[Вижу склоненное лицо читателя...] (Андрич И. Перевод Поповой Т.)

(Из "Заметок для писателя", 1947)

Устами писателя говорит о себе огромная человеческая правда.

[Вижу склоненное лицо читателя...]

Я думаю, нет такого писателя, у которого никогда не возникал бы вопрос: как я буду выглядеть в глазах читателей через сто лет? Приходила и мне в голову подобная мысль, но она всегда касалась не сущности моих произведений, а лишь внешней формы, языка, стиля, орфографии. Ибо за все мною написанное мне нечего бояться, и я спокоен; есть у меня и неудачные, ошибочные и неуместные вещи, но нигде нет сознательных искажений и неискренности. А что касается внешней формы, то у меня порой возникают за нее страх и сомнения. (Я говорю порой, потому что, будь это постоянно, я не в состоянии был бы написать и два предложения.) Случаются минуты, когда, взглянув на только что написанное мной слово или предложение, я вдруг вижу их напечатанными в каком-нибудь литературном журнале, но взятыми в кавычки, как в наше время ироническое потомство приводит отдельные слова или более крупные цитаты из Милована Видаковича и Симы Милутиновича. И вижу склоненное над моими словами лицо читателя 2038 года с насмешливым, хоть и незлобным выражением. И тогда мне хочется быстро стереть или зачеркнуть написанное, но, понимая, что это невозможно, я тоже склоняюсь над ним и начинаю смеяться вместе с этим читателем, тихо и добродушно; я смеюсь над собственным текстом, но одновременно и над тем, что было написано сто лет назад и будет написано через сто лет после него, я смеюсь вообще надо всем, что написано, над каждым словом и выражением, но также и над каждым читателем, над каждым мнением и, наконец, над каждой насмешкой или ухмылкой.

Пишите быстрее или медленнее, на одном дыхании или взвешивая каждое слово, пишите так, как диктует вам мысль и повелевает чувство, но не останавливайтесь без надобности, не прерывайте магию вдохновенного мгновения, которое, может быть, уже никогда не повторится. Пишите без жалкой осмотрительности и ложного стыда, с той простой искренностью, которая свойственна природе. Пишите и знайте, что из океана времени вам дарован один миг и в нем такая мысль, образ или слово, которые уже никогда ни у вас, ни у кого-либо другого не возникнут. Пишите свободно и не мудрствуя, как дышите. Но...

Но когда пройдет это мгновение, чистое, бесценное, быстролетное и необъяснимое, как минута оплодотворения, и когда вы окажетесь один на один со своей рукописью, занявшей теперь уже определенное место в нашем мире, в котором, несмотря на все волнения и беспорядки, все же господствует порядок и ответственность, - тогда взгляните на нее без слепой родительской любви - холодно и неумолимо строго, не щадите ни ее, ни себя и не жалейте сил и времени. Опробуйте каждую фразу на прочность, навалитесь на каждое слово всей своей тяжестью, испытайте его "выносливость", ибо из этих хрупких слов и "легких" предложений должен быть построен мост, который надежно и незаметно перенесет читателя через пропасть бессмысленности в страну иной жизни и иной действительности, которую вам удалось создать для него и для все людей. Проверьте свою фразу и глазом, и на слух, по нескольку раз прополощите ее во рту, как это делают винокуры при покупке вина. Произносите ее про себя еле слышно и во весь голос и пять, и десять раз (только не смейте считать!), повторяйте, находясь в разном расположении духа и в разное время суток. Думайте о ней, отходя ко сну и ночью, когда проснетесь, потеряв ее (разве можно использовать бессонницу для какого-либо более полезного и разумного занятия?). Задайте себе вопрос, употребили бы или нет ваши соплеменники именно эту фразу в подходящей ситуации и действительно ли признали бы ее своей. Произнесите ее и от их имени и проверьте, насколько она точна и уместна, чего ей недостает и, наоборот, что в ней лишнее. Но, даже когда вы убедитесь, что все так, как надо, когда почувствуете удовлетворение от своей работы, не смейте почивать на лаврах; именно теперь не смейте успокаиваться, ибо в писательском ремесле нет ничего опаснее и призрачнее самодовольства. Самодовольство - плохой советчик и коварный вожак, который уже многих повел по ложному пути. Ни на минуту не забывайте, что ваше произведение должно поднять читателя, вызвать у него поток мыслей, что вы - писатель и собственное удовлетворение имеете право черпать лишь в удовлетворении, испытанном от вашей работы читателем, или, еще лучше и точнее: о вашем личном удовлетворении вообще не идет речи. Не забывайте, что вы - глашатай истины, то есть действительности. Вашими устами говорит о себе огромная человеческая правда. Вас избрала она, выделив из остальных людей тем (и только тем!), что вам доверена важная миссия - сообщить людям, говорящим на одном с вами языке, образ и смысл реальной жизни, которую сами они, без вас, может быть, никогда не смогли бы увидеть во всей ее совокупности и не смогли бы полностью понять.

Если писатель, работая над произведением, вдруг откажется от тона повествования, позабудет о действии и начнет описывать своего героя абстрактными словами и одними словами попытается объяснить и обрисовать взгляды и намерения героя, не вытекающие из его поступков, это перестанет быть для писателя художественным творчеством и творческим трудом, а для читателя обозначит конец художественного восприятия и эстетического наслаждения. Нечто подобное произошло бы, если бы мы рассматривали созданный в естественную величину портрет, выбрав при этом наиболее удачное место и должное от него расстояние, и если бы, прежде чем мы, собравшись с мыслями и взвесивши наши впечатления, высказали свое суждение о нем, этот созерцаемый нами портрет вдруг бы ожил, изменил позу, которую придал ему живописец, вышел бы из рамы, подошел к нам и, взяв нас под руку, пустился бы в разглагольствования о красках, линиях, о технике и содержании произведения искусства, которое мы только что рассматривали и которое теперь, естественно, уже не видим.

Одним словом, случилось бы нечто неестественное и по сути своей противоречивое.