Азбуковники как памятники книжной культуры (Л. С. Ковтун)

Переводы и правка рукописных книг, а также экзегетика не могли не сочетаться с наблюдениями над семантикой слов, поэтому словарные опыты столь же древни, как и названные виды работы.

К периоду, когда сложился тип словаря, получивший наименование алфавитов, или азбуковников, т. е. к концу XVI в., русская лексикография имела многовековую историю. Глоссы и интерполяции накоплялись при толковании текстов Писания, при подготовке проповедей и переводе различных сочинений (богословских, дидактических, исторических и т. д.), при копировании, исправлении и редактировании их. Толкования слов выписывались и в виде отдельных перечней, которые становились все обширнее. Утрачивая по мере развития церковную ориентацию и подсобный характер, словарное дело обретало самостоятельность.

Ко времени появления азбуковников у нашей лексикографии были немалые достижения^*. Они относятся и к содержательной, собственно языковедческой стороне, и к технике словарного дела, т. е. связаны и с уяснением понятия слова и лексического значения (вариантность звуко-буквенного состава лексем, их внешние и внутренние, символические смыслы, соотношение разноязычных эквивалентов и т. д.), и с вопросами организации и размещения словарного материала. В азбуковниках приемы описания слов были уже достаточно разработаны. Разветвленность и многообразие их видны и в порядке следования статей (азбучный в соединении с тематическим), и в наличии связующих отсылок между отдельными статьями, и в наборах словарных помет и знаков (указаний на языковую принадлежность слов, на расхождения в их иноязычных написаниях, на литературные источники и т. д. и т. п.).

^* (Л. С. Ковтун. Русская лексикография эпохи средневековья. М.-Л., 1963; она же. Лексикография в Московской Руси XVI- XVII вв. Л., 1975.)

Иначе говоря, словарь формировался как филологическая и энциклопедическая книга справочного характера.

Заметим, что терминами "азбуковник" или "алфавит" книжники XVI в. и последующего периода (XVII, XVIII вв.) называли не только словарный свод, представлявший собой собрание данных по алфавиту иностранных и славянских слов, почерпнутых из наиболее читаемых авторитетных сочинений, но и тип сборников, в которых обширный свод такого рода занимал главенствующее место.

Как пример рукописной книги названного типа здесь будут разобраны два сборника из коллекций Гос. Публичной библиотеки - ранний, но уже вполне сложившийся вариант кратких азбуковников (эта разновидность, свыше двух тысяч статей, предшествовала пространной, более пяти тысяч статей)^*. Оба сборника еще не имеют заголовка "Азбуковникъ (или алфавит) иностранных речей", каким снабжены более поздние кодексы. Первый из них - ГПБ, Q.XVI.1, список 1636-1637 г.^**, второй- ГПБ, Пог. 1143, список не позднее 1605 г.^***. Алфавитные словарные своды в них представляют собой две редакции одного и того же текста и восходят к протографу, возникшему во второй половине XVI в. В сборнике ГПБ, Q.XVI. 1, лл. 1-219, азбучный словарь расположен на лл. 1-116 об., т. е. занимает несколько более первой его половины. Рукопись писана беглым полууставом^****, двумя почерками (одним из них - лл. 1-141 об. и конец сборника, другим - лл. 142-162). Из этого следует, что весь словарный свод с предисловием и послесловием писан одной рукой. Затем оставлены два пустых листа, видимо, для добавления глосс, после чего тем же писцом написаны еще два словаря: с лл. 118 до 123 об. - "Сказание речем недоведомым"^*****, одна из многих словарных компиляций XVI в., которые предшествовали азбуковникам^******; к "Сказанию" присоединен без названия словарь символики Псалтири (приточник), имеющий в других списках заголовок "Толк о неразумных словесех"^*******. Он отделен от предшествующего текста тем, что его первая статья "псалтырь красен з гусльми" написана киноварью. Этот словарь занимает л. 123 и еще две строки. Вслед за ним (лл. 123 об. - 134 об.) идет ряд толкований и статей, не имеющих прямого отношения к языкознанию: "Святаго Василия толкованiе священническаго чина", а также "Толкование есть о соборнеи апостолстеи церкви божии" и "От Никона ж наречена бысть Тактикой", после чего еще один отрывок из сочинений Василия Великого и две статьи, посвященные ересям: "О богумилеве ереси" и "о ересех латынскых" (послание константинопольского патриарха Михаила к патриарху антиохийскому Петру), а затем фрагмент из Номоканона ("Моноканон"). После упомянутых статей идет запись, сделанная тайнописью ("Аще хощеши уведати приведшего Лаодикииское послание..."), в ней названо имя Федора Курицына, а вслед за этим философское истолкование букв, текст послания и таблицы, дающие соотношения между буквами (гласные и согласные представлены как "столпи", "плоти", "приклады" и "души") (л. 136 об. - 141 об.)^********.

