Тип рукописи

Исследователь византийских Менологов П. Мийович классифицирует греко-грузинскую рукопись в целом как Менолог уникального состава. Однако исследователь оговаривает, что он не изучал рукописи непосредственно и не имеет полного ее описания. Его определение следующее: "Рукопись Публичной библиотеки представляет собой уникальный пример иллюстрированного Менология с евангельскими чтениями, избранными тропарями и апокрифической перепиской Иисуса Христа и Авгаря Эдесского"^*.

^* (П. Mujoвuћ. Грузинские менологи..., с. 19.)

При этом исследователь считает традиционным дополнение Менолога пасхальным циклом и приводит ряд памятников, в которых Менолог имеет это дополнение: Синаксарь Захария Валашкертского XI в. (Тбилиси, А-648) и Евангелие с менологом XI в. (Ватикан, гр. 1156), менологи на фресках в церкви Николы Орфанос XIV в., в Старо Нагоричино 1317-1321 гг., Марковом монастыре (ок. 1370 г.) в Козий и Печи XVII в.^* Но в греко-грузинской рукописи пасхальный цикл Мийович указывает только среди иллюстраций V части рукописи, лицевого Менолога, где миниатюры чередуются с фигурами постоянных праздников "по порядку чтения", как в Евфимиевском Синаксире или рукописи Ватикана, гр. 1156, т. е. круг прямых аналогий сужается до двух памятников. Однако, пользуясь описанием того же автора рукописи Ватикана, гр. 1156^**, позволим сузить этот круг до одного памятника, Тбилиси, А-648, так как только в нем подвижные праздники пасхального цикла включены в общий ряд постоянных годовых праздников, а в рукописи Ватикана, гр. 1156, в годовом ряду их нет. Таким образом, по составу сюжетов этой части рукописи аналогична только рукопись Тбилиси, А-648, что и отмечено в нашем описании.

^* (П. Mujoвuћ. Грузинские менологи..., с. 20)

^** (См.: П. Mujoвuћ. Менолог, с. 257.)

Однако круг пасхального года передан в греко-грузинской рукописи также VI циклом миниатюр, соответствующим, хотя и не точно, евангельским чтениям Цветной Триоди, как показывает исследование этого цикла путем сравнения с настенными Менологами. Исходя из данных настенной росписи, можно и в христологическом, I цикле рукописи видеть иллюстрацию Цветной Триоди, а также евангельских чтений на Великий четверг, так как сюжеты, соответствующие этим чтениям, составляют основу данного цикла рукописи, а композиция "Небесной литургии", предваряющая страстные сюжеты, является, согласно толкованиям на литургию, их литургическим соответствием. Наличие других сюжетов в этом цикле не должно нас останавливать: как и в Марковом монастыре, сцены страстей дополнены изображением "Сретения", "Рождества", "Крещения" в виде иллюстрации текстов Четвероевангелия, читаемых на проповеди^*. Древнейший пример иллюстраций чтений на Великий Четверг находим в рукописи Ватикана, гр. 1156, где текст Евангелия, идущего перед Менологом, имеет миниатюру с изображением "Страстей" в шести композициях (л. 194).

^* (См.: П. Mujoвuћ. Менолог, с. 121.)

Таким образом, Цветная Триодь, важнейшая часть пасхального года, представлена в греко-грузинской рукописи достаточно полно, от "Воскрешения Лазаря" до "Избрания Петра", о котором читается в субботу, накануне дня Пятидесятницы. Иллюстрация Цветной Триоди проходит через все циклы, включая подвижные праздники II и V циклов, и именно они создают внутреннее единство рукописи. Знаменательно, что почти в середине ее объема, на л. 63 дается текст воскресного Евангелия (Иоанн, I. 1 -17), являющегося основным чтением этого литургического периода.

