В поисках материалов о старом русском издателе (С. Белов.). Невыдуманная библиофильская история

Вместо предисловия

Январским днем 1962 г. автору этих строк позвонил ответственный секретарь ленинградского журнала "Звезда" В. М. Травинский.

- Приезжай в редакцию. Есть для тебя кое-что интересное.

Заинтригованный, я бросил все свои дела и немедленно помчался на Моховую, 20, в редакцию "Звезды". В. М. Травинский молча подал мне письмо.

На конверте стоял адрес журнала "Звезда" и обратный адрес: Ленинград, набережная реки Карповки, дом 19, квартира 5, Н. В. Сойкина.

Признаюсь, никаких ассоциаций у меня первоначально эта фамилия не вызвала. Но поощряемый одобрительным взглядом ответственного секретаря "Звезды", я вынул из конверта листок ученической тетради в клеточку и прочел: "Уважаемая редакция! В этом году исполняется 100 лет со дня рождения издателя Петра Петровича Сойкина. Может быть, журнал "Звезда" сможет как-нибудь отметить эту дату, и тогда я могла бы помочь Вашему корреспонденту.

С уважением Нина Владимировна Сойкина"

Издатель Сойкин... Пока припоминаю, что связано с этим именем, слышу голос В. М. Травинского:

- Теперь понимаешь, почему я тебе позвонил. Ты давно интересуешься старыми книгами и книжниками, вот и займись-ка этим делом, сходи на Карповку, к Нине Владимировне - она, очевидно, родственница издателя.

Предложение было весьма заманчивое. Я действительно любил рыться в старых книгах, собирал материалы о русских книжниках. И тут я вспомнил, как несколько лет назад один ленинградский библиофил показывал мне полный комплект популярного дореволюционного журнала "Природа и люди" за 1915 г. На обложке каждого номера стояло: "Издательство "П. П. Сойкин". Петроград, Стремянная, 12".

Я пытался вспомнить другие издания П. П. Сойкина, но В. М. Травинский прервал мои размышления:

- Поезжай. И если что-нибудь узнаешь интересное, мы непременно опубликуем в "Звезде".

Итак, решено. Еду к родственнице издателя. Но являться без предупреждения как-то неловко. Поэтому посылаю Нине Владимировне Сойкиной открытку с просьбой принять меня.

А пока тщательно готовлюсь к встрече. Иду в Публичную библиотеку и прошу своего старого друга, прекрасного библиографа В. Н. Фойницкого подобрать литературу о жизни и деятельности Петра Петровича Сойкина.

Но даже В. Н. Фойницкий, который, кажется, все знает на свете, сконфуженно произнес:

- Ни одной статьи, ни одной заметки за последние сорок лет. Даже в специальной книговедческой литературе и в учебниках по истории русской книги имя Сойкина не упоминается. Только во 2-м издании Большой Советской Энциклопедии маленькая заметка.

Открываю 39-й том БСЭ: "Сойкин, Петр Петрович (1862 - 1932) - русский издатель, типограф, книгопродавец. Начал книжное дело в Петербурге в 1885. Издавал прогрессивный научный и общественно-политический журнал "Научное обозрение", в котором были напечатаны статьи В. И. Ленина: "Заметка к вопросу о теории рынков" (1899, № 1), "Еще к вопросу о теории реализации" (1899, № 8), "Некритическая критика" (1900, № 5 - 6). В 1895 в типографии С. был выпущен сборник статей "Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития", содержавший работу В. И. Ленина "Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве".

С. издавал многие журналы, в т. ч. "Прогрессивное садоводство и огородничество", "Сельский хозяин", "Природа и люди", "Книжный мир" и др. С. выпускал научно- популярную литературу, книги для юношества, сочинения русских писателей, издал "Энциклопедический словарь практического сельского хозяйства" и другие книги справочного характера. В 1926-27 в издательстве С. вышел "Новейший энциклопедический словарь" под общей редакцией редакционной коллегии журнала "Вестник знания"".