^* (Л. С. Ковтун. Лексикография в Московской Руси..., с. 206-258.)

^** (Датирован в кн.: Н. А. Казакова, Я. С. Лурье. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI века. М.-Л., 1955, с. 261.)

^*** (Л. С. Ковтун. Лексикография в Московской Руси..., с. 66.)

^**** (В работе А. В. Пруссак квалифицирован как полуустав XVI в. (А. В. Пруссак. Описание азбуковников, хранящихся в рукописном отделении имп. Публичной библиотеки. СПб., 1915, с. 22).)

^***** (Первая статья "Сказания": Иисус - спас, последняя: спирокифрия - кошница или спирида.)

^****** (Л. С. Ковтун. Лексикография в Московской Руси..., с. 210-220. Сходная компиляция из сборника старца Вассиана Кошки середины XVI в. (ГБЛ, Муз. 1257) издана в той же книге, с. 263-267.)

^******* (Опубликован по семи спискам XVI в. и трем спискам XVII в. в кн.: Л. С. Ковтун. Русская лексикография эпохи средневековья, с. 432-434.)

^******** (Подробнее о Федоре Курицыне в книге: Н. А. Казакова, Я. С. Лурье. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI в.)

Следующая часть текста (лл. 142-162) писана почерком второго писца. С нее и до конца сборника идут статьи, посвященные вопросам правописания, акцентуации и грамматики. Присоединенные к таблицам Федора Курицына, они развивают языковедческую тему, выступающую в этот период еще в слиянии с философией и религией. Известную самостоятельность этому разделу сборника придает то, что в начале его идет "Предисловие о буковнице рекше о азбуце" (л. 142). За ним следует текст: "Сила существу книжного письма" ("Святыхъ аггелъ и святыхъ апостол и священных архиепископ покрыто пишут, спрячь под възметомъ, понеже что покрыто пишется, то свято...", лл. 142-162)^*. В конце текста идет небольшое послесловие, оно выделено лишь тем, что заглавная буква слова "Блюди" писана киноварью ("Блюди писателю прилежно и внемли без лености..."). Оборот л. 102 оставлен пустым, после этого пропуска, снова первой рукой писаны заключительные статьи (лл. 163-219 об.): "Надписанiе языком словенъским о букве и о ея писменех, рекше о азбуце и о ея словех", "Имена знамешю книжного писания", "Написанiе языком словенским о грамоте и о ея строенiи, в ней же о букве и о ея строенiи" (вопросы учителя и ответы ученика), "Простописанъныя буквы младенъческаго наказанiя, сiиречь грамотiи, начало алфа", "Написаниe о паденiяхъ с тонкословием известие словесъ" (на нижнем поле л. 208, где заканчивается эта статья, написано киноварью: "от осмочастнаго разумения", а на боковом его поле: "Дамаскин"), "Объявленiе членовнаго прообразованiя словесного сложенiя", "Преподобнаго богоносного отца нашего Iоанна Дамаскина сказание о осми частях слова; по вопросомъ ответы, вопросы ученическая, ответы учительская"^**.

^* (Эти правила написания титлов соотнесены со словарным сводом словами об отпадших ангелах и богах идольских, которых надо писать без покрытия: "их же явьствене описахомъ в алфавите семь".)

^** (О грамматических статьях ГПБ, O.XVI.1 и O.XVI.2 и др.: И. В. Ягич. Рассуждения южнославянской и русской старины о церковнославянском языке. - "Исследования по русскому языку", т. 1. СПб., 1895, с. 305, 320, 324, 391, 955.)

Строение рукописной книги ГПБ, Q.XV 1.1, типично для азбуковников, называемых в научной литературе "грамматическими", хотя они и различаются по набору статей.

