Сцена убиения Стефана Дечанского в лицевом Житии Николы XVI в. и ее источник (А. А. Турилов)

В комплексном исследовании лицевых рукописей важное место занимает вопрос взаимоотношения текста и иллюстраций. Наличие "разночтений" между ними позволяет проникнуть в творческую мастерскую художника, представить круг известных ему источников, среди которых могут быть памятники, не дошедшие до нас, либо зафиксированные лишь позднейшей традицией^* Предметом данной статьи является определение такого источника для миниатюры лицевого жития Николы второй половины XVI в.^**, изображающей убиение сербского краля Стефана III Уроша Дечанского. Сама рукопись столь хорошо известна в научной литературе^***, что здесь совершенно излишне говорить о достоинствах, художественном и историко-культурном значении этого замечательного памятника грозненской эпохи, созданного кремлевскими мастерами.

^* (Д. С. Лихачев. Текстология. М.-Л., 1962, с. 245-249.)

^** (ГБЛ, Отдел рукописей, ф. 37 (собр. Большакова), № 15. Памятник издан литографически Обществом любителей древней письменности: "Житие Николая Чудотворца. По рукописи Московского Публичного и Румянцевского музеев". СПб., 1882.)

^*** (Г. Георгиевский, М. Владимиров. Древнерусская миниатюра. М., 1933, с. 24-25; В. М. Класс. Царская книгописная мастерская времени Ивана Грозного. - "Конференция но истории средневековой письменности и книги". Тезисы докладов. Ереван, 1977, с. 39-40; Ю. А. Неволин. Три лицевые рукописи XVI в., оформленные кремлевским мастером - знатоком и интерпретатором западноевропейской гравюры. - Там же, с. 67-68; О. И. Подобедова. Миниатюры русских исторических рукописей. М., 1965, с. 144; она же. Московская школа живописи при Иване IV. М., 1972, с. 85-87; В. Н. Щепкин. Новгородская школа иконописи по данным миниатюры. - "Труды XI археологического съезда в Киеве", т. II. М., 1902, с. 206-207.)

Среди посмертных чудес Николая Мирликийского, помещенных в рукописи, значительное место занимает "Чудо новейшее Николы Чудотворца о Стефане царе Сербском, како ему дарова очи на длани", иллюстрированное 35 миниатюрами (лл. 212 об. - 234 об.). Текст "Чуда" посвящен событиям сербской истории первой трети XIV в., связанным с трагической фигурой краля Стефана Дечанского, в молодости ослепленного отцом и задушенного по приказу сына. Последнему событию посвящена миниатюра на л. 233 (см. илл.).

Сцена удушения Стефана Дечанского. Лицевое житие Николы. XVI в. ГБЛ, ф. 37, № 15, л. 233

Изображение состоит из двух регистров-планов. В левом верхнем углу сидит Стефан Душан в царском венце и, наущаемый стоящим у него за спиной дьяволом, посылает слуг убить отца, изображенного в правом верхнем углу в скорбной позе, закрывшим лицо рукой. В нижней части миниатюры Стефан Душан душит лежащего отца, которого держат двое слуг.

Иллюстрируемый текст ничего не говорит о личном участии Стефана Душан а в убийстве отца, напротив, подчеркивает, что исполнителями являлись слуги^*. Откуда же миниатюрист взял эту деталь?

^* ("По днех некых удавлениа горчайшей смерти осужает. О неправедного осужениа, о немилостивнаго отвещаниа!... Но и злаго владыки злеищая слуги, како смеяша зрети на священполепное оно лице, или како дерзнувше святей того выи своима руками скверными прикоснутися..." - ГБЛ, ф. 37, № 15, лл. 232 об. - 233.)

