Похождения немецкого авантюриста

Библиотекарь Петербургской Академии наук Иван Григорьевич Бакмейстер ( ум. 1788 г.) составил и в 1776 году выпустил в свет описание академической библиотеки и приданного ей кабинета редкостей. Рассказывая о хранящихся в библиотеке старопечатных книгах, он уделил внимание истории отечественного книгопечатания. Говоря об основании первой типографии в Москве, Бакмейстер писал:

"Сие достохвальное предприятие исполнил царь единственно своими русскими людьми, которых имена достойны перейти в потомство".

И Бакмейстер называл Ивана Федорова и Петра Тимофеева Мстиславца.

Впрочем, он тут же сообщил, что еще в 1547 году Иван IV отправил некоего Шлитте "искать в Германии художников для книжного дела". По мнению Бакмейстера, миссия эта окончилась неудачей.

Н. М. Карамзин оспаривал это мнение. "Царь Иоанн в 1547 году искал в Германии художников для книжного дела, - писал он в "Истории Государства Российского", - и, как вероятно, нашел их для образования наших собственных, ибо в 1553 году он приказал устроить особенный дом книгопечатания".

Документация, в которой упоминается имя Шлитте, хранится во многих городах Европы. Ловкий, хотя и не во всем удачливый авантюрист сумел вызвать интерес к своему предприятию чуть ли не у большинства коронованных особ Европы.

Ганс Шлитте происходил из саксонского города Гослара. Немецкий историк Карл Фабер, писавший о Шлитте в 1810 году, утверждал, что саксонец "еще в ранней юности, стремясь изучить далекие страны, отправился путешествовать". Надо думать, что руководили им мотивы, далекие от чистой любознательности. Практическая жилка бьется во всех его дальнейших предприятиях.

Фабер сообщал, что, попав в Москву, Шлитте "изучил язык и обычаи страны и приобрел особую благосклонность царя".

Ловкому иностранцу удалось повидать Ивана IV и получить от него грамоту, немецкий перевод которой сохранился в прусском архиве и был опубликован Фабером. Царь удостоверял, что он поручил Шлитте "привезти в наше государство... мастеров и докторов, которые умеют ходить за больными и лечить их, книжных людей, понимающих латинскую и немецкую грамоту, мастеров, умеющих изготовлять броню и панцири, горных мастеров, знающих методы обработки золотой, серебряной, оловянной и свинцовой руды..."

Список достаточно длинен, но печатники в нем не упоминаются.

Ганс Шлитте добрался до Аугсбурга и явился в заседание рейхстага, когда там присутствовал император Карл V. Оборотистый саксонец вручил императору грамоту и, кроме того, на словах рассказал об обещанных - в случае успеха миссии - царских щедротах. Именем Ивана IV Шлитте обещал Карлу ссудить Римской империи ни больше ни меньше, как 74 бочки золота. Предлагался также союз против турок, который Московское государство подкрепляло 30 тысячами всадников. Шлитте говорил и о желании царя присоединить русскую церковь к католической.

Карл V нашел доводы вескими и 31 января 1548 года передал Шлитте послание к царю и охранную грамоту, предписывающую всем властям Римской империи оказывать агенту Москвы содействие в исполнении его миссии. Саксонец навербовал различных специалистов - 123 мастера. Среди них упомянут и типограф.

19 июля 1548 года Ревельский магистрат обратился к своим любекским коллегам с письмом, в котором просил сделать все возможное, чтобы не пропустить Шлитте и его спутников в Москву. По дороге к границам Московской Руси, в Любеке, саксонца задержали и посадили в тюрьму. Причина нам ясна. Ливонский орден и балтийские города, связанные с Любеком соглашениями, опасались, что набранные Шлитте мастера усилят военный потенциал Русского государства.

Между тем Шлитте, действуя подкупами и посулами, бежал из тюрьмы. Однако пока он в ней сидел, ремесленники разбежались. Император Карл V, узнав о судьбе саксонца, пришел в ярость. Но блестящие годы Карла были уже позади. Император стар и тяжело болен. Священную Римскую империю раздирали междоусобицы.

Оценив политическую обстановку, Шлитте меняет ориентацию. В 1555 году мы встречаем его в Париже, где он вскоре проникает к королю Генриху II Валуа, которому обещает поддержку Москвы в коалиции Франции, Швеции и Турции.

Шлитте делает и другой ловкий ход. Он объявляет австрийского дворянина Иоганна Штейнберга "московским канцлером" и отправляет его в Рим к папе Юлию III с сенсационным предложением о воссоединении католической и православной церквей под эгидой римского папы. В Риме новоявленного канцлера встречают с великим почетом.

Польский посол в Ватикане сообщает об этом своему правительству. Король Сигизмунд Август бьет тревогу - сближение Москвы с Римом не обещает ничего хорошего. Срочно снаряжаются два посольства; одно из них следует в Рим, другое - в Вену. В грамотах, данных послам, Сигизмунд Август предупреждает папу и императора о неизменной враждебности Москвы к римской курии. Из многочисленных примеров, приведенных в грамотах, наше внимание привлечет один, в котором рассказывается, что в годы правления Сигизмунда I его подданный, издатель "Священного писания, напечатанного на русском языке", ездил в Москву, но потерпел здесь неудачу. Книги, привезенные им, были публично сожжены.

Сигизмунд I правил с 1505 по 1548 год. В это время в Праге, а позднее - в Вильне печатал славянские книги прославленный белорусский просветитель Франциск Скорина.

В 1963 году некий Сымон Брага выпустил в Нью-Йорке и Мюнхене книгу "Франциск Скорина в Москве". Отталкиваясь от упомянутого сообщения в грамоте Сигизмунда Августа, он посчитал возможным утверждать, что "издателем Священного писания", ездившим в Москву, был Скорина, что ездил он туда не один, а с помощниками-типографами, что он возил в Москву не только книги, а всю свою типографию с шрифтами и оборудованием. Скорину, по словам Браги, в Москве едва не казнили. Его же шрифты и оборудование впоследствии использовали при создании первой московской типографии.

Для всех этих, мягко говоря, измышлений никаких оснований нет. Шрифты первых московских книг не имеют ничего общего со шрифтами белорусского просветителя. Поездка в Москву действительно состоялась, но ездил не сам Скорина, а его финансист и покровитель Богдан Онков, виленский купец. На пути в Москву его ограбили. Сохранился список вещей, отнятых у Онкова "на лутцкой дорозе". Типографское оборудование и книги в нем не упоминаются.

Таким образом, мы с полным основанием можем считать, что ни Ганс Богбиндер, ни ремесленники, набранные Шлитте, ни Богдан Онков учителями наших первопечатников не были.

В богатой и противоречивой литературе о начале русского и славянского книгопечатания есть и другие упоминания о типографиях, будто бы работавших на территории нашей страны еще в XV - начале XVI века.