Сборник ГПБ, Пог. 1143, где помещена вторая редакция азбучного словаря, также имеет филологическую направленность, однако состав его совсем иной. В статьях сборника в основном проявлено внимание к возможностям варьирования слов и оборотов речи при переводе текстов. Сборник писан одной рукой, беглым полууставом, изящным и очень убористым почерком. В отличие от первого сборника он не в восьмую, а в четвертую долю листа. Большую его половину, как и в рукописи ГПБ, Q.XVI.1, занимает словарный свод^* (он размещен на лл. 21-56, при общем объеме в 67 лл.). В начале его (лл. 1-1 об.) дано Предисловие к Псалтири, писанное Нилом Курлятевым, переведшим это сочинение в 1552 г. в Троицкой лавре совместно с Максимом Греком. В Предисловии рассказано об обстоятельствах, при которых возникла мысль о переводе, и о его преимуществах в сравнении с более ранним. Вслед за этим идут выписки из псалмов и псаломских песен - фразы, подвергшиеся правке при новом переводе. Далее (лл. 20 об. - 21) приведены статьи, в которых выясняется значение терминов "краегранiе" (акростихида), "кафизма" и "стихология", что также связано с темой Псалтири (ответы Максима Грека). На л. 21 находим датирующую запись, из которой следует, что сборник писан в царствование Бориса Годунова. После нее и идет лексикографическая часть: "Предисловие алфавиту иностранных речеи..." и словарный свод. л. 56 об. оставлен пустым, а в заключение даны статьи, посвященные теме пасхалии, названные "Сказание пасхалии сей" и "Сказание, что ради в сей пасхалии ставлены во всякой графе, рекъше клетце, красные слова". На с. 57 об. киноварью нарисована и обведена рамкой небольшая рука, указывающая на пасхальные таблицы. Вслед за этим (лл. 58-67) идут эти таблицы, причем на л. 57 об. скорописью сделано несколько записей, относящихся к расчету пасхалии, на свободной трети 61 л. крупной, более поздней скорописью выведено: "слова греческого ключа против наших ключевых слов" (следует два столбца букв)^**.

^* (Сборник ГПБ, Пог. 1143, принадлежал П. М. Строеву и имеет новый переплет, однако нарушений в составе включенных статей нет.)

^** (Подробнее о втором переводе Псалтири Максима Грека и Предисловии Нила Курлятева см.: Л. С. Ковтун. Лексикография в Московской Руси..., с. 65-90.)

Таков состав этих двух сборников. Несколько подробнее остановимся на приемах подачи материала в самих азбуковниках, теперь уже понимаемых как словарные своды. Как первая, так и вторая редакция словаря предварены предисловием, разъясняющим причины, побудившие к его составлению. Потребность в нем показана на примерах неверного перевода слов ("лифостротон, гаввафа, голгофа, нардопистики, гаггрена, стомах" и подобные сим). Составитель хочет помочь читателю и предостеречь тех, кто без знания языков попытается "своеумием" объяснить иноязычные слова: "Како бо кто может иностранный речи толковати не преже углубив ум свои во святых писанiих, ниже иностранными глаголанiи навык?" (ГИБ, Q.XVI.1, л. I). При второй редакции предисловие сокращено, в значительной степени снята и его полемическая заостренность^*.

^* (Л. С. Ковтун. Лексикография в Московской Руси..., с. 225-232.)

Для анализа процесса отработки словарной техники важнее раздел, идущий вслед за Предисловием. Он назван "Сказанием" и посвящен раскрытию помет о языковой принадлежности слов. Пометы, или "надписания", даются в виде сокращенных обозначений, которые пишутся над словами. В первой редакции писец словесно описывает эти пометы. Инструктивный текст предстает в следующем виде: "Сказание, еже что являют, иже в сем алфавите над некоими речьми червления буквы, еже есть сице: аще над коею речию аз, та речь по арменски, аще ли над которою глагол красен, та речь гречески, есть и веде, та евреиски, есть с людми, та еллински, иже иверски, люди со азом латынски, люди да иж литовски, мыслите со азом македонъски, мыслите со ижем мидски, покои да есть перъсидски, рцы да иж римски, рцы да икъ руски, слово да есть сербьски, слово да иж сирски, слово да како скифьски, слово да люди словенски, вердо татарски, хер ханаанъски, чески i иных язык" (ГПБ, Q.XV 1.1, лл. 5, 5об.), концовкой "ческиi иных язык"^* автор "Сказания" указал на открытость списка, на то, что число языков и число помет может оказаться и иным, и большим.

^* (Описание пометы отсутствует.)

При второй редакции пометы даются не описательно, а зрительно, в том виде, в каком они представлены в корпусе словаря. В этом варианте текст выглядит так:

(ГИБ, Погод. 1143, л. 22).

¹⁶ ("Ар" - арапски (пример первой пометы).)