Для того, чтобы лучше попять это, обратимся сначала к истории текста. "Чудо новейшее о Стефане царе Сербском" в составе жития Николы представляет собою русское^* сокращение так называемого второго жития Стефана Дечанского, составленное игуменом Дечанского монастыря Григорием^**. В литературе нет единого мнения по поводу личности автора и времени создания памятника. Большинство исследователей склонно считать автором известного церковного, общественного и культурного деятеля XIV-XV вв. Григория Цамблака и датировать житие первым десятилетием XV в.^***, тогда как Е. П. Наумов относит создание памятника к 1350-м-1380-м годам^****. На Руси житие получает известность с последней четверти XV в. вместе с другими южнославянскими историческими и агиографическими сочинениями^*****. Житие, несомненно, было встречено в Московской Руси с живейшим интересом, столь созвучно оно было недавнему прошлому и настоящему в социально-политической жизни страны. Тема государя-мученика, ослепленного, но высшим заступничеством победившего в усобице, была особенно близка и понятна в правление Ивана III, когда еще жива была память о феодальной войне середины XV в. и трагической участи Василия Темного. Образ Стефана, каким он вставал со страниц жития, - государя-инока в миру, непреклонного защитника православия и гонителя ереси Варлаама и Акиндина (вопреки историческим фактам, так как собор на них состоялся спустя десятилетие после смерти Стефана), щедрого дарителя и оберегателя монастырских имуществ, безусловно, был актуален в конце XV - начале XVI в., во время борьбы с ересью "жидовствующих" и полемики по вопросам монастырского землевладения. Примерами из жития оперирует в своих сочинениях в защиту монастырского землевладения Иосиф Волоцкий^******, содержание памятника излагается в Русском хронографе, всемирно-историческом своде, составленном в стенах Волоколамской обители в первой четверти XVI в. Несомненным доказательством интереса к памятнику служит и то, что все русские списки его восходят к общему протографу, попавшему на Русь в последней четверти XV в.^*******. Во второй четверти XVI в. создается сокращение жития, вошедшее в "Великие минеи четий" митрополита Макария в составе посмертных чудес Николая Мирликийского^********.

^* (Это явствует из близости к текстам именно русских списков жития. См.: А. А. Турилов. К вопросу периодизации русско-южнославянских литературных связей XV в. - "Культурные связи Руси с Балканами в эпоху средневековья" (в печати). Однако само по себе соединение культа Стефана Дечанского с культом покровительствовавшего ему Николы известно и в Сербии, о чем свидетельствуют памятники сербской живописи. См.: Д. Милошевић. Срби светитель и у старом сликарству. - "О Србльаку". Београд, 1970, с. 220.)

^** (Памятник опубликован Я. Шафариком по сербской рукописи XV (?) в. - "Гласник друштва српске словесности", т. XI. Београд, 1859, с. 35-96.)

^*** (М. Катании. Српска книжевност у среднем веку. Београд, 1975, с. 332-348. Здесь же приведена библиография вопроса.)

^**** (Е. П. Наумов. Кем написано Второе житие Стефана Дечанского? - "Славянский архив". М., 1963, с. 60-71.)

^***** (О датировке этого явления см.: А. А. Турилов. К вопросу периодизации. Старший русский список со держится в сборнике рубежа XV-XVI вв. (ГБЛ, ф. 113, собр. Иосифо-Волоколамского монастыря, № 655) и переписан волоколамским иноком Ферапонтом Обуховым (А. А. Турилов. Русский сборник конца XV - начала XVI в., содержащий южнославянские сочинения XIV-XV вв. - "Конференция по истории средневековой письменности и книги". Ереван, 1977, с. 95-96).)

^****** (Е. П. Наумов. Из истории сербско-русских средневековых связей. - "Ученые записки Института славяноведения", т. XXVI. М., 1963, с. 34-37.)

^******* (А. А. Турилов. К вопросу периодизации...)

^******** ("Великие минеи четий", собранные всероссийским митрополитом Макарием, декабрь, дни 6-17. М., 1904, стлб. 645-660.)

