К изучению Лицевого летописного свода (С. О. Шмидт)

Лицевой свод XVI в. - драгоценный памятник культуры, необычайно богатый информацией для ученых, изучающих исторические источники разных типов (письменные, изобразительные, вещественные, даже поведенческие). К настоящему времени к Лицевому своду (далее ЛС) относят около 10000 листов, украшенных примерно 16000 миниатюр. Большая часть этих листов переплетена в десять книг (томов). (Порядок листов при переплетении иногда нарушен как в пределах ЛС в целом, так и в границах одного тома.) А. Е. Пресняков, первым определивший отдельные части ЛС и рассмотревший их в совокупности, назвал ЛС "московской исторической энциклопедией XVI в"^*. А. Е. Пресняков же еще на рубеже нашего столетия попытался (и в основе своей правильно) определить место ЛС среди других летописных памятников и их взаимосвязи, охарактеризовать политическую направленность ЛС и соотношение ЛС и других близких к нему по времени историко-культурных начинаний государственного значения.

^* (А. Е. Пресняков. Московская историческая энциклопедия XVI в. - "Известия Отделения русского языка и словесности имп. АН", т. V, кн. 3, СПб., 1900. См. также: О. И. Подобедова. К вопросу о составе и происхождении Лицевого летописного свода второй половины XVI века. - "Проблемы источниковедения", вып. IX. М., 1961; С. В. Чирков. А. Е. Пресняков как источниковед и археограф. Автореферат канд. дис. М., 1975.)

В настоящее время имеется уже большая литература, в той или иной мере относящаяся к ЛС, - специальные труды об ЛС в целом и отдельных его частях (прежде всего монографии А. В. Арциховского и О. И. Подобедовой, многочисленные статьи); замечания в работах обобщающего и частного характера (искусствоведов, историков, литературоведов, книговедов)^*.

^* (Новая литература указана в статьях: А. А. Амосов. К вопросу о времени происхождения Лицевого свода Ивана Грозного. - "Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописей и редкой книги Библиотеки АН СССР". Л., 1978; С. О. Шмидт. К истории лицевого летописания времени Ивана Грозного. - "Древняя Русь и славяне." М., 1978. См. также работы, опубликованные после написания данного доклада: А. А. Амосов. Сказание о Мамаевом побоище в Лицевом своде Ивана Грозного. (Заметки к проблеме прочтения миниатюр Свода.) - "Куликовская битва и подъем национального самосознания". "Труды Отдела древнерусской литературы Института русской литературы АН СССР", т. XXXIV. Л.,4979; В. В. Морозов. Царственная книга как памятник летописания XVI века. Автореф. канд. дис. М., 1979.)

В данном сообщении постановочного характера основное внимание уделяется вопросам, еще недостаточно изученным.

Прочно утвердилось уже представление о ЛС как о едином целом, в котором не только взаимосвязаны все части словесного текста, но взаимозависимы словесный текст и миниатюры. Однако в деталях, на материале всего ЛС, а не отдельных его частей, организация этих компонентов рукописей но исследована. Общие соображения о последовательности текстового и изобразительного материала, относящегося к одному и тому же событию, о соотношении (в пределах листа и рукописи в целом) словесного и изобразительного материала уже приводились в литературе и кажутся достаточно обоснованными. Но еще далеко не во всех случаях ясно, чем руководствовались редакторы и миниатюристы-художники при определении числа миниатюр, относящихся к тому или иному "отрезку" текста (летописным сказаниям и "статьям"), и "повествовательных единиц" (выражение Д. С. Лихачева^*) в пределах одной миниатюры. Не всегда выявлены и причины отсутствия миниатюр, связанных с некоторыми текстами: как правило, не сопровождались рисунками тексты дидактического характера - слова священного писания, речи и послания исторических лиц, но иногда сплошной текст был лишен иллюстраций (не оставляли места для рисунков) и на листах, посвященных важным событиям политической истории (например, началу опричнины). Е. С. Сизов, тщательно изучивший Шумиловский том ЛС, отметил, что неиллюстрированные листы в основном относятся к текстам, которые в целом не лишены миниатюр, но некоторые летописные статьи вовсе не имеют иллюстраций^**. В отношении других томов ЛС подобная работа еще не проделана. Разнятся и размеры миниатюр на листе, причем не только при сравнении томов "хронографических" и летописей "лет новых" (времени правления Ивана Грозного), но и в пределах одного тома (т. е. листов, оформленных, видимо, одновременно и посвященных близким по дате событиям).