Итак, пометы написаны киноварью над каждым из перечисляемых языков, красным дан также заголовок и слова "зри ар". Между названиями языков стоят киноварные точки (в варианте первой редакции красным писана только заглавная буква слова "Сказание", с помощью которой выделена вся эта часть инструктивного раздела). Составитель нового варианта текста добавил в перечне несколько языков: арапски, египетски, евхаитски, ефиопъски, жидовски и пермски. В связи с этим изменились и сами сокращения. Для обозначения армянского языка одной буквы уже оказалось недостаточно, так как надо было его отграничить от "арапского" языка, поэтому появились две пометы: "арм" и "ар". Для "иверского", т. е. грузинского языка предпочтено надписание "ив" (место "и"). Для персидского языка - "прь", а пометой "пе" обозначен "пермский"^*.

^* (Некоторые перемены наблюдаем и в самом перечне: указания "сербски, сирски, скифски" даны в обратном порядке. Названия языков остались без изменений, но вместо "мидски" предпочтен вариант "мидонски".)

Итак, в "Сказании" обозначены принятые в двух редакциях анализируемого азбуковника языковые пометы. Однако в самом корпусе словаря они стоят не при всех словах, и это тоже надо было объяснить. Следующая часть словарной инструкции как раз и посвящена этой теме:

"Въдомо буди, яко в сем алфавите есть некия речи, не описаны по коему языку глаголются, i аз те речи, яко ж в писаннiи толкованы обретох, тую и зде с надписанием поставих^*, не смею что от себе приложити" (ГПБ, Q.XV 1.1, л. 5об.). Это заявление лексикографа может показаться наивным^**, но составители азбуковников были в основном весьма сведущими людьми (справщики, переводчики, печатники)^***. В предисловиях к своим трудам они ясно определили и причину их создания, и метод, которым они осуществлялись. В книгах, переведенных с других языков, "многи речи нам словяном неудобъ разумны обретаются". Иноязычные слова требуют истолкования: "понеже ова от них в наших книгах положена сирски, ова ж евреиски, и римски, еллински и египетски, сербьски и скифски, и иных языков многих, их же древний преводницы ли не удоволишася, или не потщашася на русский преложити языкъ". Далее в Предисловии сказано, что такие толкования в книгах есть, однако надо собрать их и разместить в удобном для справок порядке: "Их же от многих святых книг, еще же и от философа Максима Грека, святыя горы инока, толкованы изообретше, елико возмогохом, зде та по алфавиту положихом" (ГПВ, Погод. 1143, л. 21). Так и делал каждый из собирателей. Надлежало разыскать и объединить глоссы и развернутые толкования, рассеянные на полях и между строк в книгах не только авторитетных, но и относящихся к длительному периоду в шесть веков (с XI в. по XVI в. вкл.). Объем и значительность труда вызвали его ограничение. Правило приводить материал в том самом виде, в каком он встретился в источниках, стремились соблюдать, так как, изменив что-либо однажды или в ряде мест, лексикограф принимал на себя ответственность и за все другие факты. А этого он сделать не мог при том обилии разнородных статей, которые оказались в его распоряжении. Типы их зависели и от хронологии источника, и от традиций перевода и экзегетики, и от богословских концепций, причем малейшее отступление от канонов грозило обвинением в ереси. Принцип буквальной передачи показаний источника был для лексикографии этого периода ведущим. Именно в нем, в частности, объяснение и дублетных наименований ряда языков, которые находим в азбуковниках и которые не раз озадачивали исследователей (еврейский - жидовский, еллинский - греческий и т. д.), а также и наличия или отсутствия при словах сведений об их языковой принадлежности. В "Сказании" приведены примеры слов, которые, хотя и истолкованы в том или ином источнике, но без ссылок, из какого языка они взяты. Библиографические сведения, даваемые при этом лексикографом, рассчитаны на то, чтобы снять с себя вину в пропуске таких указаний. "А еже без надписания суть сия..., - читаем в первой редакции анализируемого текста, а еже коего языка та речь, сего не объявлено". И другой пример, опять-таки с точной библиографией, отсылкой к сочинениям, из которых выбрана глосса: "и паки во еуагглiих, и во Ефеме Сирине, в (98) слове власфимия толкуется хула, а еже по коему языку та речь, сего не пишет" (ГПБ, Q.XV 1.1, л. 5об.). Итак, все, как в источнике. Настойчиво проводится мысль, что за отсутствие пометы о языковой принадлежности слов отвечает истолкователь.

