"Салон 100" (Макунин Юрий)

...Мелкие дела вечно мешают главным. Уже несколько раз собирался Эжен Грассе на выставку работ Пьера Виктора Галляна-и все встревало что-то пустяковое. Но уж этот-то мартовский воскресный день 1892 года, благоухающий весной, он посвятит только выставке своего духовного отца. Суете и текучке - бой. Весь день будет пожертвован искусству учителя французских художников-декораторов.

Дворец Индустрии. Здесь развернута выставка Галляна. Это самый гигантский дворец из тех, что остались в Париже после Всемирной выставки. Здесь даже паровозы выглядели крошечными. Не пропадет ли в бездне простора экспозиция?

Грассе ходил от экспоната к экспонату. Терялся в толпе, отделялся от нее. По многу раз возвращался к шедеврам мудрого не только художника, но и учителя. Эжен Грассе сам уже слыл известным мастером, основал школу, имел учеников. Но на выставку пришел один. В компании обязательно кто-то будет торопить, тормошить, навязывать свои мысли. А Эжену надо побеседовать с Галляном. Не лично с Пьером Виктором, а с его работами. Сам 70-летний Галлян тяжело болен...

К статье Ю. Макунина

Сколько успел сделать этот выдающийся декоратор?! Сколько набросал он щедрой рукой светлых и радостных изображений, разнесенных во все концы мира! И в Америку, и в Россию, и в Англию. Еще в 1851 году им сделана уникальная роспись армянской церкви в Константинополе... Настенная живопись Пантеона, восхитительный "Поэтический салон" на Елисейских полях. По силам ли все это простому смертному? А может, Галлян бессмертен, думал Грассе, тихо вышагивая вдоль полотен, набросков, эскизов. Дорога в изобразительное искусство началась у Галляна с изучения архитектуры. В зрелые годы стал художественным директором фабрики гобеленов и профессором декоративного искусства в Академии изящных искусств. Вот тут-то и началось. Мэтры Академии, особенно живописцы типа салона Бугро^*, вообще старались оттеснить декораторов на задворки, всячески принизить их значение. Но как принизить сделанное Галляном? Тогда ретрограды пошли иным путем. Стали травить мастера как теоретика декоративного искусства, наклеивали ему обидные ярлыки.

^* (Официальный Салон придворных живописцев.)

Эжен Грассе, думая об этом, произнес вслух:

- Поразительно!

К нему тут же повернулось несколько посетителей. Кто-то спросил:

- Вы находите этот набросок поразительным?

Грассе смущенно извинился, нырнул в толпу. Поразительно, думал он, за что подвергался травле этот художник? Ведь обществу полезнее с ним. Полезнее! От этого общество становится богаче, нравы чище. Что же с Галляном? Даже на открытие своей выставки не пришел - слег от массированной злобы коллег, от бранчливых укусов купленных критиков. И за что возненавидели Пьера Виктора "бессмертные"? Галлян мечтал о той поре - и не только мечтал, а всячески добивался ее приближения в Академии,- когда архитекторы станут глубоко постигать живопись и скульптуру, а скульпторы и живописцы станут активно осваивать высшую из вершин искусства - искусство строить, созидать нужное, необходимое народу. Верно, Галлян нередко расписывал замки, дворцы богачей. Но откуда ему, выбившемуся в искусство из бедняков, брать средства на осуществление своих замыслов?

К статье Ю. Макунина

О зависть! Она искажает черты лица и почтенного академика, и известного литератора, когда кто-то говорит, созидает, пишет, мыслит сильнее и глубже их, - так думал Грассе, вспоминая эпизоды из своей творческой жизни. - Еще вчера эти посредственности и друг друга-то путем не знали. Но вот им пересекла дорогу личность значительная, яркая. И дружная травля началась.

Галлян настойчиво обращал взор своих учеников к творческому наследию мастеров прошлого. Грассе однажды записал слова профессора: "Только тот мастер может учить других, кто сам добросовестно познал науку. Только тот художник может заявлять о своем стиле, вольно распоряжаться техникой, кто прошел архитекторскую или просто честную штудию. Я не верю в малограмотных, ленивых гениев!"

Грассе вынул из кармана записную книжку и перечитал эти слова.

И словно бы из складок книжки до него донесся шумок: тогда, в аудитории, часть слушателей рукоплескала Галляну, а длинноволосые, в ярких хламидах рапэны^* топали ногами.

