Был ли пожар?

С сильно бьющимся сердцем просыпается Иван Федоров. Что за диковинный сон! Да сон ли это? Он вскакивает с лавки... Вся изба полна света, свет яркий, красноватый, словно от пламени, врывается в слюдяные оконца.

Иван Федоров не может прийти в себя, не может понять, где он, что с ним, сон ли это, наяву ли? А что это за звон, звонят так часто, словно в набат.

- Горит, друкарня горит! - вдруг раздался со двора отчаянный крик Петра Мстиславца.

Иван Федоров сразу очнулся. Опрометью бросился он в сени, из сеней на двор... друкарня с двух сторон была объята пламенем.

- Бежим скорей, - шептал Петр Мстиславец, - злодеи подожгли друкарню, они убьют нас... бежим через задний двор...

Иван Федоров словно окаменел. Остановившимися глазами глядел он прямо перед собой, глядел на это яркое пламя, которое беспощадно губило труды его рук, его друкарню, его станок...

- Колдун, чернокнижник, - раздавались голоса с улицы. - Сам бог покарал тебя за ересь, сам бог погубил дьявольское дело".

Так детская писательница Е. Волкова описала пожар в типографии Ивана Федорова в историческом рассказе "Первый русский печатник", изданном впервые в 1903 году в Вятке, а затем неоднократно переиздававшемся в Петербурге.

О поджоге типографии говорили многие.

При этом обычно ссылались на англичанина Джильса Флетчера, который в 1588 году ездил в далекую Московию послом королевы Елизаветы к царю Федору Ивановичу. Вернувшись домой, Флетчер издал книгу "О государстве русском, или Образ правления русского царя (обыкновенно называемого царем московским) с описанием нравов и обычаев жителей этой страны". Она вышла в o свет в Лондоне в 1591 году. Рассказывал Флетчер и о начале книгопечатания в Москве:

"Несколько лет тому назад, еще при покойном царе, привезли из Польши в Москву типографский станок, и здесь была основана типография с позволения самого царя. Но вскоре дом ночью подожгли и станок с литерами совершенно сгорел, о чем, как полагают., постаралось духовенство".

Иван Федоров, в рассказе о своих злоключениях на страницах львовского "Апостола" 1574 года, о пожаре не упоминал.

Так был ли пожар или нет?

Чтобы ответить на этот вопрос, А. С. Зернова решила проверить, действительно ли погибли шрифты, доски для заставок и инициалов московской типографии Ивана Федорова. Оказалось, что нет. Московский шрифт печатник увез в Великое княжество Литовское и использовал до конца своей жизни. Увез он и доски заставок - это легко можно определить по их оттискам в книгах.

Доски были удивительно прочными - ИХ применяли во Львове и 200 лет спустя после смерти первопечатника. Антонина Сергеевна проследила их употребление до 1772 года. А львовский искусствовед Аким Прохорович Запаско нашел оттиски с них в изданиях начала XIX века.

Чтобы увезти шрифты, матрицы, пуансоны, доски для иллюстраций, заставок и инициалов, нужно было, не торопясь, нагрузить одну-две подводы, - рассуждала А. С. Зернова. И сделала вывод: "Разгрома типографии Ивана Федорова, подожженной враждебно настроенной толпой, грозившей убить печатника, по всей видимости не было; если и была сожжена, то анонимная типография". Та самая, в которой печатались безвыходные издания.

Может быть, именно поэтому и не сохранились типографские материалы этой друкарни? Кроме той буквицы, которая случайно оказалась у Ивана Федорова и впоследствии была использована в дерманском "Октоихе".

И еще об одной загадке, разгаданной А. С. Зерновой.

Послесловие "Острожской Библии" известно в двух вариантах. В одном из них указано, что книга вышла в свет "от воплощения господа... 1580 месяца июля 12 день". Другой вариант более обширен и напечатан на двух языках - славянском и греческом. Дата выхода здесь другая: "от воплощения господа... 1581 месяца августа 12 дня".

Давно было замечено, что и отдельные листы "Библии" не сходны один с другим, а встречаются в двух, а иногда и в большем количестве вариантов. Более того, библиограф и собиратель Вукол Михайлович Ундольский в свое время нашел несколько тетрадок "Библии" - 48 страниц, отпечатанных другим шрифтом, не тем, что в обычных экземплярах. Такие же тетрадки, вплетенные в "Библию", в дальнейшем были найдены в библиотеках Варшавского и Саратовского университетов.

Вывод из всего этого вроде бы напрашивался сам собой: Иван Федоров напечатал не одно, а два издания "Острожской Библии".

"Нет!" - сказала Антонина Сергеевна.

Рассуждала она так. Если изданий "Библии" было два, то каждому варианту послесловия должны соответствовать свои варианты набора и размещения заставок на листах. В фондах Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина было 34 экземпляра "Острожской Библии". Постранично сверив их, А. С. Зернова установила, что варианты совершенно случайны. Появилась возможность утверждать: "Изданий "Острожской Библии" было одно, а не два!"

А. С. Зернова не знала, что еще в 1938 году английский исследователь Джон Барникот нашел в Британском музее и в старинной Бодлеянской библиотеке экземпляры "Библии" с двумя выходными листами - на одном был указан 1580 год, а на другом, вклеенном в книгу позднее, - 1581-й.

Иван Федоров, видимо, готовил издание к выпуску в свет в 1580 году, но не успел. Тогда он напечатал новый лист с более поздней датой и вклеивал его в уже сброшюрованные экземпляры. Лист со старой датой осторожно вырывали.

Новый лист вклеили не во все экземпляры. А в некоторые вклеили, но забыли вырвать старый. Так пошли гулять по свету экземпляры с двумя выходными листами. Их оказалось немало - автор этих строк видел их в Киеве, во Львове, в Кракове...

В Научной библиотеке Львовского государственного университета мне показали "Библию", открыв которую я не поверил глазам.

"Напечатано мною многогрешным Иоанном Федоровым сыном з Москвы, - стояло в выходном листе, - в богохранимом граде Острозе... 1571 месяца августа 12 дня".

Выходит, еще до львовского "Апостола"! А ученые думали, что в 1571 году Иван Федоров был еще в Заблудове.

Открытие, однако, не состоялось. Присмотревшись, я увидел, что лист с датой, смутившей меня, не напечатан, а очень искусно воспроизведен от руки. Каллиграф, делавший его, ошибся и вместо "1581" написал "1571".