^* (Отметим варианты применяемого профессионального оборота речи. Как следует сказать "поставить речь с надписанiем" или "положить" ее? (ср. современный лексикографический термин - "ставить, проставить пометы, грамматические, стилистические" и т. п.). Глосса на поле: "ложих" ("по-ставих; по-ложих") очень экономно передает это колебание.)

^** (Именно такую оценку приведенным словам дали Н. Баталии, А. Карпов и др. См. об этом: М. П. Алексеев. Словари иностранных языков в русском Азбуковнике XVII века. Л., 1968, с. 15.)

^*** (Типичной фигурой словарника этого периода является видный деятель украинской культуры XVII в. Памво Берында, бывший и переводчиком, и печатником, и поэтом.)

При второй редакции и эта часть "Сказания" подверглась переработке: устранены длинноты описательного изложения, формулировкам все более придается лаконизм, присущий тексту справочного характера: "Есть же в сем буковънице некiя речи не объявлены, коего суть языка, яко же се: равъви толкуется учителю, и паки власъфимiя толкуется хула, а еже коего языка те речи, того не объявлено" (ГПБ, Пог. 1143, л. 22). Отсылки на источники даны в сокращенном виде и приведены на полях, соотнесенные значками с каждым из примеров, подобно тому, как это делается в основном корпусе словаря.

Особенно заметны различия заключительных абзацев. В первой редакции вслед за частью, посвященной пометам, говорится о затруднениях собравшего столь разноязычный материал. Недоумение может вызвать то, что некоторые из слов имеют одинаковое написание, но определены по-разному. Следует объяснение: "есть же некия речи, иже обретаются во еллинех, и во евреех, и в сириянех единако и прилично^* глаголемы, но не на един разум от каждого языка на русi и толкуются". В качестве примера взяты слова, имеющие обличив "рака", о которых сказано: "сирски рака толкуется оплеван, сербски рака толкуется гробница"^**. С названными словами затем соотнесено и наше слово рак, которое изменено в рака: "руски рака глаголется животно нечто"^***, в свою очередь поставленное в связь с греческим каркинъ (): "еже по елълински глаголется каркинъ, ракъ" (ГИБ, Q.XVI.1, л. 6). Соотнесение с греческим словом снова дано в виде глоссы, выписанной на этот раз из Лествицы Иоанна Синайского. Источник в сокращенном виде приведен на полях. Другое значение слова каркинъ (болезнь, cancer)^**** приписано не греческому, а "иному" языку: "по иному же языку каркин глаголется некая болячка люта". И добавлено в завершение этого рассуждения о внешних совпадениях иноязычных слов при несходстве их значений: "Сия же объявих зде в мале, яко да не зазрити ми" (ГПБ, Q.XV 1.1, л. 6). Из этого видно, что автор и сам придавал этой части текста характер попутных заметок. Небезынтересная для переводчика, во второй редакции она была целиком снята, так как не отвечала чисто инструктивной задаче: разъяснить принятые в азбуковнике приемы описания слов.

^* (Приличьныи - похожий, сходный. В Словаре И. И. Срезневского значение подтверждено цитатой из Никоновской летописи, где сказано об одном из князей, которого приняли за великого князя "понеже приличен ему беяше" (И. Срезневский. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1890-1903, т. II, стлб. 1123).)

^** (Первое из слов - древнееврейское со значением "оплеванный, пустой человек" (М. Фасмер. Этимологический словарь, т. III. M., 1971, с. 437). Документировано евангельскими текстами: Юр. ев. л. 1119 г., а также Ев. Карп. XIII-XIV в.: "рака бо речеться сурьски оплеван" (И. Срезневский. Материалы..., т. III, стлб. 64). Второе восходит к латинскому ачса - "ящик, ковчег, гроб". Распространено во многих славянских языках. В нашей книжности употреблялось в памятниках церковных и светских (Остр, ев., Нест. Бор. Гл., Георг. Ам., Пов. вр. л., Новг. I л. и др.) в ряде значений: "ларец, ковчег", "гроб, гробница", "надгробный памятник" (И. Срезневский. Материалы..., т. III, стлб. 63). Древнейшие фиксации значений слова рака в славянских языках однако таковы: в древнерусском и старославянском - "гроб с мощами", в сербохорватском и словенском - "могильный склеп" (М. Фасмер. Этимологический словарь, т. III, с. 437). В азбуковниках, таким образом, отмечен важный факт в истории усвоения слова русским языком.)

^*** (Слово "рак" - общеславянское (М. Фасмер. Этимологический словарь, т. III, с. 437).)