Не густо, но для начала совсем неплохо. Я узнал, что Сойкин печатал работы В. И. Ленина, узнал, что он продолжал выпускать книги и после Великой Октябрьской социалистической революции, а, главное, я точно знаю даты его жизни. Теперь можно смело идти к Нине Владимировне Сойкиной.

Карповка, 19

Дверь открыла маленькая, аккуратненькая старушка.

- Вы Нина Владимировна? Я к вам по поручению журнала "Звезда".

- Да, я Нина Владимировна, вдова Петра Петровича Сойкина.

Вдова? Сколько же ей может быть лет, - размышляю, пока старушка ведет к себе какими-то бесконечно-длинными коридорами, столь характерными для старых петербургских квартир. Когда я окончательно запутался, пытаясь запомнить маршрут, старушка открыла дверь в маленькую комнатку.

Здесь было чисто и опрятно. На стене висел большой портрет мужчины лет шестидесяти с удивительно приятным лицом и ласковыми живыми глазами.

Я перевел взгляд на Нину Владимировну и поразился: она смотрела на меня такими же ласковыми и живыми глазами.

- Это фотография Петра Петровича, сделанная в самый памятный для него день. В двадцать пятом году отмечали сорок лет его издательской деятельности.

Нина Владимировна предложила чашку чая, но я, горя журналистским нетерпением, сразу стал засыпать ее вопросами. Однако один вопрос я так и не решался задать, хотя он все время вертелся на языке. Но Нина Владимировна словно прочла мои мысли.

- Вы, очевидно, хотите узнать, сколько мне лет? Я - вторая жена Петра Петровича, на двадцать пять лет моложе его. В тридцать восьмом, когда умер Петр Петрович, мне шел пятьдесят второй год.

Нина Владимировна хотела еще что-то сказать, но остановилась, увидев мое крайне удивленное лицо.

- Вы не ошиблись, Нина Владимировна? Петр Петрович действительно умер в тридцать восьмом году? Я только что прочел в Большой Советской Энциклопедии, что он скончался в тридцать втором.

- Молодой человек,- строго посмотрела на меня опрятная старушка,- я, действительно, многое забыла, но год смерти своего мужа буду помнить до конца своих дней.

Разумеется, я больше не высказывал своих сомнений уже и без того слишком взволнованной Нине Владимировне, а задал ей еще один крайне важный для меня вопрос:

- Не осталось ли у вас каких-нибудь документов Петра Петровича: писем, фотографий,- в общем, любых материалов, связанных с его именем?

- Нет, ничего не осталось. Только одна эта фотография на стене, да и то не моя. Я ее просто пересняла и увеличила.

Да, нечего сказать, в хорошенькое дельце "втравил" меня любезный В. М. Травинский! Как же я буду писать очерк для "Звезды"? Откажусь, пока не поздно.

И вдруг Нина Владимировна снова будто прочла мои мысли.

- Сейчас я все расскажу, вы все поймете и, может быть, мой рассказ даст толчок вашим архивным и книжным поискам.

И полился неторопливый и бесхитростный рассказ старой женщины.

- В тридцатом году, после закрытия ленинградского издательства "П. П. Сойкин", Петр Петрович работал в различных издательских учреждениях города,- вспоминала Нина Владимировна.- Но вскоре заболел туберкулезом младший сын, врачи посоветовали сменить место, и в начале тридцать третьего мы переехали из Ленинграда в город Детское Село (ныне Пушкин).

Теперь, кажется, я стал понимать, почему автор статьи в БСЭ похоронил Петра Петровича на шесть лет раньше, а между тем, все эти шесть лет, с 1933 г. и до самой смерти он продолжал работать в Детскосельской типографии.

По молодости лет я не записал рассказ вдовы издателя, и сейчас, спустя 17 лет, я многое позабыл. Помню только, что Нина Владимировна тепло вспоминала знаменитого народовольца, ученого Николая Морозова, который вместе с другими крупными советскими учеными хлопотал в 1936 г. о назначении персональной пенсии Сойкину.

