Золотая книга, столь же полезная, как забавная,
о наилучшем устройстве государства
и о новом острове Утопия
Из письма Петру Эгидию
Вкусы смертных столь различны, нравы их столь причудливы, души столь неблагодарны, суждения столь нелепы, что, кажется, намного счастливее живут те, которые ублажают себя приятностью и весельем, чем те, которые изводятся в заботах издать что-нибудь, что иным, спесивым или же неблагодарным, может показаться полезным или приятным. Большинство людей наук не знает; многие их презирают. Невежда отбрасывает как грубое все, что не вполне невежественно. Полузнайки отвергают как общедоступное то, что не кишит старинными словами. Одним нравится только старое, большинству - только свое. Этот настолько угрюм, что не допускает шуток, тот настолько несмышлен, что не выносит умного слова. Некоторые настолько тупы, что любой насмешки они боятся, подобно тому, как укушенный бешеной собакой боится воды. Одни до того проворны, что, сидя, они одобряют одно, а стоя, другое. Другие - сидят в харчевнях и за чашей вина судят о дарованиях писателей, с великой важностью осуждают все, что хотят, выщипывая по волоску из каждого сочинения, а сами меж тем пребывают, как принято говорить, "вне обстрела". Разумеется, эти честные люди до того гладки и выбриты со всех сторон, что у них нет ни волоска, за который можно было бы ухватиться. Кроме того, есть такие неблагодарные, что, получив большое удовольствие от сочинения, автора они тем не менее не любят. Они очень схожи с невежливыми гостями, которые, после того, как их радушно пригласили на изобильный пир, расходятся, наконец, сытые по домам, нисколько не отблагодарив того, кто их позвал. Иди теперь, трать свои деньги на обед для людей столь тонкого вкуса, столь разных склонностей, к тому же столь памятливых, столь благодарных!
Из главы "О поездках утопийцев"
<...>
удивляет и отвращает утопийцев безумие людей, которые воздают только что не божеские почести тем богатым, которым они ничего не должны, ни в чем не подвластны и которых не за что почитать, кроме как за то, что они богаты. И при этом они знают, что те столь низки и скаредны, что вернее верного разумеют: из всей этой кучи денег при жизни богатых не достанется им никогда ни единой монетки.
Эти мнения и подобные им утопийцы частично усвоили из воспитания. Они были воспитаны в государстве, установления которого находятся далее всего от такого рода глупостей. Частично же - из чтения и изучения книг. Ибо, хотя в каждом городе немного тех, кто освобожден от прочих трудов и приставлен к одному только учению (это как раз те, в ком с детства обнаружились выдающиеся способности, отменное дарование и склонность к полезным наукам), однако учатся все дети, и большая часть народа, мужчины и женщины, всю жизнь - те часы, которые, как мы сказали, свободны от трудов,- тратят на учение. Науки они изучают на своем языке. Ибо он не скуден словами, не без приятности для слуха и не лживей другого передает мысли. <...>
Когда они услыхали от нас о греческой литературе и науках (ибо в латинской, казалось им, не было ничего, заслуживающего большого одобрения, за исключением истории и поэтов), удивительно, с каким рвением пожелали они, чтоб дозволили им это изучать в нашем истолковании. Поэтому мы начали читать скорее для того, чтобы не казалось, будто мы отказываемся от работы, чем надеясь на какой-либо успех. Но как только мы немного продвинулись, так их усердие тотчас показало, что нам не предстоит тратить свое усердие впустую. Они принялись весьма легко изображать буквы и очень ловко произносить слова, весьма быстро запоминать их, стали так верно переводить, что нам это казалось чудом. Если только не считать, что большая часть тех, кто принялся за учение, воспылали к нему не только по одной своей воле, но и по приказу сената. Это были люди из числа учеников редкостных дарований и зрелого возраста. Поэтому менее чем через три года в языке не осталось для них ничего трудного; они стремились узнать и беспрепятственно читали хороших писателей, если только не мешали этому погрешности в книге. Я, право, также предполагаю, что они легко овладели этой наукой оттого, что она им несколько сродни. Ибо я подозреваю, что этот народ ведет свое происхождение от греков: потому что их язык, в прочем почти персидский, хранит некоторые следы греческого в названиях городов и должностных лиц. Я привез им многие сочинения Платона, еще больше Аристотеля, а также книгу Теофраста о растениях - жаль, что она в очень многих местах была испорчена. (Собираясь в плавание в четвертый раз, я взял на корабль вместо товаров довольно большой тюк книг, потому что твердо решил лучше не возвратиться никогда, чем возвратиться скоро.) Пока мы плыли, книга Теофраста, оставленная по нерадивости, попалась церопитеку, который, веселясь и играя, вырвал из разных мест несколько страниц и разодрал их. Из тех, кто писал грамматики, у них есть только Ласкарис, ибо Федора я с собой не привозил, так же как не взял я ни одного словаря, кроме Гесихия и Диоскорида. Утопийцы очень любят книжечки Плутарха, увлекают их также насмешки и шутки Лукиана. Из поэтов у них есть Аристофан, Гомер, а также Еврипид, затем Софокл, напечатанный Альдовым минускулом. Из историков - Фукидид и Геродот, есть и Геродиан. Более того, из книг по медицине мой сотоварищ Триций Апинат привез с собой несколько небольших сочинений Гиппократа и "Малое искусство" Галена. Эти книги у них в большой цене. Несмотря на то, что изо всех народов утопийцы нуждаются в медицине менее всего, нигде, однако, не пребывает она в большем почете, хотя бы по той причине, что знание ее они числят среди прекраснейших и полезнейших сторон философии. Когда с помощью этой философии исследуют они тайны природы, им кажется, что они не только получают удовольствие, но и входят в величайшую милость ее Творца и Создателя. Они полагают, что по обыкновению прочих мастеров Он выложил устройство мира сего перед человеком для рассмотрения и созерцания (одного только человека Он и создал способным к этому). Потому Ему милее радивый и внимательный наблюдатель, ревнитель Его творений, чем тот, кто наподобие животного, слабого умом, глупо и тупо пренебрегает столь великим и необыкновенным зрелищем.
Оттого умы утопийцев, изощренные в науках, удивительно способны к изобретению искусств, которые сколько-нибудь помогают сделать жизнь удобнее и лучше. Однако двумя вещами они обязаны нам: книгопечатанием и изготовлением бумаги; хотя этим - не только нам, но в большой мере также и себе. Ибо когда показали мы им буквы, напечатанные Альдом в бумажных книгах, и рассказали о том, из чего изготовляется бумага, о возможности печатать буквы, то могли мы не более, чем поведать обо всем этом, потому что никто из нас не знал толка ни в том, ни в другом. Они тотчас сами весьма сообразительно догадались, в чем дело. Прежде они писали только на пергаменте, на коре и папирусе, а теперь попробовали изготовлять бумагу и печатать буквы. Сначала это не очень им удавалось, но после весьма усердных занятий, вскоре они успели и в том, и в другом деле и добились того, что, будь у них греческие книги, в копиях недостатка не было бы. И ныне имеется у них не более того, что я упомянул, но, печатая книги, они распространили то, что у них есть, во многих тысячах копий. <...>