^* (Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 3. М., 1979, с. 40.)

^** (Е. С. Сизов. К вопросу о датировке Шумиловского тома Лицевого летописного свода XVI в. - "Проблемы палеографии и кодикологии". М., 1974, с. 138-139.)

Нерасторжимость словесного и изобразительного компонентов в ЛС очевидны; но каждый из них имеет и самостоятельное значение и ценность. И перед исследователем встает вопрос: в какой мере допустимо вычленять эти компоненты и рассматривать независимо от словесного текста особенности рисунков, их код, реалии, приметы индивидуального мастерства.

Писатель (летописец) следовал "обряду", литературному этикету - представлениям о том, как должен совершаться тот или иной ход событий (этикет миропорядка), как должно себя вести действующее лицо сообразно своему положению (этикет поведения), какими словами должно описывать совершающееся (этикет словесный)^*. Можно полагать, что эти наблюдения допустимо распространить и на "зрительный ряд" ЛС и говорить и об "этикете изобразительном" ("живописном"). Более того, если писатель средневековья - по определению Д. С. Лихачева - "не столько изображает жизнь, сколько преображает и "наряжает" ее"^**, то в рисунках рукописей это церемониальное "действо", "чин" становятся еще приметнее, особенно в такой парадной, необычной по размеру и оформлению рукописи, как ЛС.

^* (Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971, с. 95.)

^** (Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971, с. 98.)

Однако следует еще выяснить, в какой мере словесный этикет и живописный этикет соответствуют, "сопутствуют" один другому в деталях, можно ли установить какую-либо сравнительную шкалу элементов словесного и живописного отображений. Важно определить и степень зависимости художника от "канонов", характер и причины отступлений от принятой для ЛС знаковой системы, непоследовательности в выборе "знака". Для этого необходимо буквально полистное сравнительное изучение всех миниатюр.

В древнерусской литературе (и это опять-таки отмечает Д. С. Лихачев), наряду с трафаретностью, существовало "стремление к конкретности, к преодолению канонов, к реалистическому изображению действительности"^*. Это характерно даже для такого официозно-назидательного и торжественного по форме сочинения, как официальная летопись. Причем в рисунках ЛС подобная тенденция обнаруживается еще заметнее, чем в словесном тексте, - в миниатюрах условным, заранее предопределенным композициям, позам и жестам, трафаретным изображениям тех или иных действий или ситуаций (государевых "сидений" с думцами и Уездов", церковных служб, сражений, сцен крещения и смерти государей и др.)" зданий (церковных и дворцовых, крепостных стен), отдельных предметов сопутствуют реалии, бытовые детали, переданные с большой степенью точности и своеобразия. Изобразительное искусство в данном случае, видимо, опережало словесное^**. Художник оказывался менее, чем писатель-летописец, стиснутым рамками официального замысла, официозной идеологии. У автора словесного текста зависимость от заказчика была большей, чем у художника. (А. В. Арциховский даже писал о переплетении в миниатюрах двух идеологий - заказчиков и мастеров^***). Наконец, художник, в отличие от писателя (летописца), не имел обычно протографа (или черновика), которому надлежало следовать, и традиционно-обязательные для миниатюры условности мог дополнять и тем, что почерпнуто из жизненных наблюдений.

^* (Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971, с. 99.)

^** (См.: С. О. Шмидт. О приписках к лицевым летописям времени Ивана Грозного. - "Средневековая Русь". М., 1976, с. 123.)

^*** (А. В. Арциховский. Древнерусские миниатюры как исторический источник. М., 1944, с. 4-5.)