Фотография П. П. Сойкина

- После смерти Петра Петровича я оставалась жить в Детском Селе, - продолжала свой рассказ Нина Владимировна.- Когда началась война, эвакуироваться не успела - и фашисты угнали меня в Германию. Мучилась в лагере, в прислугах у немецкого барона, и снова - в лагере. Сразу же после окончания войны вернулась в Пушкин, но дома нашего не нашла. Сгорел. Погибла вся библиотека Петра Петровича, вся его богатейшая переписка, погибли воспоминания, которые он писал всю свою жизнь. Даже могила Петра Петровича на Кузьминском кладбище не сохранилась: там стояла артиллерийская батарея, и немцы бомбили ее день и ночь. Мне было слишком тяжело оставаться в Пушкине. Я решила переехать в Ленинград. Но прописать меня отказались, и тогда, отчаявшись, я пошла на прием к начальнику милиции города, Герою Советского Союза, старому чекисту Ивану Владимировичу Соловьеву. Он слушал меня внимательно и вдруг спросил: "Скажите, пожалуйста, а к издателю Сойкину вы никакого отношения не имеете?" Узнав, кто я, долго меня не отпускал, все расспрашивал о Петре Петровиче, говорил, что многим обязан в своей жизни его изданиям. Прописку я получила...

- Нина Владимировна,- решился я прервать ее рассказ,- а жив кто-нибудь еще из родных Петра Петровича?

- У Петра Петровича от первого брака было восемь детей: пять сыновей и три дочери. Почти все погибли, защищая Советскую власть в гражданскую и Отечественную войны. Сейчас в живых осталась только невестка, Лидия Александровна, ее дочь Валентина Леонидовна Сойкина, то есть внучка Петра Петровича. У них я и взяла переснять эту фотографию. Живут они в Ленинграде, на Стремянной улице, 8,- там, где в советское время помещалось издательство "П. П. Сойкин".

Рассказ Нины Владимировны не мог оставить меня равнодушным, и я решил не только написать очерк для "Звезды", но и собрать все доступные материалы о жизни и деятельности незаслуженно забытого русского издателя.

Пенсионное дело

Но с чего начать? Где найти ту нить, за которую можно было бы потянуть в поисках архивных документов и материалов? Неужели ничего не сохранилось?

Припомнив весь свой разговор с вдовой издателя, я обратил внимание на фразу, которой первоначально не придал никакого значения. На мой вопрос, как она сейчас живет, Нина Владимировна ответила, что получает пенсию за мужа.

Начинаю рассуждать: "Карповка относится к Петроградскому району Ленинграда. Следовательно, Нина Владимировна должна получать пенсию через Отдел социального обеспечения Петроградского района Ленинграда. А если она получает пенсию за мужа, то в ее пенсионном деле могут оказаться и документы, связанные с назначением пенсии самому Сойкину?"

Испытывая вполне понятное волнение, бросаюсь в Отдел социального обеспечения. Заведующая несколько охлаждает мой пыл:

- Вообще, мы никому не показываем пенсионные дела.

Объясняю, что пишу очерк об издателе Сойкине для журнала "Звезда". Заведующая по-прежнему непреклонна. Я рассказываю о своей встрече с вдовой, и она смягчается. Уходя за пенсионным делом, бросает: "Пожалуй, я вам покажу, но что там может быть, кроме нескольких официальных справок?"

Открываю папку. Сначала следуют пенсионные документы Нины Владимировны: трудовая книжка, справки о стаже и прочие необходимые в таких случаях бумаги. И вдруг - четким и красивым почерком письмо на двух страницах:

В Центральный Комитет Союза Печатников Севера

В связи с исполнившимся пятидесятилетием общественно-полезного труда Петра Петровича Сойкина по внешкольному образованию, проявившегося в выпуске многих сотен тысяч научных и научно-популярных книг, доставлявших в темные царские времена умственно-здоровую пищу не одному поколению и одни названия которых составили бы целый том, - мне хочется обратиться к вам с просьбой отметить эту выдающуюся из ряда деятельность и жизнь.