^**** (Слово "каркинъ" было заимствовано из греческого как в том, так и в другом значении (животное и болезнь). Первое из них документируется текстом Лествицы Иоанна Синайского XIV в., второе иными источниками: Изборник 1073 г. Пат. Син. XI в., Минеи и т. д. (И. Срезневский. Материалы..., т. 1, стлб. 1197).)

Последняя часть текста посвящена еще одной теме. В ней автор касается вопроса о том, почему толкование одного и того же слова может быть дано в словаре не раз и оказаться помещенным в разные буквы: "Обрет некия речи в сем алфавите невкоеи букве сице и сице толковану, или словенскую речь едину не во единой букве, а на един разум толкуему" (ГПБ, Q. XVI. 1, л. 6). Указав на эти факты, связанные с группировкой лексики по разделам алфавитного словаря, он опять-таки пытается пояснить их на примерах перевода слов, причем на этот раз идет уже от русского слова ("отец"), находя ему соответствия в иных языках: "яко же се: в букве, наричемеи азъ, авва толкуется отець, а въ друзей букве, наричемеи покои, патри толкуется отець, по евреиски бо авва, а по гречески патри, а по руски отець" (ГПБ, Q. XVI. 1, лл. 6, 6 об.).

Явление семантики как бы показано с обратной стороны в сравнении с тем, каким оно выступало в примере со словами "рака".

Далее, уже вовсе отойдя от поднятого вопроса, но вместе с тем возвращаясь к основной теме Предисловия, автор разбирает вопрос о верности перевода слова "авва", привлекая для этого толкование Максима Грека: "нъщыи ж еже авва толкуют быти великий отець, и то они ложно толкуют, своеумием прикладывающе, еже великий, авва бо отець толкуется, а велiкiи не прикладывай". Вслед за этим дан и еще один пример, взятый из числа тех, в которых Максим Грек подвергал критике более ранние переводы: "сiце i ино нечто неразумнiи, подобно сему, своеумием криво толкуютъ, еже есть сие: скимни наричют быти лвы престаревшаяся". Приведя эти критические суждепия, автор тут же ссылается на их источник: "обличают же ся о семь от толкованiи Максима Грека, яко ж есть толковано в семъ алфавите в букве, наричемеи по гречески^*, а по руски слово". Заключительная фраза: "хотехь i ина многа свидетельства к неразумных толковникъ обличению зде писати, но разум имущему довлеют и сия к познанию истины" (ГПБ, Q. XVI. 1, л. 6 об.) связывает этот раздел с текстом, предшествующим "Сказанию", придавая всему предисловию некое единство и подчеркивая его направленность на защиту переводческих традиций Максима Грека^**.

^* (Греческая буква не вписана.)

^** (О переводческих воззрениях Максима Грека и о его взглядах на исправление церковных книг: Л. С. Ковтун. Лексикография в Московской Руси..., с. 8-16, 48-64; о глоссах Максима Грека: Н. В. Синицына. Максим Грек в России. М., 1977 с 12-19, 223-279.)

При второй редакции примеры, относящиеся к критике переводов, из последнего раздела устранены. Правило приводить в азбуковнике все варианты написаний иноязычных слов, как это делается и в современных исторических словарях, кратко сформулировано и подтверждено иными примерами: "А еже обретается едина речь в дву буквех, рекше книжных словцех, яко ж сiя: авiлео i паки iпостась, понеже те речи обретаются инде с того слова писаны, а инде с ыного слова^*, и того ради дву буквех положих та, да удобь обретательнее ищущим будет. Да некто от таковых речеи, во единой букве поискав в сем буковнице i не обрет, возомнит не быти той речи зде толковане, но да понудится i во иной букве поискати тоя" (ГПБ, Пог. 1143, л. 22).

^* (Слово - буква. И.Срезневский. Материалы т. III, стлб. 420.)

Таким образом, составители азбуковников стремились облегчить поиски слова. Они понимали, что читатель книги, обратившийся к словарю, будет искать в нем затруднившее его слово в том самом виде, в каком оно встретилось в тексте. Поэтому они и давали вариантные написания (авилео и овилео, ипостась и упостась и т. д.). Из этого, однако, не следует, что в словарях оказывались повторные статьи. Такие варианты обычно соотносились, причем один из них получал развернутое определение, а у другого оно приобретало отсылочный характер: ср. разработку первого из приведенных в правиле слов: "Авiлео. оставленiе, толкует о сем пространнее в букве, нарицаемеи онъ", и затем второго: Овiлео. еврее во днех i неделях, i в летех, З (7)-е число почитающе, праздноваху в не творяще овiлео, сiречь оставленiе, шесть бо лет землю делаху, а въ З (7)-е лето оставляху ту не орану i не сеяну и рабы отпущаху во свободу" (ГПБ, Пог. 1143, лл. 22об., 42об., 43)^*.