Иллюстрацию чтений по Цветной Триоди можно видеть и в менологах-полиптихах XI-XII в. Синайского монастыря^*, где на додекаптихе на обороте иконы с изображением Менолога за февраль имеется изображение "Страстей", на обороте Менолога за апрель - изображение "Чудес". На додекаптихе II сохранилась лишь одна оборотная сторона с изображением "Страстей". Греко-грузинский тетраптих имеет на одной оборотной стороне цикл "Чудес" и "Страстей Христовых", включающий и сюжет "Беседа Христа с самарянкой" и заключающийся такими характерными сюжетами, как "Сошествие во ад", "Вознесение", "Пятидесятница". К. Вейтцман назвал эти циклы смешанными циклами литургических и нарративных сюжетов. Циклы эти делают характерные акценты на "Чудесах" и "Страстях Христовых" так, что, несмотря на их сюжетную последовательность, нам представляется возможным видеть в них иллюстрацию Цветной Триоди. "Лишними" по отношению к чтениям этого периода будут только некоторые сцены "Чудес", но они могут дополнять цикл, не снимая с него иллюстративных функций по отношению к Цветной Триоди, как это мы наблюдаем в пасхальном цикле Николы Орфанос, при этом триодная последовательность сюжетов в этом фресковом цикле также не выдерживается.

^* (См.: К. Weitzmann. Op. cit., p. 297-304, fig. 301-307.)

Таким образом, можно сделать вывод о том, что пасхальный цикл греко-грузинской рукописи, представленный двумя типами изображений: в виде подвижных праздников, помещенных внутри годового круга Менология, и в виде самостоятельного цикла, представляющего страсти и чудеса Христовы, - имеет ближайшие аналогии в двух памятниках XI в., исполненных при участии грузинских мастеров и писцов (один в Иверском монастыре на Афоне, другой на Синае).

Изображение двунадесятых праздников в качестве дополнительного цикла к Меню логу известно на синайских Менологах полиптихах и в менологе Дмитрия Палеолога в Оксфорде. Последний пример особенно интересен, как аналогия греко-грузинской рукописи. Состав обеих рукописей еще более сближает наличие в последней жития Димитрия Солунского, представленного в миниатюрах. Этот цикл можно отнести к разряду избранных сюжетов, он связан как особым почитанием св. Димитрия в Солуни, так и соименного заказчику святого патрона. Это собственно второй случай, помимо греко-грузинской рукописи, дополнения Менолога избранным сюжетом, первый и древнейший - изображение "Страшного суда" на синайском тетраптихе. Следовательно, изображение праздников и избранных сюжетов, наряду с иллюстрациями Цветной Триоди, можно считать достаточно традиционным дополнением Менолога, что уточняет определение нашей рукописи Мийовичем. О типологической близости менологических частей греко-грузинской рукописи и рукописи в Оксфорде мы уже говорили - обе дают исключительные примеры менолога без текста, синаксарного или житийного.

Что касается текстов, которые присутствуют на страницах греко-грузинской рукописи, то они и вызывают наибольшее удивление у исследователя Менологов Мийовича: "Ни в одном известном до сих пор Менологии нет такой комбинации, ее можно объяснить только тем, что ленинградская рукопись больше, чем предыдущие рукописи этого жанра, была связана с практикой пения различных и многочисленных песнопений при поминовении святых. Другими словами, параллельно тому, как служба усложнялась и дополнялась поэзией, этот процесс находил свое отражение в иллюстрациях сборников с Менологием различными комбинациями евангельских, апокрифических, агиографических и других миниатюр. Как известно, стихи Христофора Митиленского сопровождают менологии в церкви Николы Орфанос в Солуни и в монастыре Трескавец близ Прилепа"^*. Мы, со своей стороны, можем добавить, что иллюминированные служебные Минеи и Стихирарии, которые, по определению Мийовича, по своему жанру близки Менологу^**, оказали свое влияние на последние своим опытом соединения на страницах рукописи изображения и гимна, сопровождающих службу в храме, в котором составители Менолога увидели возможность представить не столько день, который вспоминают, сколько день, в который вспоминают тот или иной праздник или подвиг святого, что связано как с усложнением службы и дополнением ее поэзией, так и с особым литургическим складом духовной жизни позднего средневековья.

^* (П. Mujoвuћ. Грузинский менологии..., с. 20.)