В первую очередь, напоминаю, что П. П. Сойкин издавал журнал "Научное обозрение", в котором сотрудничал сам Владимир Ильич Ленин, не говоря уже о других лицах, оставивших свое имя в истории революционного движения, как Луначарский, Плеханов и др. П. П. Сойкиным был издан ряд выдающихся книг, как "Всемирная география" известного ученого-коммунара Элизе Реклю, путешествия Пржевальского, Козлова, д-ра Елисеева и т. д. Им же издавались журналы и серии "Народный университет", "Знание для всех", "Природа и люди" и др.

П. П. Сойкин всегда был идейным, а не капиталистическим издателем. Он видел в своем деле возможность просвещения масс, отдавая этому делу и все свое время, и труд, и все, что получал за него.

Теперь П. П. Сойкин больной, 75-летний старик, нуждающийся в заботе и поддержке всех, о которых он прежде так много заботился. Он член вашего Союза, но еще и до его возникновения все время работал для того дела, для которого работает и ваш Союз. Я очень прошу вас принять участие в хлопотах по назначению ему персональной пенсии, которую он безусловно заслужил, чтобы этим скрасить последние годы этого труженика, отдавшего всю свою жизнь на просветительную работу.

10 января 1936 года.

Николай Морозов.

Неужели это тот самый легендарный народоволец, знавший еще Карла Маркса, двадцать три года просидевший в одиночной камере Шлиссельбургской каторжной тюрьмы, не сломленный и не упавший духом, в советское время - почетный член Академии наук СССР? Ну, конечно, это он. Я вспомнил слова Нины Владимировны о хлопотах Н. А. Морозова и других ученых о назначении Сойкину персональной пенсии. Значит, в этой папке могут быть и другие письма.

И действительно, дальше идут письма в Центральный Комитет Союза Печатников Севера Ф. Ю. Левинсона-Лессинга, Л. С. Берга, Ю. М. Шокальского, Н. А. Рынина, И. В. Палибина, Я. С. Эдельштейна - замечательных советских ученых, которыми гордится наша страна.

Администрация и местный комитет Детскосельской типографии, где трудился последние годы старый русский издатель, поддерживая ходатайство ученых и отмечая, что "труд товарища Сойкина должен быть квалифицирован, как честный и общественно полезный, и сам он имеет основание быть признанным выдающимся деятелем по внешкольному просвещению трудящихся масс в эпоху мрачного гонения на истинно-материалистическое знание", обратились в Детскосельский районный Совет с просьбой о назначении П. П. Сойкину персональной пенсии.

2 января 1937 г. Президиум райсовета Детскосельского района Ленинграда рассмотрел вопрос о назначении Сойкину персональной пенсии местного значения "в связи с 50-летием его работы на типографском поприще и 75- летием со дня его рождения".

Было принято решение: "Назначить гражданину П. П. Сойкину персональную пенсию местного значения в размере 300 рублей в месяц, начиная с 1 января 1937 года".

Персональную пенсию Сойкин получал всего год. Он скончался 5 января 1938 г. Кроме копии свидетельства о смерти издателя в пенсионное дело кто-то подшил некролог из ленинградской "Красной газеты" от 7 января 1938 г.

Итак, конец жизни Сойкина более или менее прояснился, но вот начало - откуда он родом, каковы первые шаги его издательской деятельности? И тут меня ждал новый сюрприз: автобиография Сойкина, написанная им в 1936 г., когда встал вопрос о персональной пенсии. Сойкин сообщал дату и место своего рождения, рассказывал о начале своей типографско-издательской деятельности - в общем, приводил как раз те данные, которых мне так недоставало.

Гонорары политическому ссыльному

Я уже хотел вернуть заведующей Отделом социального обеспечения пенсионное дело, как вдруг мое внимание привлекли два загадочных фотоснимка. Правда, сначала, я ничего не понял. На большом фотоснимке какая- то странная запись: "Должен. В. Ильин". Затем, под чертой, еще более странная запись: "Октября 6 послано переводом за № 228-54 - за пересылку - 25".

