Бумажное дело

Бумага для издателя - это то же, что хлеб для желудка. В старой России книга была редкостью и книжный рынок пользовался исключительно привозной бумагой. Но и в 80-х и в 90-х годах прошлого столетия, когда спрос на книгу увеличился в неслыханных дотоле размерах, русское бумажное дело не шло в ногу с делом издательским и всегда отставало от него. Мы по-прежнему снабжались заграничной привозной бумагой, и наши бумажные фабрики не выдерживали никакого сравнения с заграничным производством.

Отсталость России в бумажном деле была тем более удивительна, что природные условия давали решительно все, чего можно было только пожелать для блестящего развития дела.

Замечательные леса, полноводные сплавные реки, огромной мощности водопады, дешевый труд - все говорило о том, что бумажное дело в России должно процветать, что Россия может завалить своей бумагой все иностранные рынки.

Но косность русского капитала и какой-то первобытный страх перед "новым" делом сделали то, что на своих лесах, водопадах и реках мы сидели, как собака на сене, и выписывали бумагу из маленькой Финляндии, хотя могли бы сами обслуживать всю Европу.

Очень нередко мы испытывали и бумажный голод и бумажные кризисы, так что первой заботой русского издателя и, так сказать, его пожизненной, вечной тревогой всегда был вопрос о бумаге.

Я эти заботы пережил на собственном опыте, когда дело стало развиваться и когда наша фирма потребляла уже семь тысяч пудов бумаги в день (три тысячи пудов в Москве и четыре тысячи пудов в Петербурге).

Как удовлетворить эту все растущую потребность в бумаге и сбросить с себя зависимость от иностранного производства?

Решение вопроса, конечно, могло быть только одно: если нет большой настоящей бумажной фабрики, то ее надо построить. Или, по крайней мере, найти что-нибудь подходящее из существующих фабрик и развить производство до необходимых размеров.

Но в России были только маленькие, слабосильные фабрики, созданные еще при крепостном праве на основе подневольного труда, да кое-какие начинания промышленников позднейшего времени. Но все это было слабо, ничтожно и походило не столько на фабрику в европейском значении слова, сколько на кустарное производство мелких предпринимателей. Все, вместе взятые, эти фабрики не могли снабдить бумагой даже одну только нашу фирму, так как русская фабрика, производившая две тысячи пудов бумаги в день, считалась уже большой.

Оставалось, таким образом, подумать о новой, первой в России большой фабрике, и я приступил к этому делу. Лесов и водопадов в России было очень много, и все водопады были свободны, так как царское правительство в старину не разрешало эксплуатации водопадов для промышленных целей и не было выработано даже цен за пользование этим "белым углем". К моим услугам, таким образом, было около семи свободных водопадов, и я выбрал самый подходящий - на реке Кеми, при городке того же имени, вблизи моря, - водопад в 20 тысяч лошадиных сил. Тут же на необозримом пространстве стояли и казенные леса, вполне пригодные для эксплуатации.

Я начал с того, что поручил чиновнику водных путей, специалисту по водопадам, изучить данный водопад во всех подробностях. Чиновник работал на месте два года, получая по тысяче рублей в месяц, и исполнил задачу прекрасно. Все было изучено, промерено, начерчено, и вся подготовительная работа по постройке и оборудованию фабрики могла считаться законченной. Оставалось найти компаньона-капиталиста и приступить к делу. Захватив планы и чертежи, я поехал в Берлин и предложил мой проект вниманию г-на Стиннеса. Он нашел концессию блестящей. Все, что можно было пожелать, было налицо: огромной мощности водопад, фантастические лесные богатства, сплавные реки, близость моря и готовый рынок.

Рис. 30. Обложка книги: Киплинг Р. Маленькие сказки

Г-н Стиннес очень увлекся этим делом. Себестоимость бумаги, по подсчетам, обходилась в 80 копеек пуд на месте, а продажная цена ее была 3 рубля за пуд. При затрате капитала в 9 миллионов фабрика могла давать ежегодно чистого дохода 3 миллиона рублей.

Но это блестящее дело, которое имело все права на существование и все шансы на успех, так и не осуществилось, и дело не пошло дальше проекта и подготовительных работ. Очевидно, фабрикантом мне не суждено было быть, и во всю мою издательскую жизнь я оставался лишь потребителем, но не производителем.

Наша фирма была крупным заказчиком финляндской бумажной фабрики. Фабрика эта была оборудована выше всякой похвалы, а хозяева ее, энергичные люди и знатоки дела, сделались не только нашими поставщиками, но и нашими искренними друзьями. Я приезжал к ним на фабрику, и они охотно и с радостью показывали мне свое великолепное производство. Вот эта-то фабрика и послужила для меня первым толчком, заставившим подумать о собственном производстве. Замечательно, что и место, где была расположена эта финская фабрика, удивительно походило на то место, которое я выбрал на реке Кеми для русской фабрики. Даже водопад был точь-в-точь такой же.

Я покупал у финнов 5 тысяч пудов бумаги в день да 2 тысячи кое-как удавалось наскрести на русских фабриках. Эта бумага распределялась так: 2 тысячи пудов в сутки для "Русского слова", 2 тысячи пудов для издания книг и журналов в Москве, 1500 пудов для издания журнала "Нива"¹ в Петербурге. Остальные 1500 пудов уходили на другие издания.

¹ ("Нива" - еженедельный иллюстрированный журнал. Выпускался в Петербурге издательством А. Ф. Маркса в 1870 - 1916 гг.

В мае 1916 года издание было приобретено Товариществом И. Д. Сытина)