В отношении трактовки убийства Стефана Дечанского пространное житие его совпадает с "Чудом новейшим" и, таким образом, не может быть источником упомянутой детали миниатюры. Более того, сопоставление текста жития Стефана с миниатюрами жития Николы убеждает, что художник пользовался самим иллюстрируемым текстом, сокращенным даже по сравнению с "Великими минеями четьими". Наиболее ясно это видно на следующем примере. В тексте "Чуда новейшего" опущено свидетельство о том, что Стефан был сослан в Константинополь с двумя сыновьями^*. Поэтому вплоть до л. 228 об., где изображено посольство к болгарскому царю и упоминается в тексте (л. 228) взрослый сын Стефана, Дечанский краль изображается безбородым юношей, и лишь на лл. 228-234 об. - средовеком.

^* ("...заточен быв тамо и с двоими его детьми", - Там же, стлб. 648.)

Однако, кроме иллюстрируемого текста художник, несомненно, имел под рукой другие источники, что уже отмечалось исследователями^*. То, что миниатюрист пользовался в своей работе текстом русского сокращения жития, исключает возможность его знакомства с сербским иконографическим материалом по данной тематике. Сопоставление миниатюр с клеймами житийной иконы Стефана Дечанского монастыря, созданной около 1580 г. изографом Логгином^**, лишь подтверждает это. Количество клейм иконы (17) вдвое меньше числа миниатюр (35), по своему содержанию они соответствуют тексту пространного жития Стефана (например, во втором клейме справа на крупе коня Стефана изображены две детские фигурки - сыновья, едущие с ним в Константинополь). Русская иконография Стефана Дечанского (с короткой окладистой бородой, в зубчатой короне) не имеет ничего общего с сербской традицией изображения краля, идущей от фрески в Дечанах, написанной в течение 20 лет после его смерти (клинообразная, раздвоенная на конце борода, венец в виде усеченного конуса раструбом кверху). Интересно сопоставить также изображение "задужбины" Стефана - Дечанской церкви - на миниатюре (л. 233 об.) и на иконе (3-е клеймо снизу в левом ряду). В первом случае эта церковь с луковичной главой и с восьмискатным по-щипцовым покрытием, во втором - достаточно реалистически изображенный храм рашской школы.

^* (Б. М. Клосс в докладе на секторе древнерусского искусства в НИИ искусствознания высказал мысль об использовании художником для миниатюры, изображающей ослепление Стефана, реалий "Повести об ослеплении Василька Теребовльского". О. И. Подобедова в замечаниях по докладу, послужившему основой данной статьи, говорила о возможности обращения художника к миниатюрам, хронографической части Лицевого летописного свода, изображающим ослепление императоров.)

^** (С. Петковић. Руски yтицаj на ерпско сликарство XVI иXVII века. - "Старинар", Нова cepиja, кн. - XII. Београд, 1961, с. 99-101. Изображение иконы на с. 99.)

Столь решительная независимость русской иконографии жития Стефана Дечанского от сербской заставляет искать литературное свидетельство личного участия Стефана Душана в убийстве отца. В науке широко известен лишь один такой источник - хроника второй половины XV в., написанная сербом Константином Михайловичем из Островицы, сохранившаяся в польском и чешском переводах^*. История Сербии XIV - начала XV в. изложена автором почти исключительно па основании преданий^**. Об интересующем нас сюжете сказано следующее: "Хотя отец не замышлял против него ничего плохого, когда он потом поехал в один замок, который называется Звечан, сын его (пригибаясь к земле так, чтобы его никто не увидел) прокрался в спальню и удушил своего отца"^***. Однако "Записки янычара" не могут быть признаны источником нашей миниатюры по двум обстоятельствам. Текст "Записок" противоречит миниатюре в том отношении, что у Константина из Островицы Душан убивает отца тайком от всех (вероятно, ночью), тогда как на миниатюре мы видим слуг, помогающих ему. Впрочем, эту деталь при желании можно было бы объяснить контаминацией источников, но существует более серьезное возражение: "Записки" не были известны на Руси.

^* ("Записки янычара. Написаны Константином Михайловичем из Островицы". Введение, перевод и комментарии А. И. Рогова. М., 1978.)

^** ("Записки...", с. 23-24.)