Установлено (прежде всего в трудах А. В. Арциховского и О. И. Подобедовой), что летописные сведения ЛС в миниатюрах иногда дополняются - и даже существенно - и своеобразно истолковываются; и миниатюры в отдельных случаях представляют собой более исчерпывающий источник исторической информации, чем летописный текст. Так, в Царственной книге в связи с упоминанием Оружейной палаты (под 1547 г.) нарисованы - и очень детально - оружие и доспехи; и в связи с упоминанием Московского Кремля изображены кремлевские храмы и знаменитые иконы, там находившиеся^*, и т. д. Иногда именно миниатюра помогает правильному прочтению нечетко написанных слов ("кол, идеже казнят", а не "торг", как воспроизвел текст летописной приписки С. Ф. Платонов: на миниатюре, изображающей казнь Ю. Глинского, ясно виден кол^**). Обнаруживается подчас и знакомство художника не только с иллюстрируемым им летописным текстом, но и с другими рукописями (летописями, публицистическими сочинениями, делопроизводственной официальной документацией). Наблюдения такого рода конкретизированы в работах об отражении в ЛС некоторых событий политической истории времени правления Ивана Грозного. В какой мере это относится к событиям отдаленных от XVI в. периодов отечественной истории? И, если это характерно для изображения событий и XII-XV вв., то какие источники (письменные, изобразительные, вещественные) тех лет были известны художнику?

^* (См.: С. О. Шмидт. Первое упоминание об Оружейной палате и миниатюры Царственной книги. - "Государственные музеи Московского Кремля. Материалы и исследования", вып. II. М., 1976.)

^** (См.: С. О. Шмидт. Становление российского самодержавства. М., 1973, с. 60-63.)

Еще Ф. И. Буслаев - замечательный ученый, отличавшийся огромнейшей для его времени эрудицией, опиравшейся на опыт изучения многообразных рукописных и живописных памятников, и редкостной по проникновенности исторической интуицией, отмечал, как много дают миниатюры JIС для изучения "подробностей, любопытных для истории внутреннего быта" XVI в.^*. Исследования А. В. Арциховского, А. Д. Горского^**, О. И. Подобедовой и других ученых, сравнение изображений на миниатюрах с сохранившимися подлинными памятниками старины подтвердили правильность этого наблюдения. Однако в этом плане менее других изучена последняя часть ЛС - Царственная книга, хотя сравнительное детальное изучение реалий в миниатюрах, посвященных событиям именно XVI в., и сохранившихся памятников материальной культуры и данных письменных источников (лицевых и нелицевых) той же эпохи может дать особенно много исследователям.

^* ("Для истории русской живописи XVI века". - Ф. И. Буслаев. Исторические очерки русской народной словесности и искусства, т. II. СПб., 1861, с. 309.)

^** (А. Д. Горский. Древнерусская соха по миниатюрам Лицевого летописного свода XVI в. - "Историко-археологический сборник". М., 1962, с. 339-351; он же. Еще одно изображение сохи XVI в. - "Вестник Московского университета". Серия IX. История, 1963, № 3, с. 17-22.)

Ф. И. Буслаев указал на то, что для миниатюр ЛС (в частности, Царственной книги) характерны "условные, идеализированные формы в одеянии фигур, не отличая эпох, когда изображаемые лица жили"^*, и полагал, что они ведут свое начало еще от византийских иконописных образцов. А. В. Арциховскому удалось выделить все-таки некоторые особенности, характерные для изображений одежды русских и иноземцев, прежде всего головных уборов^**. А. В. Арциховский же отметил, что художник одевал людей давних веков (в частности, западноевропейцев) но моде XVI в.^***. Любопытно было бы детальнее проследить, в какой мере обнаруживаются такие элементы модернизации в изображении других реалий и когда, напротив, художники с большей степенью точности отображали явления прошлых лет (и, следовательно, были осведомлены, быть может, на основании предшествовавших лицевых рукописей о внешнем облике, типических чертах этих явлений и полагали нужным обратить на это внимание), выявить, каково соотношение в ЛС условных (восходящих, вероятнее всего, к церковной живописи) и более "реалистических" изображений, были ли в равной мере зависимы художники от стереотипов церковной живописи в изображении событий так называемой "священной истории" и событий отечественной истории, особенно нового времени?

^* (Ф. И. Буслаев. Указ. соч., с. 309.)

^** (.: А. В. Арциховский. Указ. соч., с. 100-102.)

^*** (.: А. В. Арциховский. Указ. соч., с. 101.)

