Из речи первой. Моя жизнь, или о моей судьбе (фрагмент)
4. Моя мать <...> не умела сердиться на свое ленивое дитя, полагая, что любящая мать ничем и никогда не должна го огорчать; поэтому большая часть года уходила у нас а безделье, а не на ученье.
5. Проведя так четыре года, я вступил в пятнадцатый год жизни, и тут охватила меня такая страсть к красноречию, что игры в полях были забыты, голуби проданы,- а ведь воспитание их невероятно увлекает мальчика,- конские бега и театральные представления заброшены; а чем я особенно поразил и молодежь и стариков - я не пошел смотреть на поединки, в которых сражались мужи, достойные быть учениками тех трехсот, что пали в Фермопилах. Общественную повинность выполнял на этот раз мой дядя по матери и звал меня посмотреть на это зрелище, но я весь был погружен в книги. Говорят, что обучавший меня софист уже давно предсказал мое будущее,- и его предсказание исполнилось. <...>
148. К тому, что мной уже сказано, следует добавить рассказ об одном случае, как будто неважном, но в то же время важном. Пожалуй, кому-нибудь из вас покажется, что я говорю о пустяках, но в ту пору я был огорчен до глубины души и переживал случившееся, как большое несчастье. Было у меня сочинение Фукидида, рукопись мелкая, но вместе с тем очаровательная; она была настолько легка, что я всегда носил ее сам,- хотя меня сопровождал слуга,- и это было для меня радостью. Прочитав о войне пелопоннесцев и афинян по этой рукописи, я почувствовал то, что, вероятно, чувствовали и многие другие, а именно - что я не мог бы с тем же удовольствием перечитывать это сочинение по другому свитку.
149. Всем и каждому расхваливая постоянно это мое приобретение и восхищаясь им больше, чем Поликрат своим перстнем, я сам привлек к нему внимание воров; нескольких из них я скоро изловил, но последний напряг все силы, лишь бы не попасться, так что поиски я прекратил, но горевать не перестал. Изучение Фукидида стало приносить мне значительно меньше пользы, чем могло бы; и это произошло только потому, что по другой рукописи я читал его уже без удовольствия.
150. Но и эту, столь печальную для меня утрату Тихэ, правда, немало времени помедлив, все же сумела мне возместить. Я писал с грустью об этой рукописи моим знакомым, указывая ее размер, ее внутреннюю и наружную отделку, и думал: где-то она теперь и в чьих руках? И вот один юноша, мой согражданин, купил ее и пришел к учителю, чтоб ее читать, а учитель, узнав ее по известным ему приметам, вскрикнул: "Та самая!" - и пришел спросить меня, не ошибся ли он; а я схватил ее и обнял так, как можно обнять сына, долго пропадавшего без вести и неожиданно явившегося; я вернулся к себе в полном восторге и воздал благодарность богине; воздаю ее и теперь. Пусть тот, кому угодно, посмеется надо мной, что я говорю много громких слов о такой мелочи; но насмешки неуча не страшны.