Как эти фотоснимки попали в пенсионное дело и почему следуют непосредственно за автобиографией издателя? Еще раз читаю автобиографию Сойкина. Ну, конечно, так и есть. От волнения я не обратил внимания на маленькую приписку Петра Петровича к автобиографии: "Факт сотрудничества В. И. Ульянова-Ленина в издаваемом мною журнале "Научное обозрение" подтверждается: 1) прилагаемым при сем фотографическим снимком с почтовой квитанции о переводе мною, П. П. Сойкиным, В. И. Ульянову-Ленину, отбывавшему в ту пору административную кару в г. Минусинске, гонорара за статьи, напечатанные в "Научном обозрении"".

Действительно, за большим снимком следует маленький снимок с почтовой квитанции. На нем сумма гонорара - 54 руб., название города - Минусинск и фамилия - Ульянов. А что означает таинственная запись "Должен. В. Ильин" на большом снимке? И я вспомнил, что, находясь в ссылке в селе Шушенском, В. И. Ленин пересылал свои статьи в Петербург тайно, и они печатались в "Научном обозрении" за подписями "Владимир Ильин" и "В. Ильин". И на большом снимке справа мелким почерком были написаны название статьи В. И. Ленина "Еще к вопросу о теории реализации", номер и месяц журнала.

Большой снимок - это страница из конторской книги Сойкина, куда он аккуратно вклеивал почтовые переводы своим авторам. Подклеив перевод в 54 руб., Сойкин теперь уже всегда помнил, что "В. Ильину" он ничего не "должен".

Значит, Сойкин знал, что настоящая фамилия В. Ильина, печатающегося в его журнале,- Ульянов, и знал, конечно, что Ульянов находится в ссылке. Из Минусинска шлет статьи, да еще под псевдонимом просит печатать,- наверняка политический ссыльный.

Но зная это, Сойкин тем не менее продолжает печатать статьи В. И. Ленина в своем журнале и не только продолжает печатать, но и посылает гонорар за эти статьи политическому ссыльному Ульянову прямо на место ссылки.

Какие ценнейшие документы хранятся в этой скромной папке пенсионного дела Петра Петровича и Нины Владимировны Сойкиных! Я закончил просмотр всех бумаг и, возвращая папку заведующей, поинтересовался, знает ли она о содержимом папки. Услышав отрицательный ответ, я познакомил заведующую с автобиографией Сойкина, с фотокопией гонорара политическому ссыльному В. И. Ульянову-Ленину, с письмом замечательных советских ученых, объяснил, как важно, что это все сохранилось, и как благодарны будут Райсобесу историки русской книги.

И вдруг заведующая побледнела и по мере моего рассказа бледнела все больше и больше.

- А вы знаете,- промолвила она.- Если б вы пришли на год позже, этой папки уже не застали...

На этот раз побледнел я.

- То есть как не застал?

- Очень просто. У нас такой порядок. Документы по персональным пенсиям хранятся в течение двадцати пяти лет после смерти пенсионера, а затем подлежат уничтожению. В шестьдесят третьем году как раз будет двадцать пять лет со дня смерти Сойкина.

- А нельзя передать эти документы в какое-нибудь другое государственное хранилище?

Заведующая ответила утвердительно, и скоро все материалы, связанные с назначением Сойкину персональной пенсии, поступили на вечное хранение в рукописный отдел Государственной Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Еще один сюрприз

В. М. Травинский сдержал слово. В сентябрьском номере "Звезды" за 1962 г., к 100-летию со дня рождения Сойкина, появилась моя статья "Жизнь, отданная книгам". Я рассказал о встрече с вдовой издателя, о некоторых наиболее интересных его изданиях, о важности изучения издательской деятельности Сойкина.

Прошло примерно полгода после публикации в "Звезде", я продолжал "вживаться" в своего героя, как вдруг снова звонок В. М. Травинского.

- Срочно приезжай. Пришло письмо на твое имя, очень важное для тебя и для вдовы издателя.

Конечно, немедленно еду в "Звезду". В. М. Травинский протягивает конверт с адресом отправителя: Адыгейская автономная область, г. Майкоп, Адыгейская улица, дом 140. Баталина Августа Петровна.