^* (Киноварью над каждым из этих слов дана языковая помета, над одним - "ев", над другим - "ж" (еврейское - жидовское), на поле приведен литературный источник: синоксарь, причем указан и раздел текста: "в нед[елю]Н[50]-ю.)

Соотносятся в азбуковниках не только написания, но и вариантные названия. Например, в разделе слов, начинающихся с буквы А, находим статью: "Аруи арией, зверь оряи, еже есть поздророгъ, о семь сказано в букве, нарицаемеи нашъ"^*. Отсылка, данная на боковом поле: Ниж[е] Н", также связывает его с другим разделом, среди статей которого и находим: "Ноздророгъ ноздророгъ есть зверь, имать рога на губе и во всем приличенв слону. Имать же изсохши кожа его толщину (4) персты, от нея же ефиопи в желе за места влагают в плуги i орют землю и того ради своим языком наричают зверь онъ аруи оариси, рекше зверь оряи. Толико же силен зверь, он и слону противится" (ГПБ, Q. XVI. 1, лл. 11 об. и 79 об.)^**.

^* (Слово имеет помету "ефи" (ефиоиское). На поле - указание на источник: Коз[ма] Индик[оплов].)

^** (Разночтения в двух редакциях здесь касаются лишь частностей.)

Структура словарного текста в азбуковниках (даже и в ранних, конца XVI в.) уже довольно разработана. В большинстве из них при азбучном порядке расположения статей соблюден лишь алфавит первой буквы^*. В некоторых учитывается и место последующей гласной^**. Существенно, что в течение всего XVII в. этот принцип в рукописных словарях был неизменным. Между тем в украинских славено-росских печатных лексиконах того же периода^*** учитывалось и место всех букв слова, что более удобно для справок. Это предпочтение старого правила вызывает недоумение^****. Причина, по-видимому, в особенностях рукописной книги. Она давала собирателям глосс свои преимущества, от которых нелегко было отказаться. Принцип соблюдения алфавита лишь первой буквы позволял свободно вносить дополнения, вписывая их в пределы раздела, отведенного для слов, начинающихся с этой буквы, либо на полях^*****, либо в конце его. Для этого между разделами на разные буквы специально оставлялось пустое пространство^******. Каждый из таких разделов обозначен в азбуковниках крупно выписанной литерой (А, Б, Вит. д.), даваемой вверху листа или на верхнем поле и повторяемой на других листах этой части словаря для того, чтобы легче найти необходимое слово. Словарная статья чаще всего выделяется киноварной буквой. Между толкуемым словом и его определением стоит знак (точка или запятая), а иногда буква Т или сочетание букв ТЛ (т. е. толкование).

^* (ГПБ, Q.XVI.1, Пог. 1143, Пог. 1145, Пог. 1655 и многие другие.)

^** (ГПБ, Пог. 1642, ГБЛ Рум. 2 и другие.)

^*** (Лексис Лаврентия Зизания, 1596 г.; Лексикон славено-росский Памвы Берынды, 1627 г.)

^**** (А. Х. Востоков пишет по поводу одного из азбуковников (ГБЛ, Рум. 2): "Странно, что собиратель алфавита не хотел, или не догадался, наблюдать сего последнего порядка (учета всех букв. - Л. К.), который он мог видеть в лексиконе Памвы Берынды. Л ему, конечно, был известен сей лексикон, ибо он берет из него многие словотолкования" (А. Х. Востоков. Описание рукописей Румянцеве ко го музея. СПб., 1842, с, 3, 4).)

^***** (Так сделано, например, в Азбуковнике конца XVI в. ГБЛ, МДА 173 (35). Издан в книге: Л. С. Ковтун. Лексикография в Московской Руси..., с. 268-312.)

^****** (В Азбуковнике ГПБ, Пог. 1143, после каждого из таких разделов оставлены свободными половина или четверть листа (на лл. 25 об., 26, 27 об., 28 об., 30, 32 и т. д., а иногда и без малого лист (лл. 43 об., 50; после букв О, С, Т).)