Элементы "модернизации" заметны в изображении аксессуаров власти (например, царской короны у Ивана IV при иллюстрировании событий, происходивших до 1547 г.) и новопостроенных или перестроенных зданий давней поры - здания эти (в частности, кремлевские соборы) изображались и на листах ЛС, посвященных событиям XIV-XV вв. такими, какими их видели миниатюристы второй половины XVI в.^*. Это обстоятельство может быть использовано для датирования отдельных листов и частей ЛС или даже ЛС в целом. Так, Благовещенский собор Московского Кремля на миниатюре Царственной книги (л. 297 об.) девятиглавый. Таким он стал лишь во второй половине 1560-х годов (освящение последнего придела "Вход в Иерусалим" было в декабре 1566 г.^**); следовательно, рисунок был сделан не ранее этого времени.

^* (См.: О. И. Подобедова. Миниатюры русских исторических рукописей. К истории русского лицевого летописания. М., 1965, с. 172.)

^** (См.: Н. Д. Маркина. Из истории возникновения приделов Благовещенского собора в 60-х годах XVI в. - "Государственные музеи Московского Кремля. Материалы и исследования", вып. 1. М., 1973, с. 74, 80-81.)

Ю. А. Неволиным разработана научно-перспективная методика детального сравнительного изучения иллюминованных рукописей (что позволило ему, в частности, установить знакомство московских художников лицевых рукописей второй половины XVI в. с немецкими гравюрами и наличие таких гравюр в московских собраниях). Составленный им каталог с фотокопиями и описаниями фрагментов иллюминованных рукописей (находящихся в ГБЛ, а также в некоторых других хранилищах) содержал ценнейшую информацию для исследователей (и особенно для археографов, занятых описанием рукописей). Эта важная научно-исследовательская работа, к сожалению, была прекращена по указанию руководителей Отдела рукописей ГБЛ, но о методике ее можно узнать из опубликованной Ю. А. Неволиным статьи^*, а с некоторыми результатами работы хорошо знакомы участники научных конференций (в Ереване, Ленинграде, Москве), высоко оценившие эти исследования. Методику эту следовало бы попытаться применить и к изучению ЛС, причем и при сравнительном изучении отдельных частей (и листов) ЛС, и при сопоставлении ЛС и других лицевых рукописей и памятников древней живописи. Это поможет обнаружить пласты ЛС (в том числе разновременные), выявить разных художников, отличавшихся уровнем мастерства (способностью к изображению), манерой исполнения - приверженностью к трафаретам или, напротив, своеобразием, степенью внимательности и последовательности в "обозначении" тех или иных явлений, составить таблицы различных изображений (и вариантов композиций), сопоставить их с канонами церковной живописи, эмблематикой памятников средневековья.

^* (Ю. А. Неволин. Методика работы над "Иллюстрированным каталогом иллюминованных рукописей в собраниях ГБЛ". - "Записки Отдела рукописей ГБЛ", вып. 37. М., 1976.)

Миниатюры Л С уже рассматривались (в XIX в. Ф. И. Буслаевым) в связи с другими памятниками изобразительного искусства (прежде всего второй половины XVI в.) - иконами, фресками^*, в меньшей степени с лицевым шитьем - "живописью иглою". Выявлены черты и близости и различия - и в манере самого изображения явлений, и в характере отражения общественно-политического сознания и эстетических норм своей эпохи. Указывалось, в частности, на то, что монументальная живопись была рассчитана на одновременное восприятие многих людей, а рукописная миниатюра на индивидуальное восприятие. Вероятно, следует учитывать и разную степень образованности, подготовленности сравнительно широкой аудитории, которой предназначались иконы и уж подавно фресковые росписи, и тех "книжных людей", которые могли рассматривать и комментировать миниатюры ЛС, воспринимая их в тесной взаимосвязи со словесным текстом, а ЛС как целостный памятник. ЛС - представляет большой интерес для исследователей и как памятник культуры (прежде всего "книжной культуры") определенной эпохи, и в плане отношения людей XVI-XVII вв. к памятникам культуры такого рода.

^* (См.: О. И. Подобедова. Московская школа живописи при Иване IV. М., 1972; В. П. Гребенюк. Лицевое "Сказание об иконе Владимирской Богоматери". - "Древнерусское искусство. Рукописная книга", [сб. 1]. М., 1972.)

