Книга сия принадлежит князю Закарию Орбелиани". В глаза бросается зловещий штрих: вчера - героическая и трагическая страница отечественной истории, восстание декабристов, гром пушек на Сенатской площади, а сегодня - деловая интонация сиятельного покупателя. А ведь приобретена книга, быть может, в лавке, в сотне шагов от Медного всадника, вокруг которого еще не смыты пятна крови.

За каждой книгой - колорит эпохи, человеческие судьбы. Вот "Двенадцать спящих бутошников. Поучительная баллада. Сочинение Елистрата Фитюлькина" (M., 1832). Экземпляр подарен вдовой собирателя И. Н. Розанова - К. А. Марцишевской. От души смеешься, читая эту язвительную сатиру на московских полицейских. Между тем, С. Т. Аксакову, который, будучи цензором, дал разрешение на выход ее в свет, было не до смеха: его отстранили от службы, а книгу конфисковали.

Перевод шекспировского "Короля Лира" (Спб., 1865) - экземпляр П. А. Ефремова, отпечатанный на тонкой бумаге разных цветов. Любая книга из ефремовского собрания - это праздник для библиофила.

А книги будто просят: "И на меня взгляни! Хоть минутку подержи в руках - не пожалеешь". Вот новейшее переиздание "Письмовника" Николая Курганова с замечательными иллюстрациями Н. В. Кузьмина. В экземпляр вклеен собственноручный рисунок художника, изображающий Курганова.

Или, скажем, вот эта книга. Футляр, две суперобложки, цельнотканевый любительский переплет, выкрашенный красной краской обрез. А внутри! Филигранная печать, элегантный шрифт, на отдельных листах наклеенные цветные иллюстрации. Это - "Суета сует", библиофильское издание рассказов И. А. Бунина, отпечатанное тиражом в 33 экземпляра. Ценность воронежского экземпляра возрастает еще оттого, что на форзаце наклеен автограф Бунина, присланный Ласунскому из Англии дочерью писателя А. И. Эртеля.

Встречаемся в библиотеке и с курьезными книгами. Одна из них: "Бессмертные звуки сердца. Стихотворения Н. Д. Немцова. С портретом автора. Борисоглебск, 1912". Полиграфически вполне пристойное издание, но стихи - лучше не читать: сугубо графоманские! На розовой бумаге - вкладка: "Поэт и драматург самоучка Николай Дмитриевич Немцов. Сочинение можно получить только от автора и его коммивояжеров". Видать, не давали покоя доморощенному провинциальному "поэту и драматургу" лавры Кольцова. На задней крышке переплета сохранилась наклейка, сообщавшая точный адрес сочинителя: "с. Копыл Ростошинской волости Борисоглебского уезда". Весь тираж находился, оказывается, на хуторе Немцова.

По-своему любопытна и такая "дамская" книжка - "Наши артистки о парфюмерии т-ва парфюмерной фабрики провизора А. М. Остроумова" (М., 1912). Выпущенная в целях торговой рекламы, она отразила нравы своего времени. Среди авторов, высказывающихся вполне восторженно о продукции провизора А. М. Остроумова, мы видим А. В. Нежданову, Н. В. Плевицкую и др. Тут же воспроизведены фотографии актрис и факсимильно - сами высказывания.

Разумеется, в библиотеке Ласунского - не только книги. Нельзя не подивиться подборке ранних воронежских экслибрисов. Библиофилами страны по достоинству оценен "Книжный знак" (1967) - интересная монография, в которой Ласунский исследует проблемы изучения и использования экслибриса. Экслибрис и его владелец составляют неразрывное целое, и так же как владелец должен ведать о своем знаке, так и последний должен "поведать" о своем владельце: в нем непременно должны быть отражены наклонности, пристрастия, сама сущность библиофила. Экслибрис, сколь бы ни был он высокохудожествен, нельзя отрывать от книги и рассматривать в сфере "чистого искусства". Книжный знак "действителен" прежде всего своей связью с книгой и ее обладателем. Этот вопрос не только теоретический, но и злободневно- житейский: сколько ныне развелось горе-коллекционеров, готовых живьем содрать экслибрис с любого издания, дабы упрятать в свои папки!

Значительную часть собрания Олега Григорьевича составляют, наконец, разные разности: коллекции старинных визитных карточек, фотографий из дореволюционных частных архивов, альбомов прошлого века, сатирических журналов 1905 - 1907 гг., исторических документов, воспоминаний и рукописных книг. Большое место занимают материалы литературного происхождения: рукописи, авторские корректуры, письма, списки произведений К. Рылеева, А. К. Толстого, В. Короленко, С. Елпатьевского, А. Н. Толстого, Б. Эйхенбаума, А. Веселого, Ф. Гладкова, И. Эренбурга, М. Исаковского, А. Прокофьева и многих других...