^* (Начинающие художники.)

И другую лекцию припомнил Грассе. Галлян восклицал:

- Когда я вижу со вкусом оформленную книгу, декорацию пьесы, красивый фонтан на улице, парк, цветник, на которых видна печать талантливого художника, изящный экипаж, радующий глаз дом, - чем все это менее интересно, нежели выставка портретов в Лувре?!

И вновь звучали два несовместимых хора: аплодисменты и улюлюканье...

...Пьер Виктор Галлян умер через два месяца после своей первой и последней выставки. Его смерть не вызвала примирения с ним салона Бугро. Напротив, шипение в неприятельском лагере усилилось. "Бессмертные" вознамерились было изменить порядок присуждения Герцогской премии за лучшую архитектурную работу, да вскоре же и бросили эту затею, помянув недобрым словом доставившего им беспокойство Галляна. Потом кто-то из них пытался через газету цинично разуверить общественность: помилуйте, никакой травли и не было. Виной всему - впечатлительность, неуживчивость Галляна...

Эжен Грассе поклялся продолжить дело своего кумира. Не только продолжить, но и расширить, углубить его всемерно. Грассе изучал архитектуру в швейцарском политехникуме. Ему виден самый скрытый корень устремлений Галляна. Нет, не даст он в обиду святое дело. Декоративное искусство - искусство будущего. Хорошая портретная живопись отражает не столько внешнее сходство, сколько духовный мир натуры. Но все же портрет - это только один человек. Декоративное же искусство берет свои истоки во всей окружающей природе. В природе и в фантазии создателя! Да, это надо понять, чтобы этому изумиться. Галлян все понял. А Эжен понял Галляна.

К статье Ю. Макунина

После смерти теоретика и практика декоративного искусства иногда Грассе даже поругивал себя: чуть не сутками думает о нем. А как не думать? Инженер Эйфель построил к Всемирной выставке 1889 года свою гигантскую башню. В два раза превысила она пирамиду Хеопса. Украсила Париж. А ведь сколько врагов объявилось у башни и у Эйфеля? Человеческое мышление, видать, имеет свои мрачные тайны. Чем же иначе объяснить, что против башни высказывался Мопассан? Как объяснить, что нежнейшей лирической, мятущейся души поэт Поль Верлен косо смотрел на грандиозную стройку? Однако истинные враги Эйфеля, занимавшие важные посты, вредили гораздо существеннее Верлена и Мопассана. Руку дружбы и понимания протянул Эйфелю все тот же Галлян. Декоративный облик сооружения, упругость, гибкость металлических линий, чем-то напоминающая растительный орнамент, - здесь опять-таки осталось благотворное влияние Галляна. Сколько потом, после сооружения башни появилось эпигонов, поклонников и подражателей стилю сооружения! Но Галлян советовал Эйфелю и близко не подпускать как откровенных врагов, так и бездумных эпигонов. Почти такие же отношения, как с Эйфелем, сложились у Галляна и со строителем парижского метро Гектором Гимаром, приступившим к стройке века в 1889 году.

Грассе немало помучился в поисках достойного увековечения памяти декоратора Галляна. Но ведь ему и для себя надо было зарабатывать на хлеб. Работал он много. Много - даже не то слово. Еще несколько лет назад был он учителем в маленькой школе монпарнасского квартала и до сих пор не мог как следует прийти в себя от каторжного режима того труда. Владелец школы, энергичный и дотошный делец, мечтал об одном: разбогатеть. И ученики и учителя для него виделись винтиками того станка, который делает деньги. Он запрещал Эжену рисовать сверх программы, на казенной бумаге, казенными карандашами, беседовать с учениками о художниках, не получивших официального признания. Думая, что так укрепляет школу, директор разрушал ее, а учителя разбегались. Ушел и Эжен.

Грассе поддерживал дружбу с издателями и полиграфистами. А те, зная его редчайшую добросовестность, каллиграфичность почерка способного художника-архитектора, все чаще давали ему заказы на виньетки, буквицы, титульные листы. Вскоре Эжен имел репутацию одного из ведущих книжных графиков. Ему предлагали работу самые блистательные типографии, наперебой зазывали организаторы роскошных изданий. Развитие потребностей книжного рынка, совершенствование вкуса растущей массы читателей открывали новые горизонты для художников- полиграфистов, вызывали к жизни сам факт их существования. Так возник сборник работ Грассе "Типографские орнаменты".