^*** ("Записки...", с. 48.)

В русских рукописях XVI в. встречается проложное житие Стефана Дечанского^*. Будучи сокращением пространного жития, оно до настоящего времени не привлекало внимания исследователей. Однако именно в нем, среди текста, несомненно восходящего к Григориеву житию, содержится фраза: "...по малех днях сам своими руками удави отца своего..."^**. На наш взгляд, иллюстратор "Чуда новейшего" воспользовался именно этим источником, в остальном не противоречащим пространному житию Стефана.

^* (ГБЛ, ф. 92, Долг., № 39, лл. 358 об. - 360 (без начала, текст слит с житием Стефана Сурожского), ГБЛ, ф. 98, собр. Егор., № 1299; ГИБ, Тит., № 1220.)

^** (ГБЛ, ф. 92, № 39, л. 360.)

Однако тут же встает вопрос о происхождении этого известия в проложном житии. Дело в том, что это памятник почти несомненно русского происхождения. Житие известно только в русских списках и не имеет ничего общего с сербским проложным житием, опубликованным А. И. Яцимирским по рукописи национального музея в Бухаресте № 162^*. В пользу его русского происхождения свидетельствует и тот факт, что в южнославянских литературах неизвестны проложные сокращения пространных житий, тогда как для русской это явление обычное. В отличие от южнославянских проложных житий, известных па Руси в составе Стишного пролога^**, житие Стефана Дечанского связано с позднейшей переработкой второй редакции Пролога Константина Мокисийского^***. В рукописях ему сопутствует русское же по происхождению житие Саввы Сербского особой редакции^****. Временем создания памятника следует считать первую половину XVI в.^*****, о месте трудно сказать что-либо определенное, кроме того, что старшая рукопись, содержащая памятник, по-видимому, московского происхождения^******.

^* (А. И. Яцимирский. Мелкие тексты и заметки по старинной славянской и русской литературам. XIII. Проложное житие Стефана Дечанского по сербской рукописи XV в. - "Известия Отделения русского языка и словесности АН", т. XI, кн. 2. СПб., 1906, с. 301-303.)

^** (А. А. Турилов. Оригинальные южнославянские сочинения в русской книжности XV-XVI вв. - "Теория и практика источниковедения и археографии отечественной истории". М., 1978, с. 39-44.)

^*** (Новосибирская исследовательница Е. Л. Фет в докладе на конференции молодых специалистов, проходившей в июне 1978 г. в Пушкинском доме, определяет эту разновидность как третью редакцию Пролога Константина Мокисийского и выделяет два этапа ее формирования: первый - конец XV в., и второй, вероятно, связанный с деятельностью митрополита Макария, когда в нее включается ряд новых житий. Пользуюсь случаем поблагодарить Е. А. Фет за сведения, полученные в устной беседе.)

^**** (Д. Богдановић. Пролошко житиjе светог Саве у русском рукопису XVI в. - "Зборник Матице Српске за книжевност и език", 1975, кн.. XXIII/2, с. 256.)

^***** (Источник проложного жития - пространное житие Стефана Дечанского - появился на Руси в конце X V B. , старший список датируется временем не позднее третьей четверти XVI в. (ГБЛ, ф. 92, № 39; б. зн. - маленький гербовый щит - не имеет соответствий в справочных изданиях). Житие еще находится здесь в числе дополнительных статей, но это явно список с дефектного оригинала (вследствие утраты или склейки листов протографа житие Стефана Дечанского соединено с житием Стефана Сурожского).)

^****** (По мнению Ю. А. Неволина, орнамент рукописи свидетельствует о ее московском происхождении. Пользуюсь случаем искренне поблагодарить его за консультацию по данному вопросу.)

