Мечтания одинокого любителя чтения (Карпентьер А.)

(© "Курьер ЮНЕСКО", 1972, № 1.)

Есть читатели, для которых средства массовой информации ни в коем случае не могут заменить размышлений в одиночестве...

Мечтания одинокого любителя чтения

Человек - неистощимо изобретательный, мятежный, постоянно стремящийся к созиданию и разрушению, всегда и во всем критичный, склонный все подвергать сомнению, - с недавних пор начал задаваться вопросом: в достаточной ли степени справляется в наши дни книга с ролью инструмента для пропаганды культуры (но почему при этом не учитывают ее огромного распространения во всем мире?); не пора ли заменить книгу прямыми средствами информации, воздействие которых ощущается более непосредственно, средствами более совершенными, ибо они предполагают комплексное воздействие, объединяя слух и зрение, музыку, зримый образ и слово; средствами, способными откликаться на события и факты действительности и воссоздавать их с такой быстротой, которая недостижима для печатного слова, заключенного в томах и фолиантах?

Так появились эксцентричные теории, утверждающие, что в деле культуры кино, радио, пресса, телевидение сильнее книги, что они за час-полтора сообщают нам больше, чем книга, роман, эссе, которые требуют от автора шести-семи лет труда, а от нас - нескольких дней чтения и размышлений. И дни эти приходится выкраивать из немногих часов досуга, остающихся нам после обязательных забот о хлебе насущном. "Что ты на это скажешь, брат Жан?" - рассмеялся бы Панург, швыряя своих знаменитых баранов в безбрежное море... гипотез.

Но строгие критики ведут себя по-иному: они, обнаруживая поистине удивительное невежество, обрушиваются с нападками на увлечения нашего века, считая их каким-то особым новшеством, типичным проявлением дурных веяний эпохи, в которую нам довелось жить.

Для начала, чтобы постепенно подойти к более сложным проблемам, рассмотрим самое простое - сетования и анафемы, которые служители Ее святейшества культуры адресуют комиксам, так полюбившимся в последнее время нашим детям, да и нам, людям подчас весьма зрелого возраста.

Моду на комиксы осуждают потому, что молодое поколение, увлекаясь ими, якобы отходит от чтения. Но те, кто так полагает, видимо, забывают, что основной принцип комикса - последовательный рассказ о событиях с помощью зрительных образов, своего рода предшественник кинематографа, - можно увидеть еще в древних кодексах Мексики: в них изображенные в хронологической последовательности сцены повествовали о событиях конкисты и закате империи ацтеков. И что представляют собой великолепные гобелены из Байе, как не своеобразную хронику завоевания норманнами Британских островов - хронику, воплощенную именно техникой комикса?

Замечательному швейцарскому юмористу Родольфу Топферу принадлежит заслуга создания в прошлом веке того комикса, который мы знаем сегодня. По его пути пошел и французский писатель и художник Кристоф, создатель ныне уже классической "Семьи Фенуйяр" (1889-1893) и других произведений того же плана.

Когда я был ребенком, в годы, предшествующие первой мировой войне, в Париже выходило - и немалыми тиражами - несколько газет для детей: "Пти-Иллюстре", "Кри-Кри", "Энтрепид", "Эпатан" и др.; в этих газетах печатались незабываемые "Приключения Пьеда Никле" французского юмориста Фортона, которые со временем тоже стали классикой. Английские дети примерно в то же время с увлечением следили за проделками Бастера Брауна и его собаки (1902). Где-то около 1913 года американский юморист Бад Фишер создал своих неповторимых Матта и Джеффа, которые более сорока лет не сходили со страниц газет. А сколько было других таких же героев: Тарзан, Терри и пираты, Супермен, Волшебник Мандрейк и т. д. и т. п. - все они вместе создали как бы новую мифологию, которая и до сих пор привлекает нас к газетным полосам...

И тем не менее, господа лорды-хранители храма Культуры, все это не помешало тому, что вновь и вновь появлялись издания и переводы произведений Толстого, Пиранделло, Марселя Пруста, Джеймса Джойса, Томаса Манна, Германа Броха (этот перечень знаменитых имен очень нетрудно продолжить и дальше, но я не хочу этого делать) - тех, кого средний читатель прошлого века назвал бы "трудными", если не просто "нечитабельными" авторами.

Фото Богданова В.

Научная фантастика? Этот литературный жанр существовал фактически всегда. Классическими его представителями являются Лукиан Самосатский или, скажем, средневековый создатель романа об Александре Македонском, который заставляет своего героя опускаться на дно моря в стеклянной бочке; Ариосто с его "Неистовым Роландом", вплавь пересекающим океан; Сирано де Бержерак, описавший путешествие на Луну; Свифт, неистощимый Свифт; Герберт Уэллс, романы которого - "Первые люди на Луне", "Борьба миров", "Человек-невидимка", "Остров доктора Моро" - служили мне основной духовной пищей в тринадцать лет. Романы с продолжением? Примером подобных произведений могут служить уже куртуазные романы, и прежде всего "Амадис Гальский"; сюда же следует отнести произведения Ксавье де Монтепена, Эмиля Габорио, Эжена Сю (XIX век) и, наконец, вершина этого жанра, роман, отличавшийся замечательными литературными достоинствами - "Отверженные" Виктора Гюго. Это был "бестселлер" мировой литературы, которым до сих пор упивается огромная читательская аудитория, в частности в странах испанского языка; кубинские табачники, например, вручную крутящие знаменитые сигары, слушают во время работы всякие книги, но время от времени обязательно просят снова почитать им историю Жана Вальжана.