...Музей книги Государственной библиотеки СССР им.

В. И. Ленина располагает томом изумительной роскоши - "Праздник всех святых" аббата Друо. Его иллюстрируют гравюры с картин Мурильо, Тинторетто, Ван Дейка, Гольбейна, Рубенса, Рафаэля, Г. Доре, Фра Бартоломео. И чуть не каждая страница содержит виньетки, заставки, буквицы Грассе. Потом его назовут классиком книжной архитектоники, книжной графики. Но тогда он, не гоняясь за шумной славой, просто отменно работал. Журналы, книги, афиши, витражи, предметы постоянного обихода - сюда падали лучи его таланта, здесь он рассаживал яркие цветы, которыми любовались все большие массы людей.

Цветы и другие растения, подчас диковинные, но не вступающие в противоречие с реальными, - без этого не обходилась ни одна иллюстрация Грассе. И этот изгиб линий, словно бы отражающий взволнованное дыхание объекта, - по нему ценители сразу же определяли мастера. Не требовалось и подписи.

Его книжные иллюстрации на исторические темы отличало глубочайшее знание эпохи, нравов, костюмов того времени.

Однако не мощная фантазия историка, даже не книжная графика вообще притягивала к Грассе творческую молодежь.

К статье Ю. Макунина

Тот свежий, волнующий новизной подачи, бодростью упругих линий растительный орнамент все чаще вызывал аплодисменты любителей его работ, одобрение критиков.

Орнамент Грассе подкупил ценителя искусства, крупнейшего коллекционера Франции, богача Шарля Жийо. Он приглашает Эжена для росписи своего особняка. И Грассе не только расписывает стены, потолок, но и делает кресла, книжные шкафы, дверные ручки, светильники, окна в новом стиле. Новый стиль! Подобно дуновению ветра облетели эти слова парижскую братию по искусству, выпорхнули в провинцию, за рубеж...

Один из витражей у Жийо увидел крупнейший тогда художник-стеклодув Феликс Годен. Они сразу нашли общий язык: Годен и Грассе! Их витражи украсили лучшие сооружения Парижа. И Париж назвал Грассе лучшим творцом витражей!

Художественная жизнь Франции конца XIX века! Как часто, говоря или читая о ней, мы ограничиваем себя познанием об импрессионистах, постимпрессионистах, официальном Салоне. Будто бы и не существовало Галляна, Грассе! Но если об импрессионистах выработана довольно стройная система взглядов, то о модерне, новом стиле, а он зародился тогда же, - до сих пор нет у нас четкого представления. Поверхностные ценители говорили о нем даже так: "...сейчас едва ли чей взгляд могут радовать его вычурно выгнутые, ничего не говорящие линии. Только глубокая провинция и "экзотические страны" продолжают наивно считать его последним словом искусства..." Эти строки, написанные в 1913 году в России, не затрагивали Грассе. Но безусловно точно попадали по плохим подражателям Грассе. Историческая обстановка, ее неумолимая наковальня так формировала Эжена Грассе, что он становился в ряды зачинателей нового искусства.

Всемирная выставка 1889 года, приуроченная к 100-летию Французской республики, Эйфелева башня, метро и множество других чудес понаделали немало шума и всесветной рекламы в пользу Франции. Выставка подхлестнула развитие промышленности, сельского хозяйства, транспорта, торговли. Во Францию валили со всего света путешественники, туристы и оставляли здесь немало денег... Дело шло к тому, чтобы повторить в Париже Всемирную выставку в 1900 году. Во всяком случае уже за 6 лет до этого начали возникать всяческие инициативные группы, оживилась художественная богема. Поговаривали о "ВВ-1900" и в окружении Грассе. При своей мастерской он вел к тому времени курсы декоративного рисования, уже не один год работал над обновлением художественных мотивов в новом стиле, пользовался огромной популярностью.

Мастер не отвергал идею "ВВ". Он опасался только безграничного господства на ней торгашей, маршанов, халтурщиков от искусства.

Скульптор-медальер Шарпантье, родоначальник хромолитографированной художественной афиши Шере, художники Ропс, Сеон, Дебутен, Муха, Вийетт - каждый из этих деятелей искусств был сам по себе фигурой. Но все они охотно советовались с Грассе, уважая его за ум и талант. В этом кружке и возникла идея создания "Салона 100".