^** (Известны Стихирарии XII п. с изображением праздников на Синае и печатная праздничная Минея 1538 г. с гравюрами. См.: П. Mujoвuћ. Менолог, с. 204, 205.)

Таким образом, I, II, IV, V и VI циклы нашей рукописи, как и тропари ее текста, нашли свое место в ряду определений типа данной рукописи как Менолога, представляющего обе разновидности христианского года: месячную и пасхальную.

Однако в этот ряд не укладываются апокрифические части рукописи, третий цикл миниатюр с ликами святых, как и то странное обстоятельство, что циклы дублируют друг друга, так что постоянные годовые праздники показаны трижды, большинство святых также изображено по три раза, а особо избранные святые представлены по четыре и даже по пять раз. Перед нами Менолог, явно переросший свои прямые функции - обозначить дни христианского года, хотя бы и по двум его разновидностям: месячной и пасхальной.

Правда, Менологи, начиная с самых древних, имели несколько одновременных значений: как литургический сборник, содержащий указание на празднование тех или иных святых, и как книга для благочестивого чтения. С появлением лицевых Менологов во фреске, иконе и рукописи можно говорить о третьем значении Менолога - быть объектом молитвенного созерцания, каким является всякое иконное изображение. II. В. Покровский и Ф. И. Буслаев указали на четвертое значение иллюстрированных Менологов, называя их "иконописными подлинниками в обширном смысле, наряду с лицевыми Евангелиями и Псалтирями"^*. Именно на основе Менолога оформились специальные руководства для иконописной практики. Характерно, что русские составители иконописных подлинников прекрасно это осознавали, что и засвидетельствовали во вступлениях к подлинникам. "Сию книгу Менологиум или рещи Мартириум, еже есть величание на каждый день Святых в Лета Господня, восточный царь Василий Македонянин повеле письменными образы описать. И паки пространне той Менологиум изображен древле, греческими мудрыми и трудолюбивыми живописцами, во дни Юстиниана Царя Великого, егда созиждая премудрость слова Божия, великую церковь, земное небо, и ту 360 престолов, глаголют, создана быша, на кийждо день во имя святого храм, озлобление греческий скипетр и за разрушение прекрасных и драгих тамо вещей, много сих и в запустение приде, елико не остася, есть и до днесь в святой горе Афона и во иных святых местах писаны чудныя иконы святые месячные... с теж же месячных икон и сий подлинник живописцы списали словесно на хартиях... писано... от Рождества Христова год 1658"^**.

^* (Н. В. Покровский. Лекции по церковной археологии, читанные студентам СПб. Духовной академии. СПб., 1884, с. 2.)

^** (И. П. Сахаров. Исследование о русском иконописании. СПб., 1849, т. II (приложение), с. 4.)

Считаем, что в исследуемом нами греко-грузинском Менологе это четвертое значение подчиняет себе остальные, перестраивая состав традиционных частей Менолога и вводя в него дополнительные, собственно превращая рукопись в специальное руководство для иконной практики. Основанием для такого утверждения является, во-первых, насыщение рукописи различными иконографическими вариантами, для чего и вводится дублирование циклами друг друга, а также обширный цикл ликов святых, чего не знает ни один лицевой Менологий. При этом одни и те же сюжеты и лица предстают в разных иконографических или композиционных вариантах. Так, "Распятие" показано многофигурной композицией с тремя крестами и лаконичной трехфигурной композицией в пределах первого цикла, композицией с двумя предстоящими, где Богоматерь падает без чувств на руки близстоящей жены (второй цикл) и композицией с четырьмя предстоящими, где Богоматерь представлена с молитвенно поднятыми руками в сторону креста. Меняется во всех композициях и положение тела Спасителя: строго соответствующее форме креста, провисающее на кресте. Изображение Георгия, наиболее почитаемого в Грузии святого, проходит в рукописи пять раз: оплечное изображение в медальоне, в композиции "Чудо о змие", в парном конном изображении с Федором Тироном, в мучении на колесе и в Менологе, где он представлен в рост в воинских одеждах (л. 110 об.).