Необходимо учитывать и откровенно учительно-назидательную направленность миниатюр ЛС. Это - "история в лицах", где заведомо предусмотрена необходимая для лучшего усвоения повторяемость изображений сходных, однотипных явлений (ситуаций, людей, предметов). Недаром в XVII в. ЛС, по мнению И. Е. Забелина, использовали как пособие для обучения царевичей истории (возможно, что уже и в XVI в. оно предназначено было стать таким пособием).

Установлено, что ЛС не просто список нескольких летописных сочинений (хронографических и Никоновской летописи), а памятник более сложного состава. Данные о хронографической части ЛС недавно уточнены О. В. Твороговым и А. А. Амосовым. Особенно много сделано (в недавнее время Б. М. Клоссом, В. В. Морозовым, С. А. Морозовым и другими исследователями) для изучения источников лицевой летописи "лет новых". Выяснилось, что это - новая редакция летописи. Составитель (или составители) заимствовал данные из разных памятников (и их списков), определенным образом комбинировал и препарировал их. Он редактировал, а не механически копировал летописные тексты (или отрывки из них). Возникает задача по возможности точного определения тех источников (летописей и других разновидностей источников), которые использовались при составлении ЛС, и последовательности обращения составителей ЛС к тем или иным источникам. Очевидна потребность в уточнении генеалогии известных составителям ЛС летописным списков (и их протографов) и, соответственно, с теми таких списков.

ЛС - действительно "историческая энциклопедия XVI в." II не только из-за информации, которую она давала в то время об исторических (или считавшихся историческими) явлениях, но и потому, что она дает ученым нашей эпохи представление об общественно-историческом мышлении, исторических знаниях людей XVI в., о способах, "обычае" - как выражались в окружении Ивана Грозного - извлекать историческую информацию.

Беловые листы ЛС написаны каллиграфическим полууставом и украшены миниатюрами. Учитывая парадный характер ЛС и сложность работы по оформлению его листов, можно полагать, что предварительно составлялись черновики этой рукописи (до нас, видимо, недошедшие). Но в качестве черновиков (и одновременно непосредственных оригиналов для составителя) могли служить и отдельные ранее написанные рукописи. В. Ф. Покровская изучила рукопись "Истории Иудейской войны" Иосифа Флавия с восковыми пометами, указывавшими места миниатюр для ЛС^*), а следовательно, и их тематику. Открытие В. Ф. Покровской дает ключ к познанию и представлений составителей и редакторов ЛС о соотношении текстового и изобразительного материалов в ЛС. Не исключена возможность обнаружения и других рукописей, послуживших непосредственным оригиналом для писцов ЛС.

^* (В. Ф. Покровская. Из истории создания Лицевого летописного свода второй половины XVI в. - "Материалы и сообщения по фондам Отдела рукописей и редкой книги Библиотеки АН СССР". М.-Л., 1966.)

Процесс составления и редактирования ЛС сложный. Вероятнее всего, какая-то правка вносилась уже в черновики ЛС. Редактировались и беловые листы ЛС, причем не только летопись "лет новых" (на этих листах пока с наибольшей полнотой выявлены факты редактирования), но и за предыдущие годы. Редактировали ЛС в целом - и словесный текст и изобразительный материал (это установил еще А. Е. Пресняков^*): придавалось значение не только тому, что написано, но и тому, что и как изображено. Исследование редакционной правки всего ЛС в целом (и словесного текста и миниатюр) с должной хронологической последовательностью и детальностью изучения каждого изменения еще не проведено.

^* (А. Е. Пресняков. Царственная книга, ее состав и происхождение. СПб., 1893.)

Можно установить уже несколько моментов (или аспектов) редактирования ЛС: грамматические исправления (отмечались пропуски и неверные написания слов, букв - в последних томах ЛС эта правка более тонким пером и более светлыми чернилами, чем остальная правка); формально-фактологическая правка - уточнение имен, дат, терминов и т. п., стилистическая и, наконец, правка откровенно тенденциозно-политической направленности - зачеркивания, изменения текста, в том числе большие приписки в летописи "лет новых". При формально-фактологической правке обращались к разнообразным источникам, очевидно, находившимся в распоряжении редактора. (Многие из таких источников правки в последних томах ЛС указаны Д. Н. Альшицем^*.)

^* (Д. Н. Альшиц. Источники и характер редакционной работы Ивана Грозного над историей своего царствования. - "Труды Отдела рукописей Гос. публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина", т. I (IV). Л., 1957.)

