Жизнь К. А. Хабарова, писанная им самим

Что тебе надобно, дружок? д? - спросил меня красноносый старичок в затрапезном халате... А? Что тебе надобно? - Хозяина типографии, сударь.- Ну, я хозяин типографии, что ж тебе надобно? - Я ищу место, сударь: не примете ли вы меня? - Да на какую потребу? А? - Я могу быть наборщиком.- А в какой типографии ты был прежде, дружок? - Я ни в какой еще не был...- Так стало ты ничего не знаешь, а мне таких не надо.- Я, сударь, скоро выучусь, могу быть и корректором...- Да кто ты? - Вот извольте посмотреть!"

Он принял мой аттестат...- Хорошо! корректора мне нужно, да ты молод, дружок!..- Постарею, сударь.- Где ты живешь? - Нигде, сударь!

О! как мне стало горько! Первый человек, которому предложил я свои услуги, немилосердно дал мне почувствовать мое ничтожество - жестокий, грубый человек! Видя, что я бедняк бесприютный, он холодно сказал мне еще раз: мне тебя не нужно, дружок! ступай с богом! - Он знал, варвар, что я из одного хлеба решусь служить у него. "Прощайте!" - сказал я и пошел, но он воротил меня. Мне тебя жаль - останься у меня - я принимаю тебя к себе: ты мне понравился, дружок! Ступай же теперь за своими пожитками и перевозись.- За какими пожитками? Кого перевозить? - спросил я, смотря на содержателя типографии.- Ну, свое имение.- Оно все со мною, - сказал я.- Как? у тебя ничего нет.- Все, что я имею, со мною! - сказал я и не постигал, чего еще надобно, когда я одет?

Я поселился в типографии. Стал набирать, печатать, читать корректуру - и в год выучился всему типографскому делу. Работа трудная - зато здоровая. Всем, потерявшим аппетит, всем расслабленным от удовольствий, я бы советовал только один месяц поработать в типографии в должности тередорщика. Уверен, что они выздоровеют совершенно.

В этой типографии я пробыл два года; работал, как лошадь, не получая жалования; довольствовался самою простою пищею и, сверх своей должности, отправлял разные домашние работы, как то: караулил сад, считал кур, ходил на рынок за провизией, носил на почту письма и посылки, и пр... Однажды я попросил жалованье - и мне указали двери, сказав: с богом!-Я поклонился, поблагодарил за все милости и перешел в другую типографию. Наконец, в 22 года, постоянно занимаясь при разных типографиях, я кое-как накопил от остатков жалования пять тысяч рублей и приобрел обширное знакомство. Все московские ученые, поэты, переводчики, библиоманы, книгопродавцы, компиляторы, разносчики книг, бумажные фабриканты - все любили меня и старались помогать в моих нуждах. Многие советовали мне завести свою типографию - но я предпочел книжную торговлю и сделался продавцом произведений российских писателей и переводчиков. Конечно, иметь типографию выгоднее - но в 22 года мне так надоел скрип станов, глухой звук литер, что я и теперь обхожу те улицы, на которых есть типографии. Сверх того, я очень недоволен нашими типографиями: так много надобно и времени и трудов, чтоб довести их до возможного совершенства! Русская азбука, форма литер также требует

больших преобразований! Всякий раз, набирая какую-нибудь книгу, я думал об улучшении литер азбуки: вместо отдыха, после работы, чертил формы букв и задумывался над бестолковой азбукой нашей! Сделавшись книгопродавцем и имея много свободного времени, я стал записывать свои мысли и предположения о литерах и азбуке - вышло небольшое сочинение, которое и назначаю издать в свет через 25 лет после моей смерти...

Кочевая жизнь книгопродавца, ездящего по ярмон-кам, мне очень нравилась... Чуждый всем людям, не стесненный в воле своей, я прокочевал бы всю жизнь - но в прошедшем году, возвращаясь из Ростова, я простудился, закашлял - и благодарю Ивана Давыдовича, моего лекаря, - теперь едва дышу. В утешение мое он объявил мне, что у меня изнурительная чахотка. Итак, в ожидании верного спутника ее, смерти, спокойно смотрю на жизнь свою, безбурную, бесцветную - и утешаюсь мыслью, что прожил и живу как добрый человек! Не страшусь смерти и суда божия! Я был типографщиком, но зарабатывал свое жалование трудами тяжелыми, изнурительными. Я был книгопродавцем, но авторы и переводчики любили меня: я не ругался над их бедностию, не скупал за бесценок их сочинений, не брал по 20 и 25 проц<ентов> за комиссию, как мои товарищи, а довольствовался 5-ю процентами!

Я был знаком со всеми типографщиками, но ни с одним не имел тайных сношений: не покупал от них за пятую часть цены сочинений, отпечатанных тайно от хозяина книги - и называемых дефектами! Я переходил из типографии в типографию потому, что не мог равнодушно видеть плутни авторов, припечатывающих в свою пользу по 500 и 600 экземпляров чужого сочинения...

Я не перепечатывал старинных книг и не подделывал старинных букв. Желаю, чтоб все типографщики и книгопродавцы думали и поступали так, как я, тогда книжная торговля наша распространится, потому что будет основана на взаимном доверии, на честности. Еще надо бы прибавить,

Что хотел прибавить Клемеитий Акимович, остается неразрешимою загадкою, потому что, написав: еще надобно прибавить, он опрокинулся на спинку стула... перо выпало из рук его, и смерть убавила его из числа живых. 1828 г.