Изображение, как правило, трех вариантов иконографии основных праздников и святых проводится в рукописи предельно систематично, чему как раз способствует организация по циклам. Составитель рукописи нашел эффективный путь насыщения рукописи различными иконографическими вариантами, обращаясь при составлении циклов к разновременному и разнотипному материалу, что мы постарались выявить в своем описании рукописи. Первый цикл использует традиции монументального искусства XIV в., так что речь может идти просто о копировании отдельных композиций со степ храмов. Зависит от настенной росписи XIV-XV вв. и третий цикл, представляющий святых в полный рост и оплечно в медальонах. С иконными композициями конца XIV - XV вв. связан цикл праздников. В исполнении менолога мы установили связь с памятником XII в., скорее всего минейной иконой.

Конечно, повторяемость сюжета в пределах одной рукописи встречается и в других памятниках, как, например, в лицевых Четвероевангелиях или Псалтирях, где отдельные сюжеты повторяются до пяти раз. Однако, в этих повторах нет строгой системы, так как в Псалтири вообще отбор сюжетов выборочный, а в Четвероевангелиях, даже и таких обильных иллюстрациями, как Евангелие XI в. в Парижской библиотеке (Cousin, gr. 74)^*, далеко не все, даже основные сюжеты, повторены четыре раза, что зависит от наличия данного сюжета в том или ином тексте Евангелия, а также выбора художника. Кроме того, художник не ставит себе цели каждый раз предоставить новую иконографию, он ее переносит из текста в текст по два и даже по три раза. Ту же практику наблюдаем и в иллюстрации Псалтири^**, где один раз сюжет может быть представлен в полном иконографическом изводе, а в последующие разы будет изображаться той же самой, но усеченной иконографической формулой. Повторяемость сюжетов в греко-грузинской рукописи носит совсем другой характер: она проведена последовательно, и постоянно видна забота составителя об изображении сюжета в самостоятельном иконографическом варианте.

^* (См.: Н. Отоnt. Op. cit., I-II.)

^** (Например, Киевская псалтирь и весь ряд Псалтирей, которые она представляет. - См.: Г. И. Вздорнов. Исследование о Киевской псалтири. - "Киевская псалтирь". М., 1078.)

Далее, именно в рамках иконографического подлинника естественно и оправданно совмещение нескольких иконографических тем в одну искусственную композицию, не имеющую художественной жизни вне пределов данной рукописи. Мы имеем в виду совместное изображение "Причащения апостолов" и "Службы св. отцов" в первом цикле. Также в рамках подлинника понятна и искусственно составленная композиция "Деисуса" на л. 62, неизвестная за пределами нашей рукописи. Обе эти композиции в рукописи являются некими суммами, маленькими частными сводами, дающими художнику количественную экономию числа композиций.

Сама связь с фресковыми ансамблями и иконами, отмеченная выше, приобретает в иконописном подлиннике, каким мы видим нашу рукопись, особый смысл; рукопись не только заимствует фресковые и иконные композиции, по и предлагает образцы для исполнения монументального ансамбля и икон. Особенно полно наша рукопись предлагает образцы для монументальной росписи. Действительно, исходя из системы росписи храмов XIV-XV вв., мы находим здесь темы и для росписи апсиды: "Деисус", "Небесная литургия", "Причащение апостолов", "Служба св. отцов"; для жертвенника - "Не рыдай мене мати"; для купола - изображение Христа из "Деисуса", которое легко может быть изменено в поясное, и пророков в рост (Менологий), и ангелов в рост (Менологий); для стен храма - праздники, проходящие в рукописи трижды, изображения святых в рост (II цикл); для сводов и арок - лики святых в медальонах (III цикл), чудеса и беседы Христовы (VI цикл).