Правили и уже заново отредактированный текст беловых листов ЛС, причем правка была не только стилистической, но и опять-таки тенденциозно-политической. (С. А. Морозов установил это для листов, на которых излагаются события времени болезни царя Ивана в 1553 г.^*) И все-таки редакционная работа осталась незавершенной (так как встречаются повторы одного и того же текста, а в Царственной книге - предварительные наброски рисунков некоторых миниатюр и даже оставленные для миниатюр пустые места).

^* (С. А. Морозов. Летописные повести по истории России 30-70-х гг. XVI в. Автореф. канд. Дис. М., 1979, с. 15-16. См. также: С. О. Шмидт. К истории редактирования Царственной книги. - "Россия на путях централизации". М., 1982.)

Некоторые изменения ЛС вызваны, безусловно, политическими обстоятельствами. Особенно заметно это в приписках, посвященных событиям времени правления Ивана Грозного. В них обнаруживается близость (иногда даже текстуальная) к посланиям Ивана Грозного Курбскому; и приписки эти приобретают особое значение для характеристики политической направленности последних частей ЛС (или даже ЛС, в целом), а также для датировки Л С и заново написанных его листов. Однако имеется немало помет чернилами и карандашом (прежде всего сигнатуры, обозначения нумерации листов), которые трудно пока рассматривать в связи с обстоятельствами политической истории. Пометы эти выявлены не полностью; не соотнесены они с должной убедительностью и с определенным временем (годы составления ЛС или последующее время?) и с более или менее ясными целями обращения к ЛС. Не использованы еще в этом плане и описания отдельных частей ЛС, сделанные в XVIII в. (могущие содержать указания на данные, недоступные уже нашему визуальному наблюдению).

Процесс составления ЛС - видимо, достаточно длительный процесс (хотя, возможно, и прерывавшийся) и происходивший не одновременно по отношению к отдельным частям ЛС. Ясно, что это труд не одного писца и одного художника, а групп ("дружин") писцов и художников. Сколько было таких "дружин"? Из скольких лиц они состояли? В одно время ли работали? Каково было распределение обязанностей внутри "дружин"? Сколько времени должно было понадобиться на исполнение такой работы? Пока предположительные ответы на некоторые из этих вопросов получены преимущественно на основе изучения манеры художников.

Данные эти теперь сопоставлены в деталях с палеографическими наблюдениями (особенности почерка, чернил) и данными филигранологии (в трудах А. А. Амосова и др.).

До сих пор спорным остается вопрос о годах составления и редактирования ЛС, о причинах и поводах этой деятельности. Можно признать с уверенностью, что работа эта началась не ранее венчания Ивана IV царским венцом и, видимо, даже после "Казанской победы", укрепившей представление о России как о мировой державе и побудившей особо задуматься о преемственности и взаимосвязях событий времени правления первого российского царя с преданиями отечественной и всемирной истории. Вне сомнений и воздействие на составителей ЛС (и инициаторов и исполнителей этой работы) тех общественно-политических идей, которые характерны были для умонастроений в России середины XVI в. (и в формировании и распространении которых заметную роль сыграли митрополит Макарий и лица из его окружения, оказывавшие тогда большое влияние на молодого царя Ивана).

Но не следует упускать из виду, что в эти годы происходило становление того комплекса представлений о государственном устройстве и задачах внешней политики Российского государства, о преемственности и характерных чертах его официальной идеологии (призванной содействовать возвеличению самодержания), о место и предназначении России во всемирной истории, которые на долгое время закрепились в сознании и стали более чем на столетие знаменем правительственных политических и историко-культурных начинаний. Потому не обязательно приурочивать составление ЛС именно к самому начальному рубежу этого периода. В то же время допустимо полагать, что между замыслом создания ЛС и даже временем первоначальных заготовок к ЛС (определением списков летописей, используемых для Л С, написанием черновиков, подбором соответствующих публицистических памятников и официальной делопроизводственной документации и пр.) и временем оформления беловика ЛС мог пройти и немалый срок.

