О Книге (Горький М.)

(Впервые опубликовано по-французски в качестве предисловия к книге: Р- Mortier. Historie generale des litteratures etrangeres, Paris, 1925.)

О Книге

Вы просили меня написать предисловие к этому труду. Я не умею писать предисловий, но не хочу отклонить столь лестное предложение и, воспользовавшись случаем, позволю себе сказать в нескольких словах, что я думаю о книгах вообще.

Всем хорошим во мне я обязан книгам: еще в молодости я понял уже, что искусство более великодушно, чем люди. Я люблю книги: каждая из них кажется мне чудом, а писатель - магом. Я не могу говорить о книгах иначе, как с глубочайшим волнением, с радостным энтузиазмом. Быть может, это смешно, но это так. Вероятно, скажут, что это энтузиазм дикаря; пусть говорят - я неисцелим.

Когда у меня в руках новая книга, предмет, изготовленный в типографии руками наборщика, этого своего рода героя, с помощью машины, изобретенной каким-то другим героем, я чувствую, что в мою жизнь вошло что-то живое, говорящее, чудесное. Это Новый завет, написанный человеком о самом себе, о существе самом сложном, что ни на есть на свете, о самом загадочном, о наиболее, достойном любви - о существе, труд и воображение которого создали все, что есть на земле великого и прекрасного.

Кибрик Е. 'Ленин В.И. в подполье. Июль 1917 г.'

Книга проводит меня сквозь жизнь, с которой я знаком, однако, довольно хорошо, и всегда учит чему-нибудь новому, чего я не знал и не замечал в человеке. Иногда в целом произведении не находишь ничего, кроме одной - единственной фразы, но как раз она и приближает вас к человеку, показывая новую улыбку или новую гримасу.

Справка в Румянцевский музей

Величие звездного мира, гармонический механизм вселенной, все, о чем с таким красноречием говорят астрономия и космология, не трогают меня, не вызывают во мне энтузиазма. У меня такое впечатление, что вселенная совсем не так удивительна, как представляет ее астрономия, и что в рождении и смерти миров несравненно больше бессмысленного хаоса, чем божественной гармонии.

Государственная библиотека СССР им. Ленина В.И. Дом Пашкова

Где-то в глубине Млечного пути потухает солнце, и вся система планет навсегда погружается во мрак; это меня совсем не трогает, в то время как смерть Камилла Фламмариона, человека с изумительным воображением, меня опечалила.

Шиллинговский П. 1925

Все, что мы находим прекрасного, было вымышлено и рассказано человеком. К сожалению, ему нередко случается создавать также страдания и обострять их, как это делали Достоевский, Бодлер и другие. Но даже в этом я вижу желание расцветить, украсить то, что есть в нашей жизни тягостного и ненавистного.

В природе, которая окружает нас и враждебна нам, красоты нет, красоту человек создает сам из глубин своей души: так финн преображает свои болота, свои леса и рыжий гранит, где растет чахлый кустарник, так араб убеждает себя, что пустыня прекрасна. Красота рождается из стремления человека ее созерцать. Меня поражает не безобразное нагромождение в горных пейзажах, а великолепие, которое придает им человеческое воображение. Меня восхищает, с какой легкостью и с каким великодушием человек преображает природу, великодушием тем более удивительным, что земля, если хорошенько разобраться, уж не такое комфортабельное место. Вспомним о землетрясениях, ураганах, метелях, наводнениях, о жаре и о холоде, о вредных насекомых и микробах и о тысяче других вещей, которые, сделали бы нашу жизнь совершенно невыносимой, если бы человек был менее героичен, чем он есть.

Государственная библиотека СССР им. Ленина В.И.

Наше существование всегда и всюду трагично, но человек превращает эти бесчисленные трагедии в произведения искусства; я не знаю ничего более удивительного, более чудесного, чем это превращение. Вот почему в томике стихов Пушкина или в романе Флобера я нахожу больше мудрости и живой красоты, чем в холодном мерцании звезд или в механическом ритме океанов, в шепоте леса или в молчании пустыни.

Молчание пустыни? Оно очень красноречиво выражено русским композитором Бородиным в одном из его произведений. Северное сияние? Я предпочитаю ему картины Уистлера. И Джон Рёскин возвестил глубокую истину, сказав, что закаты в Англии стали прекраснее после картин Тернера.

Государственная библиотека СССР им. Ленина В.И. (читальный зал)

Я сильнее любил бы наше небо, если бы звезды были ярче, крупнее и ближе к нам. И они стали прекраснее с тех пор, как астрономы рассказали нам о них.

Мир, в котором я живу, - это мир маленьких Гамлетов и Отелло, мир Ромео и Горио, Карамазовых и мистера Домби, Давида Копперфильда, мадам Бовари, Манон Леско, Анны Карениной, мир маленьких Дон-Кихотов и Дон-Жуанов.

Из этих незначительных существ, из нас, поэты создали величественные образы и дали им бессмертие.

Я живу в мире, где совершенно невозможно понять человека, если не читать книг, которые о нем написаны нашими учеными и нашими мастерами слова: "Простое сердце" Флобера ценно для меня, как Евангелие; "Соки земли" Кнута Гамсуна поражают меня так, как поражает "Одиссея". Я уверен, что мои внуки прочтут "Жан-Кристофа" Ромэна Роллана и будут почтительно восхищаться величием сердца и ума автора и его непоколебимой любовью к человечеству.

Я хорошо знаю, что эта любовь считается теперь "немодной", но что делать? Она существует, не ослабевает, и мы продолжаем жить ее радостями и печалями.

Кацман Е. 'Калязинские кружевницы'. 1928

Кажется даже, что эта любовь делается все более уверенной и осмысленной, а это, хотя и придает практический и несколько сухой характер ее внешним проявлениям, ни в какой мере не уменьшает иррациональности этого чувства в нашу эпоху, когда борьба за жизнь особенно обострена.

Я не хочу ничего знать, кроме людей. При подходе к ним книга всегда является дружеским и великодушным проводником. И я питаю все более и более глубокое уважение к скромным героям, создавшим все, что есть на земле прекрасного и великого.

1925