"ВВ-1900" должна подвести итог минувшему столетию, отметить его лучшие достижения, обнажить пороки. С тем чтобы общество в наступающем столетии четче знало свои цели и задачи. Замысел такой Выставки не только устраивал, но и вдохновлял сподвижников Грассе. "Салон 100", т. е. "Салон уходящего столетия" даст возможность выступить художникам, отстаивающим своим творчеством новое искусство и опирающимся на заветы Галляна. Здесь не место мотылькам, удачно обронившим на холст или картон яркое пятно и тут же возомнивших о себе, как о гениях. Штудия, архитекторская штудия! Тщательное освоение каждой рисуемой детали и только потом создание произведений. Их-то и будет демонстрировать "Салон 100".

На улице Бонапарта, 31, близ Академии изящных искусств, располагалась редакция журнала "Ла Плюм". Редактору, шефу этого журнала Леону Дешану, потомственному французскому литератору, идея очень понравилась. Дешан попросил Грассе собрать своих единомышленников в редакции. Со своей стороны Дешан обещал привести Малерба, "который мечтает о присутствии искусства повсюду, вплоть до пакетов с конфетами", художника-ювелира Вевера и Артура Мартина, члена комитета декоративного искусства, Баске - издателя роскошных книг по искусству.

Такое собрание состоялось. Излагая идею "Салона 100", посвященного предстоящей Всемирной выставке, а также памяти Галляна, Грассе напомнил свое кредо: опираться на традиции великих мастеров минувших столетий, на вечный источник вдохновения - природу. Все виды, жанры - важные компоненты искусства в целом. Но серьезный человек, углубленно занимаясь всеми жанрами, оказывается перед необходимостью воспринять архитектуру как кульминационный момент своих занятий.

Участники собрания одобрили речь мастера аплодисментами. А Жюль Шере пошутил:

- Архитектуру я не изучал, но теперь займусь ею. Хотя для типографий работал много - рисовал буквицы, шрифты, виньетки, заставки...

И Шере наградили дружными хлопками. Так при журнале "Ла Плюм" организовался "Салон 100". Тогда же решили, что первой выставкой в нем станет выставка работ Грассе.

Так оно и получилось в 1894 году. Обширная выставка художника-декоратора, графика, полиграфиста, яркого представителя модерна вызвала много толков. Одна из газет, в частности, отмечала, что до сих пор "необходимости в подобном творчестве совершенно не ощущалось, а теперь странно представить наше искусство без подобного творчества".

Позже знаменитый рисовальщик, "французский чех" Муха (Мюша) вспоминал, что именно та выставка вдохновила его на создание двух сборников, в которых были собраны образцы для художников-декораторов.

Многие ученики Грассе создавали подобные альбомы. Их отменно печатали и за хорошую цену продавали за границу: ковровщикам, обойщикам, ювелирам, типографистам, мебельщикам, садоводам, монументалистам, архитекторам и т. д. С почина Грассе эта продукция заняла прочное место на мировом художественном рынке. И ее отличало высочайшее качество.

У меня имеется несколько десятков листов из того издания. Сборник когда-то приобрел полиграфист И. С. Семенов. Любопытно, что до наших дней дошел лишь слабый отзвук декоративно-книжного творчества самого Грассе. Тот, кто изучает французский язык, непременно пользуется знаменитым словарем "Ла- русс". Фирма "Ларусс" была создана еще в середине прошлого века и функционирует поныне. Так вот она заказала Грассе эмблему для своего словаря. Мастер исполнил ее в медальном стиле. Милая женщина на фоне буквы "L" дует на одуванчик. По окружности размещены слова "Сею повсюду". Возьмите самый последний, 70-х годов нашего века, том "Ларусса" и увидите этот привет Грассе книгочеям XX века из века XIX. Не каждому мастеру так удается увековечить свое имя.

Но вернемся в век ушедший. В "Салоне 100" состоялся ряд блистательных выставок. График Ле Фер, мастер декоративной техники; песенник и художник Козаль, друг Верлена, его лучший портретист; Готтлоб и многие другие участники "Салона 100" вписали несомненно ценные страницы не только в культуру Франции, а и в мировую культуру. Для "Салона 100", да и для "Ла Плюм" делали рисунки Тулуз-Лотрек, Пьер Боннар. Его посещали самые популярные люди того времени...