Для уточнения датировки составления ЛС и отдельных его частей важно знать время написания тех памятников, которые безусловно использовались составителями и редакторами ЛС. Немалое значение имеют и, так сказать, мелкие датирующие признаки, в совокупности своей позволяющие определить время, ранее которого не могла быть составлена (или переписана) та или иная часть ЛС, - упоминание о точно датируемых событиях (например, о захоронении князя Владимира Андреевича Старицкого и его сына Василия в Архангельском соборе; оно могло быть не ранее 1574 г.^*); изображение зданий, в таком виде завершенных не ранее определенного года, и т. д.

^* (Е. С. Сизов. Указ. соч.)

Особенно велико значение филигранологических наблюдений. В конце XIX в. именно исследования Н. П. Лихачева, определившего время изготовления бумаги листов ЛС, позволили убедительно доказать, что работа над ЛС велась в последние годы царствования Ивана Грозного. До этого многие авторитетные ученые относили ЛС (точнее сказать, его части) к памятникам XVII в. Эти работы Н. П. Лихачева признаны классическими; о них упоминается в учебных пособиях и по палеографии и по источниковедению (М. Н. Тихомирова, Л. В. Черепнина). Однако далее произошла любопытная метаморфоза: исходя из различных фактов политической и культурной истории времени Ивана Грозного, ЛС - и особенно летописи "лет новых" - стали датировать только в зависимости от этих фактов (и соответствующих построений, на них основанных), по существу не считаясь с данными филигранологии. Встречаются даже утверждения, будто "наблюдения за сортом бумаги в данном случае не помогают решению вопроса: классификация бумаги не отличается большой точностью и позволяет определить разве что десятилетие, но никак не год составления рукописи"^*. Классификация бумаги, действительно, редко помогает определить год составления рукописи, по дает достаточно оснований для определения времени, ранее которого рукопись, вероятнее всего, не могла быть составлена^**.

^* (Р. Г. Скрынников. Начало опричнины. Л., 1966, с. 26, прим. 1. Датировка составления частей ЛС и времени их редактирования, предложенная Р. Г. Скрынниковым в статье "Загадка древнего автографа" ("Вопросы истории", 1977, № 9), кажется наименее основательной из всех до сих пор предлагавшихся датировок.)

^** (С. О. Шмидт. О датировке приписок в Лицевом летописном своде. - "Общество и государство феодальной России". М., 1975, с. 307-308.)

Очевидна необходимость тщательного и последовательного изучения всех филигранен листов ЛС, основанного на использовании новейших пособий по филигранологии, с учетом особенностей понтюзо и вержеров листов ЛС^*. В этом плане многообещающей кажется методика, применяемая А. А. Амосовым при исследовании листов ЛС. А. А. Амосов правильно отмечает, что "в определении времени написания недатированных рукописей единственным объективном показателем пока остаются водяные знаки бумаги, поскольку в хронологическом определении полууставных почерков (равно как и индивидуальных стилей миниатюристов) преобладает еще доля субъективного восприятия"^**. Тщательно выполненное исследование А. А. Амосова показало, что главная работа по завершению Хронографической части и написанию "Летописания лет старых" происходила в середине - второй половине 1570-х годов^***, подтвердив, тем самым, выводы Н. П. Лихачева.

^* (Интересны и полезны в методическом отношении наблюдения о бумаге XVI в. С. М. Каштанова (С. М. Каштанов. По следам Троицких актов XVI в. - "Записки Отдела рукописей ГБЛ", вып. 38-40. М., 1978-1979).)

^** (А. А. Амосов. К вопросу о времени происхождения Лицевого свода Ивана Грозного, с. 25.)

^*** (А. А. Амосов. К вопросу о времени происхождения Лицевого свода Ивана Грозного, с. 36.)

Считается, что окончательное оформление летописания "лет новых" происходило после завершения основной работы над предшествовавшими частями ЛС. Когда же составляли и редактировали последние части ЛС, посвященные времени правления Ивана Грозного, и почему прервали эту работу?

Сейчас ведется исследователями работа по изучению отдельных частей ЛС, особенно в сравнении с другими летописными текстами и изображениями в других лицевых рукописях. Желательно продолжить и изучение и комментирование отдельных миниатюр (или групп миниатюр) ЛС. Это расширит представление о ЛС и о методике его исследования. Однако следует остерегаться соблазна скороспелых построений, распространения на ЛС в целом наблюдений, основанных на ознакомлении лишь с частью листов ЛС. Рабочая модель при изучении ЛС и его частей необходима, но нельзя забывать, что это - предварительный вариант решения, инструмент для работы, а не ее результат.