Читаю письмо и глазам не верю: "Я дочь Петра Петровича..." Как дочь? Нина Владимировна, а также невестка Сойкина и его внучка, с которыми я уже успел познакомиться, уверяли, что никого из детей Сойкина не осталось в живых. Теперь же я вспомнил, что это - вторая дочь издателя. В годы гражданской войны она вступила добровольно в Красную Армию и была санитаркой. В Отечественную войну, несмотря на свой престарелый возраст, она тоже была санитаркой. Все считали ее погибшей. Но и она думала, что никого из родных нет в живых. Писала в Пушкин Нине Владимировне на довоенный адрес, не зная, что этого адреса уже не существует, а Нина Владимировна писала в Кисловодск, где до войны жила Августа Петровна.

Все это я узнал позже, а пока спешу обрадовать Нину Владимировну и срочно пишу Августе Петровне.

Задаю ей десятки вопросов о Петре Петровиче, прошу вспомнить буквально любую мелочь из жизни, быта и издательской деятельности Сойкина. У нас завязывается переписка. В одном из писем я обратил внимание на следующие слова дочери издателя: "Помню, папа рассказывал, что он иногда собирал у себя революционную молодежь..."

Я отметил строчки карандашом, решив непременно разузнать об этом поподробнее. Ведь это еще один факт, подтверждавший демократизм русского издателя.

Помощь пришла совсем неожиданно. Помог Союз писателей СССР. Узнав, что Августа Петровна, человек весьма пожилой, получает сравнительно небольшую пенсию, я собрал необходимые документы и обратился в Союз писателей с просьбой о повышении пенсии дочери Сойкина. Через некоторое время получаю из Архива Октябрьской революции и Социалистического строительства в Москве фотокопию любопытных документов. Оказывается, Союз писателей запросил дополнительно материалы из наших центральных архивов, а, зная, что я собираю все о жизни и деятельности Сойкина, любезно выслал мне копии.

В первом документе говорилось, что помощник начальника Екатеринославского губернского жандармского управления сообщал в Департамент полиции 6 июля 1904 г. о том, что на квартире Сойкина собирался социал-демократический кружок.

Но каким образом петербуржец Сойкин оказался в Екатеринославе (ныне Днепропетровск)? Может быть, это его однофамилец? Пишу Августе Петровне. Нет, все правильно. Петр Петрович часто отдыхал в Екатеринославе. Как и у многих людей старого поколения, у него была приверженность к определенным местам, он полюбил этот красивый город на Днепре и часто проводил там летние месяцы.

Второй документ как бы дополнял первый. Это было предписание Министерства юстиции Департаменту полиции от 2 мая 1908 г. В предписании сообщалось, что петербургский издатель Сойкин может быть обвинен по статье 129 уголовного уложения. К тому времени я уже знал, что эта "знаменитая" статья гласила: "Виновен в произношении или чтении публично речи или сочинения, или в распространении, или публичном выставлении сочинения или изображения, возбуждающих к учинению бунтовщического или изменческого деяния".

Но какой грех совершил Сойкин? Почему им заинтересовались Министерство юстиции и Департамент полиции? Вряд ли он произносил "бунтовщические" речи. Скорее всего он что-то крамольное напечатал весной 1908 г. в своей типографии. Но что?

Может быть, речь идет о газетах "Современная жизнь" и "Обновленная Россия", неоднократно преследовавшихся царским правительством и в конце концов запрещенных цензурой? Нет, Сойкин издавал их раньше, в период первой русской революции.

Просмотр издательских и книготорговых каталогов фирмы "П. П. Сойкин" за 1908 г. тоже ничего не дал. А что если съездить в Пушкин и попытаться найти тех, кто работал с Сойкиным в Детскосельской типографии в 30-е гг. Может быть, кто-нибудь близко знал Петра Петровича и сможет ответить на интересующий меня вопрос.

Поездки в Пушкин

Летом 1962 г. я поехал в Пушкин. Правда, первый раз поехал не один. Со мной были невестка и внучка издателя. Я просил их показать хотя бы примерное место захоронения Сойкина на Кузьминском кладбище.