До сих пор мы доказывали свою мысль о принадлежности греко-грузинской рукописи типу иконописных подлинников априорно, исходя из состава рукописи и общего представления об архетипе, который нам представляется как нечто структурное, предельно построенное, так как только при таком построении можно дать в идеале полную сумму иконографических образцов, составление которой есть основная задача подлинника. Его вторая задача состоит в том, чтобы предлагаемые образцы наиболее коротко и точно по возможности объяснить, - и эту вторую задачу исполняют в нашей рукописи тексты тропарей и кондаков праздникам и отдельным святым, написанные в рукописи по-гречески и по-грузински, которые являются некой поэтической словесной формулой, выражающей суть отмечаемых церковью событий^*. Сходную задачу, но на ином, повествовательном уровне исполняют тексты апокрифов, содержащие характерные подробности этих событий и описание внешности Богоматери и Христа.

^* (О значении гимнографии в сложении иконографических композиций см.: О. Подобедова. К вопросу об источниках иконографии средневековой книжной иллюстрации (по материалам некоторых армянских рукописей). - "II Международный симпозиум по армянскому искусству". Ереван, 1978. Там же библиография.)

Теперь попробуем найти аналогии греко-грузинской рукописи среди реальных сохранившихся иконописных подлинников. Долгое время считалось, что византийских лицевых подлинников время нам не сохранило. Западные книги образцов, относящиеся к XII, XIII вв., представляют собой прориси композиций, собранных довольно в случайном порядке. Однако благодаря исследованиям К. Вейтцмана в настоящее время в науке устанавливается новый взгляд на проблему образцов. Вейтцман выявил ряд памятников XI-XII вв., элементы которых, без сомнения, имеют специальную функцию образца. Так, в греко-грузинском тетраптихе - Менологий на плоскости с иллюстрацией Цветной Триоди - в верхнем ряду имеется пять богородичных изображений, четыре из которых являются копией прославленных икон: "Никопея", "Влахернитисса", "Одигитрия", "Агиосаритисса" и малоизвестная "Киментисса". "Нет никаких сомнений, - пишет Вейтцман, - что четыре богородичных образа сохранялись, как образцы, которые художник трансформировал в миниатюрный стиль"^*. Этот пример тем более интересен, что мы имеем Менологий с особым выделением функции иконописного подлинника, и Менологий этот разросся до трех циклов (см. выше), чем особенно близок нашей рукописи. В этом памятнике мы как бы наблюдаем начальный процесс сложения иконописного подлинника на основе менология развитого типа.

^* (К. Weitzmann. Op. cit., p. 180. )

Другие примеры образцов К. Вейтцман находит среди рукописей светского содержания того же XI в. - латинская Психомахия Пруденция, имеющая после текста 17 сцен, размещенных на десяти страницах. Исследователь пишет: "Изоляция сцен от текста могла иметь причиной то, что данные рисунки являлись иконографическими образцами для художников, работающих в другом материале"^*. Далее Вейтцман описывает ряд византийских научных трактатов, иллюстрации которых скомпонованы отдельно от текста, на страницах, поделенных в виде сетки, и высказывает мысль о том, что "этот тип полностраничной иллюстрации становится в потенции книгой образцов, которой, конечно, пользовались в средние века"^**. Нам особо интересно в этом пассаже то, что четкое деление страницы в виде сетки, каждая ячейка которой заполнена изображением, связывается исследователем на основе наблюдения научных трактатов средневековья с полнотой иконографических изображений, и именно вследствие этого рукопись, насыщенная такого рода изображениями, может перерасти в книгу образцов. Именно подобное деление, хотя и с текстом в отдельных клеймах, свойственно организации страниц второго цикла миниатюр греко-грузинской рукописи. На этих примерах ряд византийских подлинников, еще собственно не сложившихся окончательно, иссякает, но и они частично подтверждают наше определение греко-грузинской рукописи.

^* (К. Weitzmann. Illustration in roll and codex. Princeton, 1947, p. 93. )

^** (К. Weitzmann. Illustration in roll and codex. Princeton, 1947, p. 95.)

Русские лицевые подлинники датируются XVII в., и древнейший из них, Строгановский^*, представляет собой прориси отдельных сцен и изображения святых, собранных в календарном порядке. Его отличие от лицевых святцев состоит только в отсутствии цвета, который указан словесно, и только ото отличие делает его особым руководством для иконописной практики.

^* ("Строгановский лицевой иконописный подлинник". М., 1869.)

