Разносчик книг и сочинитель

Какие, братец, у тебя книги?

- Всякие есть; каких угодно?

- А например?

- Романы, истории, драмы, комедии, оперы, журналы - да всех названий и не перескажешь; одним словом, сударь: всякой дряни довольно.

- Как же ты свой товар, который тебе хвалить должно, называешь дрянью?

- Да что, сударь, я ведь по неволе этими дрязгами занимаюсь.

- Почему?

- Да батюшка выучил меня сначала сапожному ремеслу - и я было зачал шить сапоги, башмаки, туфли...

- А кто твой отец?

- Торопецкой мещанин. Да вдруг какой-то книжник сбил отца с толку; втемяшил ему в голову, что сапоги шить стыдно: гораздо-де будет важнее, если сын твой станет обращаться в книжном торгу; он тут научится из книг разным вымыслам. Да взглянь-ко! - сказал он отцу моему, какой у меня огромный домино! Теперь и я, сударь, служа у него два года, вижу, что у кого много денег, тому везде хорошо жить.

- Ты, мой друг, в большом заблуждении. Этот книгопродавец, сколько я могу понять из твоих слов, должен быть человек неглупый. Из ничего нажить много значит быть умным человеком. Я и сам женился чрезвычайно выгодно на богатой девице. Хочешь знать, как это сделалось? Изволь, я откровенен, скажу: когда блестящие комедии мои появились на театре, когда начал я составлять великолепный план моего журнала, тогда у многих девиц в городе зашевелились сердца; все они удивлялись моему уму, моим способностям, не давали мне проходу; а я - я смотрел на них равнодушно и, наконец, из сожаления бросил взгляд на ту, которую называю теперь моею женою, а она, из благодарности, принесла мне двадцать тысяч доходу. О, мой друг! просвещение есть редкая черта нравственного мира!

- (Разносчик книг в сторону). Барин-то, видно, не в полном уме.

- Какие же у тебя, мой друг, журналы?

- Да разные есть; и больше всех надоел мне какой-то... (Показывает).

- А! У тебя есть этот журнал?

- Как же, сударь; чтобы его провал взял! Ношу, ношу - с рук нейдет!

- Молчи! Не смей осуждать такие творения, которые делают честь даже всей нации. В нем все прекрасно, неоцененно! А особливо суждения мои о театре. О! они показывают, до какой степени совершенства достиг я в этом предмете. Лишь появилась первая пиэса моя на театре, и бедный, жалкий Фонвизин - убит; а прочие и не суйся! Правда, что невежи, тебе подобные, бранили меня в одном журнале, да это ничего! Эти господчики все хвастают, что они учились в университетах, там, сям: а я нигде и ничему не учился, но природа, мать Гениев, так сказать, сделала из меня осьмое чудо. Пишу обо всех предметах - и все прекрасно, превосходно, неподражаемо!!! Послушай, братец, я тебя прощаю за твое невежество. Что я говорю? Этого мало, ты будешь моим приятелем, другом! Ты будешь всем... Вот тебе деньги, только послушай. Старайся везде и всячески хвалить мой журнал, и нет ли у тебя комедий моих? Ведь ты теперь мою знаешь?

- (Разносчик, почесывая голову). Есть, сударь.

- Хвали их (дает еще денег). Вот тебе и за них. То уж, нечего, прекрасные. Ну, вот видишь ли?.. И так мало-помалу ты образуешься и сделаешься тем же, чем и я.

- (Разносчик в сторону). Упаси Господи!

- Прощай, мой друг, прощай.

- Прощайте, сударь. (Разносчик один). Ну не мудрено, что у моего хозяина огромный дом; видно, ему много таких умников попадалось.