Галлян и Грассе всю жизнь посвятили борьбе за процветание декоративного искусства, внедрение его в повседневный быт. Они призывали к созданию в Париже Дворца декоративного искусства. И его начали было строить. За художественное оформление взялся скульптор Роден. Но... Дворец не был построен. Так же заглохла и идея Р. Маркса о Музее художественной афиши. Любопытно, что и летописцы культурной жизни Франции второй половины XIX века братья Гонкур не обратили на декоративное искусство объективного внимания.

Эта недооценка роли декоративного искусства всю жизнь травмировала Эжена Грассе. Однако он по праву гордился и победами. Всемирную выставку 1900 года пресса единодушно окрестила выставкой нового стиля. В Германии его назвали "югендстиль", в России, Англии - "модерн" (т. е. современный). На стыке веков произошел скачок в развитии модерна. Новый стиль пришел в театр, в литературу, в архитектуру, в одежду. Во многих столицах мира появились сооружения в стиле "модерн"^*.

^* (Москвичи в 1979 г. стали свидетелями передвижки дома-конторы прогрессивного русского издателя И. Д. Сытина, что возле площади Пушкина. Это здание и дом А. М. Горького у Никитских ворот построены в стиле "модерн". )

Но и у модерна появилось великое множество бездумных последователей, которых Галлян и Грассе боялись, как огня. Модернистами стали именоваться графики, едва обучившиеся изобразительной грамоте, но лихо закручивавшие на листе бумаги спирали без начала и конца. В модернисты же попали и архитекторы, испещрявшие ватман трапециями, сплюснутыми окружностями. Словом, на здоровое древо полезли первые гусеницы, древоточцы.

Грассе был истинным интернационалистом. Он рисовал обложки для американского журнала, афишу для Выставки декоративного искусства в Лондоне, офорт для России, рекламировал Сару Бернар. Хочется назвать графическим и философским шедевром его литографию, посвященную 100-летию великого открытия немца Алоизия Зенефельдера...

Живописец, он с завидной активностью брался за десятки других видов работ, полезных в быту. Корешки и обложки книг, шандал к свечам, пинцет, камин, кресло, этажерка, фонарь, образец для вышивания, пригласительная карточка, роспись фарфора, игральные карты, календари, музыкальные афиши - это и многое другое облагораживалось его талантом.

"Салон 100" завершил свое существование, как и намечали его устроители, в 1900 году. Он сыграл большую роль в становлении и укреплении здорового содержания модерна.

Эжен Грассе устроил еще одну свою крупную выставку в 1906 году уже в "Салоне художников-декораторов". Известность и авторитет позволяли ему экспонироваться тогда в самых крупных парижских салонах, он же остановил свой выбор на "Салоне художников-декораторов", созданного, кстати, тоже не без его инициативы.

История французского искусства знает немало Салонов. Удивительно, что о Салонах гораздо менее значительных, нежели "Салон 100", написано больше.

Официальные Салоны начали появляться во Франции с 1699 года. После Великой Французской революции в них участвуют не только члены Королевской академии живописи и скульптуры, но и другие художники. Тем не менее в порядке протеста против засилья официально-академического направления в салонах все чаще возникают самодеятельные салоны художников-бунтарей. Это - выставка Г. Курбе в 1855 году, "Салон отверженных" в 1863 году. С 1881 года Салоны вообще перешли из государственного ведения под эгиду Общества французских художников: так появился ежегодный "Весенний салон". На стыке прошлого и нашего веков в Париже их появляется целая серия: "Осенний салон", "Салон Тюильри", "Салон независимых"...

На фоне этого множества Салонов хотел бы еще раз подчеркнуть роль "Салона 100" как первой трибуны, синтезирующей добротную живопись с поисками хорошей декоративной выразительности. Именно в нем зародился современный дизайн, что можно отнести и к книге. Именно он доказал, что многоликий быт - тоже необъятная область приложения таланта честных художников.

Эйфелева башня стала своего рода указующим перстом, направленным в высоту, - для небоскребов и различного рода высотных сооружений. И французское метро имеет в оформлении выраженные черты модерна. Небольшая ветка метро открылась перед Всемирной выставкой 1900 года, и восторженные комментаторы мало ошибались, предсказывая заразительность примера французского метрополитена для Европы и иных континентов.

Все перечисленное - в какой-то мере связано с практикой "Салона 100".

Остается добавить, что Эжен Грассе умер в 1917 году (родился в 1841 году). Сторонник преобразования повседневного быта, улучшения, облагораживания его изобразительными средствами, Грассе безусловно был реформатором в области искусства.