При подходе к ЛС первостепенное значение имеет проблема кодикологическая^*. Без тщательного полистного изучения всего ЛС всякие суждения о ЛС в целом и о его пластах, о связи ЛС с общественно-политическими и историко-культурными обстоятельствами эпохи будут оставаться в большей или меньшей мере гипотетическими. Только в результате такого исследования всего ЛС можно будет с должной убедительностью говорить о последовательности и времени создания частей ЛС, о системе составления и редактирования ЛС, о характере и тенденциях вносимых в ЛС изменений, о системе отражения в ЛС общественно-политического сознания и эстетических норм определенной эпохи, о "коде" миниатюристов и его деталях, особенностях художественного мастерства тех или иных миниатюристов и о численности этих мастеров, о традициях создания кодексов (в частности, больших, многотомных, как ЛС и Макарьевские Великие минеи-четьи), о сходстве и различиях ЛС и других памятников культуры.

^* (См.: И. Н. Лебедева. Кодикология - наука о рукописных книгах. - "Вспомогательные исторические дисциплины", вып. IV. Л., 1972; Л. И. Киселева. Кодикология и новые методы описания рукописей. - "Проблемы научного описания рукописей и факсимильного издания памятников письменности". Л., 1981. Краткое полистное описание Царственной книги подготовлено к печати В. В. и С. А. Морозовыми.)

Необходимо принять меры к фототипическому воспроизведению всех листов ЛС, тома которого рассредоточены по разным хранилищам. Важно, чтобы эти воспроизведения были в натуральную величину и с достаточной степенью точности передавали чернильные и карандашные пометы и исправления. Папки с фотокопиями всех листов ЛС должны находиться в тех хранилищах, где имеются сейчас отдельные тома ЛС, а также в хранилищах, наиболее богатых и лицевыми рукописями и летописными текстами. Только это обеспечит возможность всестороннего изучения ЛС в целом, сравнительного сопоставления отдельных его частей (томов и листов) между собой и с другими письменными и изобразительными памятниками.

Это и предостережет от излишне частого обращения к подлинным уникальным рукописям. Тем самым создание фотокопий имеет и охранное значение для памятника четырехсотлетней давности.

Желательность и своевременность организации такой исследовательской работы, такой научной кооперации ученых отмечалась на Всесоюзной научной конференции "Проблемы научного описания рукописей и факсимильного издания памятников письменности", организованной в феврале 1979 г. в Ленинграде Археографической комиссией и Библиотекой Академии наук СССР. В выступлениях участников конференции (академика Д. С. Лихачева, И. В. Левочкина, В. В. Морозова^* и др.) конкретизировались и возможные пути осуществления этих намерений. Работа эта является обязательным предварительным условием подготовки к изданию ЛС или хотя бы отдельных его больших частей.

^* (В. В. Морозов. К вопросу о системе описания разрозненных рукописей (Лицевой летописный свод XVI в.). - "Проблемы научного описания рукописей и факсимильного издания памятников письменности". Л., 1979, с. 203-208, 251.)

В пору, видимо, составлять уже аннотированную библиографию всех материалов, в той или иной мере относящихся к ЛС и его изучению. Все более частыми - даже в популярных изданиях и в учебных пособиях - стали воспроизведения в нашей стране и за рубежом миниатюр ЛС. Эти репродуцирования тоже следовало бы учесть (сопровождая точными указаниями на листы рукописей ЛС).

Подготовка нескольких экземпляров фотокопий всех листов ЛС и составление аннотированной библиографии обеспечат возможность организации на действительно высоком исследовательском уровне достаточно подробного полистного описания всех частей ЛС (сопровожденного сведениями о воспроизведении отдельных листов или фрагментов их).

Создание аннотированной библиографии позволило бы и в историографическом плане рассмотреть историю ознакомления с ЛС и изучения его, установить зависимость уровня такого изучения от развития исторических, филологических, искусствоведческих знаний, от характера представлений о русской средневековой книжности и о ее восприятии, от степени источниковедческой оснащенности исследователей. Так обнаружится во всей конкретности и особая плодотворность взаимодействия и даже взаимопроникновения исследовательских методик источниковедов (историков и филологов) и искусствоведов при подходе к иллюминованным рукописям.