Бенвенуто Рамбальди Да Имола

Комментарий к "комедии" Данте Алигьери (фрагмент)

 Теперь к ее ступеням не подъята 
 Ничья стопа, и для сынов земли 
 Писать устав мой - лишь бумаги трата*.

^* (Данте. Рай, XXII, 73-75. Пер. В. Лозинского.)

Здесь Бенедикт бранит по ходу дела монастырских монахов нынешних времен, которые не восходят по этой святой лестнице и, хуже того, погрязли в земных страстях; он говорит поэтому: "К ее ступеням не подъята ничья стопа", т. е. никто не оторвался от земли и ее страстей, чтобы подняться по этой лестнице, потому что она кажется им слишком высокой. Заметь, впрочем, что автор высказывается здесь чересчур расширительно, поскольку до сего дня есть много монахов из тех, что носят одежду Бенедикта и следуют его уставу, которые живут, насколько можно судить, достаточно благочестивой жизнью, как мне приходилось видеть в некоторых местах, например, среди братьев монастыря на Масличной горе. Можно кратко сказать, что Бенедикт осуждает теперешних, сравнивая их еще с теми первыми монахами-созерцателями; или, еще лучше сказать, его слова надо ограничительно относить только к монастырю в Кассино, о котором автор тут специально и говорит и который действительно крайне запущен и заброшен, как сейчас будет сказано. Поэтому он продолжает: "Устав мой - лишь бумаги трата", т. е. существует только на словах, а не в жизни, напрасно обременяя бумагу и не принося плода, поскольку не соблюдается.

И хочу тут для более ясного понимания этого буквального смысла привести то, что мне как-то шутя рассказывал почтенный наставник мой Боккаччо из Чертальдо. А именно он говорил, что когда был в Апулии, то, привлеченный известностью места, пришел в знаменитый монастырь на Монте Кассино, о котором идет речь. И, горя желанием увидеть книгохранилище, которое, как он давно уже слышал, там исключительное, он смиренно как человек удивительной мягкости попросил у одного монаха оказать ему любезную услугу и открыть библиотеку. Но тот сухо ответил, показав на высокую лестницу: "Поднимайся, открыто".

Радостный, он поднялся и обнаружил, что хранилище стольких сокровищ не имеет ни двери, ни ключа, а вступив в него, увидел травяную поросль на подоконниках и толстый слой пыли на всех книгах и полках; в удивлении начал он открывать и перелистывать то одну, то другую книгу и нашел там многочисленные и разнообразные тома древних и редкостных сочинений, в которых часто то не хватало нескольких вырванных тетрадок, то были отрезаны поля страниц, т. е. они были таким образом во многих местах изуродованы. Наконец, посетовав, что труды и усилия стольких выдающихся умов попали в руки самых пропащих людей, он ушел оттуда с болью в сердце и чуть ли не со слезами, а проходя по подворью, спросил у встречного монаха, для чего эти драгоценнейшие книги так безобразно искалечены. Тот отвечал, что некоторые монахи, желая разжиться двумя или пятью сольдо, выскабливали по одной тетрадке и делали псалтыри, которые продавали детям, и подобным же образом из отрезанных полей делали Евангелия и молитвенники, которые продавали женщинам. Вот и поди теперь, ученый муж, ломай себе голову над сочинением книг!