Первый Сийский подлинник середины XVII в.^*, предлагающий также изображения в прорисях, представляет собой уже сложное образование, где предпринята попытка систематизации обширного иконографического материала и где присутствуют разные иконографические изводы одних и тех же сюжетов. И по своим задачам, и по своему объему (содержит свыше 500 композиций) первый Сийский подлинник сопоставим с греко-грузинской рукописью.

^* (Н. В. Покровский. Указ. соч., с. 410.)

Здесь мы встречаем и распределение одной композиции на двух, трех самостоятельных листах: "Благовещение" распределено на двух листах, "Причащение апостолов" - на трех листах^*. Последняя композиция разделена по-иному, чем соответствующая композиция на трех листах греко-грузинской рукописи, но принцип передачи фризообразной композиции тот же. Основные сюжеты представлены в этом подлиннике в пяти-шести иконографических вариантах.

^* (Н. В. Покровский. Лицевой Сийский иконописный подлинник вып. 1. СПб., 1894, б. п.)

Наиболее близкий нашей рукописи по принципу организации материала можно назвать второй Сийский иконописный подлинник^*, который представляет собой обширный сборник. В первой его части - ряд статей: притча о временах года, о названиях месяцев, о вселенских соборах, о технике иконописания. Во вторую часть входят статьи о внешности Христа и Богоматери, о кресте, о Софии и изображения в виде прорисей: полные святцы и избранные сюжеты и святые. Составил сборник чернец Никодим, ему принадлежит переписка текста и исполнение отдельных рисунков. Во втором Списком подлиннике мы видим чередование текста разнообразного характера и изобразительного материала, ядро которого составляют святцы и добавочный цикл избранных сюжетов и отдельных святых, однако, эти добавочные циклы более хаотичны, чем в греко-грузинской рукописи.

^* (Н. В. Покровский. Лекции..., с. 412.)

Существуют еще, как известно, толковые подлинники, греческие и славянские (западные мы оставляем в стороне). Они обильнее количеством, более выражены в смысле структуры и, как нам кажется, определяют закономерность иконописного подлинника вообще.

Древнейшим греческим толковым подлинником можно считать рукопись XII в., хранящуюся в Парижской Национальной библиотеке (Cojsl. 296)^*, часть которой перевел на русский язык и издал Порфирий Успенский. Это рукопись сложного состава, имеющая статьи о внешнем виде святых, об отдельных иконах (образе Богоматери Лиддской, о виритском образе, об иконе Христа, перенесенной в Рим), о гробнице Христа, о строительстве св. Софии, анонимные повести о жизни Марии, Иоанна Предтечи, отдельные жития, святоотеческие Слова, а также одно евангельское чтение и отрывок из Литургии. Оригинальное название изданной им статьи сборника Порфирий Успенский перевел так: "Отрывок из церковноживописных древностей Елпия Ромея о внешнем виде святых мужей и жен"^**. Порфирий же Успенский доказал прямую зависимость этой рукописи от толкового Синаксаря.

^* (См.: Н. Omont. Inventaire sommaire des manuscripts grecs de la Bibliotheque Nationale, v. III. Paris, 1885, p. 172-174.)

^** (n Труды Киевской духовной академии, т. II. Киев, 1867, с. 264-268.)

Таким образом, и Буслаев^* и Григоров^** были неправы, когда выводили толковый подлинник из надписей лицевого подлинника. Видимо, надо признать справедливой мысль Н. В. Покровского^*** о том, что процесс оформления толковых подлинников шел параллельно образованию лицевых подлинников. Можно добавить, что структуры при этом устанавливались близкие.

^* (См.: Ф. И. Буслаев. Общие понятия о русской иконописи. М., 1866, с. 26.)

^** (См.: Д. А. Григоров. Русский иконописный подлинник. СПб., 1887, с. 51.)

^*** (Н. В. Покровский. Лекции..., с. 416.)

