Поздравляю тебя, любезный друг, с новою должностию журналиста. Наши провинциалы обрадовались, когда услышали от меня, что ты готовишься быть издателем Вестника Европы; все предсказывают тебе успех; один угрюмый, молчаливый Старо-дум качает головой и говорит: молодой человек, молодой человек; подумал ли, за какое дело берется; шутка ли выдавать журнал.
Ты знаешь Стародума -чудак, которого мнение редко согласно с общим, который молчит, когда другие кричат, и хмурится, когда другие смеются; он никогда не спорит, никогда не вмешивается в общий разговор, но слушает и замечает; говорит мало и отрывисто, когда материя для него не привлекательна; красноречиво и с жаром, когда находит в ней приятность.
Вчера Стародум и некоторые из общих наших приятелей провели у меня вечер, ужинали, пили за твое здоровье, за столом рассуждали о Вестнике и журналах, шумели, спорили; Стародум по обыкновению своему сидел спокойно, на все вопросы отвечал: да, нет, кажется, может быть. Наконец спорщики унялись; разговор сделался порядочнее и тише; тут оживился безмолвный гений моего Стародума: он начал говорить - сильно и с яшвостию, литература его любимая материя. Мало-помалу все замолчали, слушали; я не проронил ни одного слова и записал для тебя, что слышал.
- Друзья мои, - говорил Стародум, - желаю искренно приятелю нашему успехов; не хочу их предсказывать, опасаясь прослыть худым пророком, но буду радоваться им от доброго сердца; люблю словесность, и русскую особенно: в этом случае не стыжусь пристрастия. Всякая хорошая русская книга есть для меня сокровище. Я подписывался и буду подписываться на все русские журналы. Некоторые читаю, другие просматриваю, а на другие только смотрю, поставляя излишним искать в них хорошего содержания. До сих пор Вестник Европы, скажу искренно, был моим любимым русским журналом: что будет вперед, не знаю: помоги Бог нашему общему приятелю.
Русские - говорю только о тех, которые не знают иностранных языков и следственно должны ограничить себя одною отечественною литературою, - любят читать; но если судить по выбору чтения и тем книгам, которые, предпочтительно пред другими, печатаются в наших типографиях, читают единственно для рассеяния; подумаешь, что книгою обороняются от нападений скуки. Раскройте Московские Ведомости! о чем гремят книгопродавцы в витийственных своих прокламациях? О романах ужасных, забавных, чувствительных, сатирических, моральных, и прочее и прочее. Что покупают охотнее посетители Никольской улицы в Москве? Романы. В чем состоит достоинство этих прославленных романов? Всегда почти в одном великолепном названии, которым обманывают любопытство.
Какая от них польза? Решительно никакой: занятие без внимания, пустая пища для ума, несколько минут, проведенных в забвении самого себя, без скуки и деятельности, совершенно потерянных для будущего. То ли называется, государи мои, чтением? Нет, такая привычка занимать рассудок пустыми безделками более мешает, нежели способствует образованию - и удивительно ли. что романы в такой у нас моде? Покуда чтение будет казаться одним посторонним делом, которое позволено пренебрегать; пока не будем уверены, что оно принадлежит к одним из важнейших и самых привлекательных обязанностей образованного человека, по тех пор не можем ожидать от него никакой существенной пользы, и романы - самые нелепые - будут стоять на первой полке в библиотеке русского читателя. Пускай воспитание переменит понятия о чтении; пускай оно скажет просвещенному юноше: обращение с книгою приготовляет в обращению с людьми - и то и другое равно необходимы; в обществе мертвых друзей становишься достойнее живых- то и другое требует строгого выбора. Каждый день несколько часов посвяти уединенной беседе с книгою и самим собою; читать не есть забываться, не есть избавлять себя от тяжкого времени, но в тишине и на свободе пользоваться благороднейшею частию существа своего - мыслию; в сии торжественные минуты уединения и умственной деятельности ты возвышаешься духом, рассудок твой озаряется, сердце приобретает свободу, благородство и смелость; самые горести в нем утихают. Читать с такою целию - действовать в уединении с самим собою для того, чтобы научить себя действовать в обществе с другими, есть совершенствоваться, стремиться к тому высокому предмету, который назначен для тебя творцов час от часу более привязываться ко всему доброму и прекрасному. О, друзья мои, как далеко от такой благородной деятельности духа сие ничтожное, унизительное рассеяние, которое обыкновенно мы называем чтением книг. <...> 1808 г.