Важной частью словарного пространства являются поля азбуковников. На них даются не только поправки и глоссы, если рукопись представляет собой копию, объединившую показания нескольких списков^*, но также и отсылки от слова к слову (типа: ниже Н, выше А и т. д.), а также пометы, фиксирующие внимание (типа: зри), и, самое главное, библиографические справки в виде сокращенных названий литературных источников и имен толкователей (типа Мф И - Евангелие от Матвея, зачало 8-е; Чепь злат - Златая цепь; Лес, - Лествица Иоанна Синайского, слово 7-е; Гри Бгос - Григорий Богослов, Мак Грек - Максим Грек и т. д.).

^* (Такие поправки и разночтения имеют, например, азбуковники ГПБ, O.XVI.1 и Пог. 1143, о которых шла речь.)

Преимущественный размер азбуковников - в четвертую долю листа. Показательно, что из 29 азбуковников разных коллекций, хранящихся в ГПБ, вошедших в "Описание" А. В. Пруссак^*, лишь один - в лист, пять - в восьмую долю листа, двадцать три - в четвертую долю листа. Объем рукописной книги этого типа неодинаков. Он зависит, как понятно, и от размера, и от почерка, и от числа и пространности статей, окружающих словарный свод.

^* (А. В. Пруссак. Описание азбуковников, хранящихся в рукописном отделении имп. Публичной библиотеки. СПб., 1915.)

Написаны азбуковники полууставом или скорописью. Из числа тех же азбуковников десять - полууставом, двенадцать - скоропись и семь то тем, то другим типом письма, либо полууставом, переходящим в скоропись. Заметим, однако, что и скоропись в азбуковниках обычно более отчетлива, чем в других книгах. Это вызвано справочным характером книги и тем еще, что она посвящена толкованию иноязычных слов. И хотя основная масса азбуковников относится к XVII в., скоропись не только не была для них обязательная, но у писцов, которые предпочитали это письмо, возникала необходимость его отстаивать. Приведем в подтверждение выдержки из Предисловия к одному азбуковнику конца XVII в.^*, где обстоятельно и красноречиво обосновано это предпочтение.

^* (Азбуковник ГПБ Q.XVI. 12, последней четверти XVII в. (датировка Г. П. Енина).)

Автор пишет, что скоропись избрана им, чтобы иметь достаточный заработок и избежать нужды: "за такожде изящным и тщателным книжным писанiем писать бывает медлеyiе и в мевдленi е закосненiе и в закосненi и постизает убожество и в убожестве недостаточество пищи и пожеланiи потреб телесных".

Писец просит не осудить его в этом, обращаясь к читателям и другим книгописцам: "Вы же, о господiе мои, книгочiе и книгописателие и всякого чина и возраста, да не вознегодуете на мя о сем и не зазрите мне сицевых, яко скорописiю написах книгу сию". Следует образное сопоставление: "яко же егда растворенный мед от единаго сосуда пиемъ златою чашею от того же и сребряною, тако и древяною, или скуделною, не едина ли сладость пиющим бывает i веселiе?".

Полемизируя с противниками скорописного письма, автор Предисловия характеризует их как людей недостаточно сведущих: "Но иже тем бедно, и нужно, и тягостно скорописное писанiе къ прочитанiю и вницанiю мало навыкшим и худо умеющим грамматическаго здраваго учения и не умеющим прочитати". Именно такие люди ссылаются, по его мнению, на непонятность скорописных книг: "и глаголют: худо писано, не книжным, но скорописью i невозможно скоро прочитати, и сим отягчаеми бывают и не тщателно вницают в ню".

Он осуждает также и тех, кто в погоне за богатым убранством книг не умеет ценить их духовной красоты и силы: "Сами златыми и сребреными утварми украшающiися i драгими одеянi и златыми и сребреными, i шелковыми, i многоценными ризами, каменiи i жемчюги обнизани, i тетаковiи ж и книги требуютъ, iзвну i внутрь позлащени, и травы, и вапы упещрени, и драгих мастеровъ тщателное писанiе, сия же скорописныя отлагают и не вницают, нам же мала печаль о сем".

Явно отстраняясь от этой богатой, но не книжной среды, автор ссылается на слова Петра Дамаскина "яко же солнце лучи посылает и просвещает весь мир и хотяи убо зрит его, и зримо есть от него, не хотяи ж зрети его ненудим есть им, никто же несть повинен световнаго лишенiя токмо сам" (ГПБ, Q. XVI. 12 лл. 2 об. - 3 об.).

Из всего сказанного можно заключить, что изучение азбуковников дает весьма интересные сведения и о русской книжной культуре конца XVI, XVII вв.