Бывшее кладбище представляло собой сравнительно небольшое поле, вдоль и поперек изрытое воронками от бомб и снарядов. Пользуясь какими-то, им одним знакомыми, едва уловимыми приметами, Лидия Александровна и Валентина Леонидовна Сойкины скоро указали место захоронения Петра Петровича. Мы отметили это место маленькой дощечкой и разошлись.

Дальнейшие поиски следов пребывания Сойкина в Пушкине я решил начать с местной типографии, той самой типографии, где Петр Петрович проработал корректором последние пять лет своей жизни.

Узнаю, что типография помещается там же, где помещалась до войны, что она по-прежнему действует, выпуская три раза в неделю газету "Вперед". Иду прямо к директору типографии. Нет, он человек сравнительно молодой, о Сойкине ничего не слышал, да и в типографии никого нет с довоенным стажем. Впрочем, постойте, лет десять назад мы проводили на пенсию наборщика Георгия Юрьевича Янсона. Точно знаю, что до войны он в этой типографии работал.

Янсон, Янсон...- где же я читал эту фамилию? Кажется, совсем недавно. Ну, конечно, в пенсионном деле Сойкина. Ходатайство администрации и местного комитета Детскосельской типографии о назначении Сойкину персональной пенсии подписал профорг типографии Янсон.

И вот я в гостях у старейшего члена партии Г. Ю. Янсона, награжденного в честь 50-летия Октября орденом Красной Звезды.

- Петр Петрович поступил к нам в типографию на работу летом тридцать третьего. Но это была не первая наша с ним встреча. Впервые я увидел Сойкина в пятнадцатом году, когда меня, тяжело раненного на фронте, привезли в Петроград и положили в лазарет Сойкина.

- Что еще за "лазарет Сойкина"?

- В начале первой мировой войны по инициативе Сойкина был организован лазарет для раненых на средства сотрудников издательства и на пожертвования читателей всех журналов, выпускавшихся издательством "П. П. Сойкин". Петр Петрович показывал мне много писем от русских солдат, благодаривших его за спасение их жизней.

Спрашиваю Г. Ю. Янсона, с кем встречался Петр Петрович в Детском Селе, в чем заключалась его работа в типографии. Оказывается, старого русского издателя часто посещали Н. А. Морозов, Я. И. Перельман, П. К. Козлов, а также жившие в Детском Селе А. Н. Толстой и В. Я. Шишков. А в типографии Сойкин корректировал местные периодические издания: "Бюллетень Детскосельского районного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов" и газету "Ленинский путь".

- Сойкин постоянно был в работе и даже брал корректуру на дом. Работал до последних дней, а ведь ему было уже 75 лет! Был необычайно скромен, многие у нас даже не знали, что это знаменитый русский издатель, первый издатель Ленина. Именно Петр Петрович напечатал в 1895 году в своей типографии первую легальную работу Ленина "Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве".

Задаю Г. Ю. Янсону последний, самый важный для меня вопрос. Не помнит ли он какие-нибудь нелегальные революционные издания Сойкина, может быть, сам Петр Петрович об этом рассказывал? (Меня все "мучило" обвинение Сойкина в 1908 г. по 129 статье уголовного уложения.)

Привожу почти дословный ответ Г. Ю. Янсона: "Сойкин имел заслуги перед партией. Еще до революции мы, старые большевики, знали, что в типографии Сойкина нелегально печатались издания партии".

Значит, все верно и недаром появилось предписание Министерства юстиции Департаменту полиции о том, что Сойкин "виновен в распространении сочинения, возбуждающего к учинению бунтовщического деяния".

Но это очень серьезный факт и хотелось, чтобы еще кто-нибудь подтвердил его. Г. Ю. Янсон опять приходит мне на выручку.

- Свяжитесь с Верой Андреевной Бордюковой. Она сейчас пенсионерка, живет в Гатчине, а в тридцатые годы была начальником наборного цеха Детскосельской типографии. Она часто бывала дома у Сойкина и может дополнить мои воспоминания.