Романы с продолжением, в наши дни перебравшиеся на экраны телевизоров (многосерийные фильмы), не помешали ни созданию великой эпопеи Бальзака, ни поэтическим поискам позднего Виктора Гюго, ни медленному, но неуклонному распространению во всем мире поэзии Бодлера и Рембо...

После эры безраздельного господства в литературе Гюго, создателя "Эрнани", и до появления Толстого автором европейских "бестселлеров" стал Эмиль Золя; не следует забывать и о Диккенсе, к которому известность, впрочем, пришла несколько позже. И если вершин мастерства Золя достигает в "Нана", "Западне", "Жерминале", то начинал этот великий писатель с книг "Тереза Ракен" и "Марсельские тайны", немногим отличавшихся от худших образцов серийных фильмов, которые можно видеть сегодня на экранах телевидения во всем мире.

Кто же отобрал и обессмертил великое и подлинное в Эмиле Золя, отбросив тривиальное и незначительное? Читательская масса. Точно так же кинозрители забыли душераздирающие фильмы-мелодрамы итальянских кинофирм "Чинес" и "Амброзио", в которых снимались Франческа Бертини, Густаво Серена, Итала Альмиранте Манчини, Эсперия и прочие "звезды" начала нашего века, но сохранили в памяти незабываемые фильмы Чаплина - его зрелые работы. У публики в конце концов вырабатывается здоровое критическое чувство, которое хотя и не мешает ей ценить познавательные, развлекательные и другие достоинства массовых средств информации, но тем не менее во все большей мере обращает ее внимание к Книге - я умышленно пишу здесь слово книга с большой буквы.

Ибо Книга, несмотря на все ухищрения и насмешки тех, кого Рабле назвал бы "извлекателями квинтэссенции", продолжает жить, завоевывая с каждым днем все новые позиции, новых читателей и приверженцев. Свидетельством тому служит факт который говорит сам за себя и может убедить даже ребенка, в своем развитии не пошедшего дальше приключений Тарзана или Супермена: число издательств в мире растет поразительными темпами.

Издатели - это люди, жизнь которых целиком зависит от такого, казалось бы, неблагодарного и совсем невыгодного занятия- выпуска книг. Невыгодного потому, что оно требует вложения средств, но отнюдь не обещает быстрой их отдачи: ведь финансировать приходится и книги неизвестных авторов, которые покроют расходы лишь через год-два, если вообще покроют.

Чтобы процветать, издатель должен организовать распространение своих изданий, позаботиться о рекламе, привлечь внимание скучающего прохожего названием романа, книги стихов или очерков. Все это связано с большими хлопотами, которые совершенно неведомы другим предпринимателям, выбрасывающим на рынок товары первой необходимости. Ведь в каком-то смысле чтение- это роскошь. Книги покупают на "лишние" деньги, оставшиеся после того, как приобретено все то, без чего не обойтись в повседневной жизни.

И все же окинем взглядом панораму издательского дела во всем мире. Не будем говорить здесь о Франции, Германии, Англии и других странах с давними традициями книгоиздания; но в Латинской Америке, например, в дни моего детства издательств было так мало, что их можно было пересчитать буквально по пальцам. Были, конечно, типографщики, которые за определенную плату печатали (не более 2000 экземпляров) книгу какого-нибудь именитого профессора, известного по газетам поэта или эссеиста. И когда книга была напечатана, автор должен был сам распределять ее по книжным лавкам, где ее принимали сдержанно, а то и с явным неудовольствием: "Ну ладно, оставьте с десяток экземпляров... Но я вас предупреждаю..."

Фото Ахломова В.

Как правило, в результате всех трудов и разочарований у автора на руках оставалась примерно тысяча нераспроданных экземпляров, которым суждено было покрываться пылью забвения, лежать в подвале или на чердаке его дома, и лишь в крайне редких случаях последующее поколение, охваченное любопытством к прошлому, открывало в бесславно окончившем свои дни авторе крупного мыслителя. Исключение в этом смысле составляет Рубен Дарио, пользовавшийся огромным успехом на Американском континенте, но вспомним, например, судьбу непревзойденного Сесара Вальехо - его так недооценивали, когда он еще был с нами!

Сейчас отношение читающей публики к книге изменилось во всем мире (однако я не говорю здесь о развивающихся странах, где вообще нельзя говорить "читающей" публике по той простой причине, что огромное большинство людей не умеет ни читать, ни писать...).