Наши поиски письменных источников известия в проложном житии Стефана Дечанского не увенчались успехом. Не вполне ясное чтение Русского хронографа, восходящее к сербским летописям^*, в сочетании с приводимыми выше известиями жития^**, на наш взгляд, не дает оснований для определенного решения. И здесь вновь приходится вспомнить о "Записках янычара", точнее об их источниках. Уже к началу XIX в., когда Вук Караджич начал собирать народные песни, сербский эпос, в большом количестве сохранивший героические песни, связанные с Косовской битвой, почти не донес преданий о времени Неманичей^***. Последнее не означает, однако, что они не существовали вовсе. Подтверждение их реальности, кроме "Записок янычара", встречаем у историков XVI - XVIII вв. Далматинец Мавро Орбини, симпатизировавший Стефану Душану, приводит в своем сочинении легенду о незаконном происхождении его отца^****, а "отец болгарской историографии" Паисий Хиландарский, положительно относившийся к миролюбивому Стефану Дечанскому и отрицательно - к его воинственному преемнику, в "Истории славяноболгарской" сообщает сведения, прямо перекликающиеся с "Записками янычара" и проложного жития^*****.

^* ("... в Серпьской земли деспот бысть Стефан Душана по безаконии, еже сотвори отцу своему..., убив того и сотвори мученика, себя же отцеубийцу..." - "ПСРЛ",т. 22,ч. 1.СП6., 1911, с. 409.)

^** ("... в Серпьской земли деспот бысть Стефан Душана по безаконии, еже сотвори отцу своему..., убив того и сотвори мученика, себя же отцеубийцу..." - "ПСРЛ",т. 22,ч. 1.СП6., 1911, с. 408.)

^*** (См.: И. Н. Голенищев-Кутузов. Эпос народов Югославии. - И. Н. Голенищев-Кутузов. Славянские литературы. М., 1973, с. 241.)

^**** (См.: "Книга историография, початия имене, славы и расширения народа славянского... господина Мавроурбина, архиепископа Рагужского..." СПб., 1722, с. 227 (перевод сочинения: "Il Regno degli Slavi... Historia di Don Mavro Orbini..." In Pcsaro, 1601).)

^***** ("...последи вьсталь на и его синь его Стефань и удавиль его сь уже" (веревкой. - А. Т.). - "Паисий Хилендарски. История славяно-болгарская. Първи Софронисв прение от 1705 година". София, 1972, л. 44.)

Каким же путем и откуда предание могло попасть на Русь? Один из наиболее вероятных вариантов - традиционный путь через Афон. Святогорцы (и вообще южнославянские иноки), пришедшие за милостыней, представляли достаточно рядовую картину для Москвы XVI в.^*. В 1525 г. двое сербов выступили свидетелями обвинения по делу Максима Грека^**. В рукописях XVI в. встречаются записи рассказов святогорцев^***.

^* (См.: М. Н. Тихомиров. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969, с. 146-161.)

^** (CM.: "Судные списки Максима Грека и Исака Собаки". М., 1971, с. 112.)

^*** (См.: С. О. Шмидт. Сказания об афонских монастырях в новгородской рукописи XVI в. - "Древнерусская литература и ее связи с новым временем". М., 1961, с. 361-363.)

Не менее вероятен и другой путь. Круг преданий, близких к использованным Константином Михайловичем из Островицы, несомненно бытовал на турецко-венгерском военном пограничьи, где долгое время теплилась искра сербской государственности, и откуда происходила бабка Ивана Грозного по матери Анна Глинская (Якшич). В этом случае инициатива фиксации семейного предания в миниатюре жития Николы могла исходить и непосредственно от "грозного царя", для которого характерно было почитание его сербских предков^*. Однако здесь мы ступаем на зыбкую почву гипотез. В данном случае можно отметить одно: несомненный интерес русского общества к культурному наследию народов, чьим преемником на исторической арене осознавал себя "третий Рим", что и послужило причиной фиксации устного предания в краткой житийной повести и миниатюре лицевого жития Николы.

^* (См.: М. Н. Тихомиров. Исторические связи..., с. 83-93; С. Петковић. Иван Грозни и култ кнеза Лазара у Русии. - "О кнезу Лазару". Збориик радова. Београд, 1975, с. 311-318.)