Срочно пишу в Гатчину. Через несколько дней получаю ответ В. А. Бордюковой: "Первый раз я была у Петра Петровича дома после первомайской демонстрации в 1934 году. Он пригласил нас, несколько человек, на обед.

Перебирая многочисленные фотографии, Петр Петрович, указав на одну из них, рассказал нам, как в старое, дореволюционное время ему выпало большое счастье напечатать в своей типографии политическую литературу, в том числе и статьи В. И. Ленина, и вместе с художественной литературой рассылать во многие уголки России.

Я помню, как он показывал нам небольшие брошюрки. Что это были за брошюрки, я не помню, но были они политического характера. Петр Петрович рассказал, как много раз врывались в его типографию жандармы, и только большими деньгами он всегда отделывался от них..."

Значит, Г. Ю. Янсон был прав. И теперь понятно также, почему к Сойкину не применили знаменитую 129 статью уголовного уложения.

Узникам Шлиссельбурга

В один из теплых летних дней 1914 г. две подводы подъехали к дому № 12 по Стремянной улице в Петербурге. На подводы никто из прохожих не обратил внимания. В доме № 12 помещалось издательство, типография и книжный склад П. П. Сойкина, и десятки подвод ежедневно из этого дома развозили увесистые пачки книг и журналов.

Однако две молодые девушки вместо того, чтобы, как обычно, проехать во двор и получить сойкинские издания, попросили провести их к самому владельцу издательства.

Владелец принял их в своем рабочем кабинете, и одна из девушек, та, очевидно, что была посмелее, изложила Сойкину свою необычную просьбу.

- Мы собираем книги для библиотеки Шлиссельбургской каторжной тюрьмы. Не могли бы и вы нам помочь?

Несколько минут владелец крупнейшего петербургского издательства озадаченно смотрел на смелую девушку. Все-таки не каждый день к тебе обращаются с подобными просьбами.

Но молчание длилось недолго. Сойкин решил пожертвовать, конечно, неофициально, большое количество книг узникам Шлиссельбурга. Он вызвал заведующего книжным складом издательства и поручил ему "заняться" девушками.

В числе многих книг заведующий складом предложил девушкам некоторое количество "божественной" литературы: богословские сочинения, "жития святых", комплекты журнала "Русский паломник" и т. п.

- Вам такие книги нужны? - спросил заведующий складом с оттенком сомнения в голосе.

Но девушки неожиданно обрадовались: "Очень нужны! Очень!"

Через много, много лет одна из девушек, замечательная советская писательница Александра Яковлевна Бруштейн вспоминала: "Мы не лгали. Нам в самом деле были очень нужны эти книги, хотя назначение их было особое. В переплетной мастерской Шлиссельбургской крепости они переплетались вперемежку с книгами запрещенными, нелегальными. Титульный лист и первые 15-20 страниц из душеспасительной книги перемежались страницами нелегальной книги, дальше снова "божественное", затем опять нелегальное. Такие книжные "слоеные пироги" очень ценились в Шлиссельбурге..."

Когда я прочел об этом эпизоде в книге А. Я. Бруштейн "Вечерние огни", то решил немедленно написать автору книги. Я знал, что А. Я. Бруштейн была женой крупного советского медика, директора Петроградского клинического института для усовершенствования врачей С. А. Бруштейна. А Сойкин выпускал в 20-е гг. под редакцией С. А. Бруштейна "Журнал для усовершенствования врачей". Значит, Александра Яковлевна могла встречаться с Сойкиным и в советское время.

А. Я. Бруштейн посчитала своим долгом, несмотря на тяжелую болезнь, написать автору этого очерка обстоятельное письмо, в котором чувствуется глубокая заинтересованность в том, какой предстанет личность Петра Петровича на страницах моих будущих работ о нем.

"Если попытаться вспомнить и сформулировать впечатление, производимое П. П. Сойкиным,- первое впечатление и последующие, от дальнейших встреч с ним,- пишет А. Я. Бруштейн,- то я бы определила это так: он был рыцарем своего дела, фанатически верившим в высокую полезность книжного дела, в святость его предназначения. Он любил книгу,- самое, по его мнению, дорогое в жизни!"