Каждый человек выводит свои наблюдения, свои мысли о жизни из собственного опыта. Я вспоминаю поколение моего отца, моего деда, которые в свое время считались весьма образованными людьми. В чем заключалась их образованность? Во всем том, что помогало достойно, а порой и поистине талантливо применять свои профессиональные знания - мой дед был адвокатом, а отец - архитектором... Они были на уровне во всем, что было практически полезно, что давало им возможность совершенствовать свое профессиональное мастерство. Ну а что дальше? Да, они были образованными людьми, их считали очень образованными в кругу тех образованных людей, среди которых они вращались.

Но... в чем же заключалась их культура? Они хорошо знали гуманитарные науки, знали древнегреческих, латинских, средневековых классиков, писателей "золотого века" Испании, Франции, Англии, они знали немецких романтиков, литературу XIX века, современных им писателей. В беседах они вполне "интеллигентно" упоминали имена Бальзака, Флобера, Золя, Достоевского, Толстого, Ибсена, Гальдоса, Пио Барохи, Валье-Инклана, а также тех поэтов и драматургов, чьи имена сейчас канули в прошлое или небытие.

Рисунок Тюнина С.

Они обладали кое-какими познаниями в философии, знали кое-что из истории - прежде всего по Мишле. Кроме того, они читали Дарвина, Геккеля, Лебона, Ренана, Тэна, Эмерсона, но это так, по настроению, без особого усердия, ибо в их представлении философия была уделом только философов, археология - уделом археологов, социология - социологов, естественные науки - делом ученых. Что же касается политики, то, как говорил мой дед, "политика - это просто ловкость рук, забава для плебеев". Не следует забывать, что мэтром этого поколения, весьма характерного для своей эпохи, был Анатоль Франс, эстет и блистательный дилетант в философии, политике и в любых прочих материях, создатель "житий святых", в которых он сам не верил.

Евангелист Марк из 'Остромирова евангелия' (1056-1057)

А давайте сегодня заглянем на полки книжных магазинов Парижа, Лондона, Буэнос-Айреса, Мехико, Гаваны или любого другого города. И мы увидим, что беллетристика там соседствует с книгами о раскопках в Шумере, на острове Крит, в Мексике или Перу; все люди моего поколения читали Фрейда, Карла Юнга, Лакана (я не буду увеличивать список); они читали Маркса, Энгельса, Грамши; некоторые философские книги в последние годы стали подлинными бестселлерами; кибернетика, точные науки, исследования космоса (новые формы научной фантастики, но в то время, когда люди уже реально ступают по Луне) увлекают все поколение.

Фото Богданова В.

Все больше появляется серийных изданий, книги по искусству стали дешевле, широким спросом пользуются биографии композиторов, книги по истории музыки (все это в сопровождении музыкальных записей), труды по политическим наукам, по современной истории и социологии, книги о новейших открытиях, об изучении планет и т. д. и т. п.

Читай помедленнее. Книги стоят немалых денег. ('Эуропео', Милан)

Читательская аудитория день ото дня ширится, движимая жаждой познания, желанием все постичь, проникнуть в области, вчера еще ей неведомые. Не удивительно поэтому, что если в прошлом веке книги (за исключением, может быть, книг Гюго или Золя) выпускались тиражами примерно в 2000 экземпляров (с философией или социологией дело обстояло еще хуже), то сегодня тиражи в 20, 30, 50 и даже 100 тысяч экземпляров - обычное явление. И насколько мне известно, ни один издатель в Европе или в Латинской Америке за последние тридцать лет не обанкротился; значит, дело это актуальное и перспективное. Перспективное прежде всего потому, что есть читатели - читатели, для которых средства массовой информации ни в коем случае не могут заменить размышлений в одиночестве, когда человек остается наедине с печатной страницей.

На это могут возразить, что существует проблема развивающихся стран, где огромные массы людей не в состоянии вывести свое собственное имя на клочке бумаги. Но это уже другая проблема - проблема необходимости интенсивного и массового образования, которое должно начинаться с того момента, как ребенок произносит свои первые слова.

И эту проблему нельзя разрешить одним только выпуском книг. Даже "Божественная комедия" бессильна там, где нет горсти риса или ломтя хлеба; это-то и нужно решать сегодня же, без промедления, ибо такое положение - позор нашего времени. Об этом все хорошо знают, хотя кое-кто и делает вид, будто им ничего не известно. Обеспечение равенства в этом отношении - это вопрос не культуры и не чтения, а государственной системы. Если в развитых странах ощущается голод на книги - а это совершенно бесспорно, - то где-то рядом существует голод другого рода, при котором не приходится говорить о голоде книжном.

И перед лицом такого положения не нужно уподобляться той даме из романа Пруста, которая во время войны 1914-1918 годов больше всего заботилась о том, чтобы ее булочник каждое утро доставлял ей, несмотря на все ограничения военного времени, свежие булочки. Дама благоразумно съедала их до чтения утренней газеты - ведь газета могла принести печальные вести о положении союзнических войск на фронтах...