В рукописи XII в. описание внешности святых располагается по ликам святости. Именно этот принцип организации статей лежит и в основе поздних греческих толковых подлинников: Ерминии, написанной на Афоне после 1566 г.^*, и знаменитой Ерминии Дионисия Фурнаграфиота^**, составленной в XVIII в., видимо, по более древним образцам. II в тон и в другой рукописи вкупе описаны евангельские сюжеты и отдельно сюжеты избранные и особенно подробно - лики святых. Именно по этому принципу скомпонованы I, II, III и IV циклы миниатюр греко-грузинской рукописи. Правда, в обоих толковых подлинниках все сюжеты изображения координируются еще указанием на их местоположение на стенах храма, которое никак не выражено в нашей рукописи. Однако, безусловно, греко-грузинская рукопись являлась руководством именно стенному письму, как и обе поздние греческие Ерминии. Интересным совпадением греческих Ерминии и нашей рукописи можно признать и тот факт, что последняя содержит развернутый текст Повести об Авгаре, - в Ерминии же Дионисия неоднократно вспоминается предание о Нерукотворном образе и Христос нарекается "истинным наставником в искусстве иконописания".

^* ("Труды Киевской духовной академии", т. IV. Киев, 1867, с. 140-192.)

^** ("Труды Киевской духовной академии", т. I, II, III, IV, XII. Киев, 1868.)

Правда, в греческих Ерминиях содержатся обширные технологические наставления, которых нет в греко-грузинской рукописи, но подобных наставлений нет и во многих русских иконописных подлинниках.

Именно русские толковые подлинники уточняют для нас типологию греко-грузинской рукописи. Ядро ее составляет, как и русских лицевых подлинников, Менологий. Кроме того, имеются статьи самого разнообразного характера и, в первую очередь, описания двунадесятых праздников, лика праотцев, лика пророков, статьи о внешнем виде святых мужей и жен, о внешнем виде Спасителя и Богоматери^*. Последние статьи прямо отвечают апокрифической части афонской рукописи. Включают русские подлинники и молитвы из чина богослужения. Суммированный состав русских толковых подлинников прямо соответствует общему составу текста и живописных циклов греко-грузинской рукописи.

^* (Д. А. Григоров. Указ. соч., с. 111-125.)

Содержат русские толковые подлинники и аллегории месяцев, которые в некоторых из них изображены и изображены в цвете, - Григоров даже называет наличие аллегорий месяцев особенностью русских толковых подлинников^*. О том, что эта тема весьма заметна в миниатюрах греко-грузинской рукописи, достаточно говорилось выше. Кроме того, русские толковые подлинники - это, как правило, маленькие кодексы в 8° и 12° долю листа, т. е. имеют вид личных книг, удобных в употреблении. Малый размер греко-грузинской рукописи также роднит ее с русскими толковыми подлинниками.

^* (Д. А. Григоров. Указ. соч., с. 14.)

Таким образом, состав греко-грузинской рукописи получает свое полное объяснение только в рамках иконописного подлинника и имеет себе аналогии среди подлинников византийских и русских, лицевых и толковых. Мы признаем в этой рукописи греко-грузинский лицевой подлинник, исполненный на Афоне около 1500 г.

Эту датировку можно и уточнить: в менологической ее части, включающей подвижные праздники, "Благовещение", празднуемое 25 марта, изображено между "Распятием" и "Воскресением" (л. 106 об.), следовательно день Пасхи падает на 2G марта, что по пасхалии соответствует 1497 г.^* Аналогию подобной связи рукописи с годом ее создания дает практика составления русских Чиновников, где триодная часть также введена в месяцесловную, и, таким образом, даты подвижных праздников точно определены, что, в свою очередь, дает возможность установить год их написания^**.

^* (Определено по статье: А. Н. Зелинский. Конструктивные принципы древнерусского календаря. - "Контекст. 1978". М., 1978, с. 6-62.)

^** (А. П. Голубцов. Чиновники московского Успенского собора и выходы патриарха Никона. М., 1908, с. XVIII-XIX.)

Предлагаемая нами точная датировка греко-грузинской рукописи - 1497 г. - подтверждается и тем, что две вышеуказанные грузинские рукописи, близкие по стилю нашему сборнику, созданы в 1495 и 1504 гг.