В степях Монголии (Ринчен Йонтебу академик Академии наук МНРа)

Многонациональная Россия была, как известно, родиной и монголоведения, ныне ставшего уже мировым. В прошлом веке язык и письменность монголов стали предметом научного изучения на университетских кафедрах Казани и Петербурга; появились первые монголо-европейские словари Шмидта, Ковалевского и Голстунского, первые грамматики монгольского языка на русском, первое печатное издание Библии на монгольском, для которого был отлит специальный шрифт по лучшим образцам монгольского печатного шрифта, и т. д.

Русские, западноевропейские, а затем и монгольские ученые в своих путешествиях собрали огромные коллекции монгольских печатных и рукописных книг, свидетельствующие о большом распространении книжного искусства и грамотности среди монголов. Эти собрания хранятся ныне в академических библиотеках не менее пятнадцати стран четырех континентов Старого и Нового Света - Австралии, Азии, Америки и Европы. Еще не все эти колоссальные собрания описаны, и значительная часть их все еще остается вне поля зрения ученых.

Собирались все эти книги совершенно случайно, без определенного плана и любительски при посещении путешественниками монастырских типографий и стойбищ номадов. Это, конечно, только небольшая доля того огромного количества рукописных и печатных книг, которые хранились в частных и официальных, а также дворцовых ханских и монастырских библиотеках монголов. Но и то, что собрано стараниями русских и других иностранных ученых и хранится за пределами Монголии, говорит о богатой и древней письменной традиции монголов.

Книгопечатание было известно монгольским народам еще в X в.; монгольская литература XIII - XIV вв., по меткому выражению С. А. Козина - одного из советских академиков-монголистов, представляла собой "заметную величину в сокровищнице мировой литературы"; монгольский читатель читал на родном языке сказание "Калила и Димна", переведенное с персидского на монгольский, роман об Александре Македонском, дошедший до нас в отрывках, легенды и сказания древней Индии, которая была малоизвестна тогдашней Европе, классические произведения философской и художественной литературы Китая. А образованный монгол того времени читал на классическом для монголов санскритском и тибетском, а также на китайском, японском, корейском, непальском, персидском и арабском философские, исторические, медицинские, астрономические и художественные произведения. "Сяоцзин" ("Книга о сыновнем почтении") - одна из книг конфуцианского пятикнижия - дошла до нас не только в рукописных списках, но и в печатном монгольском издании начала XIV в. В библиотеках монгольских книголюбов хранились произведения индийских и тибетских авторов, переведенные и напечатанные в монгольских типографиях за век и два до Иоганна Гутенберга, и монгольский читатель на протяжении по меньшей мере шести веков увлекался знаменитой философской поэмой индийского поэта Шантидевы "Бодхичарияватара" - "Путь восхождения к свету". Она дошла до нас в нескольких монгольских переводах, первый из которых был напечатан в 1305 г., а последний - в конце прошлого века.

Советский академик, монголист С. А. Козин в своих работах отмечал огромное значение перевода "Пути восхождения к свету" для монголов, его научной терминологии и лирической тематики, обогатившей некогда монгольский литературный язык. Первым открыл влияние этой санскритской поэмы на многие произведения монгольской поэзии выдающийся монголовед, академик Б. Владимирцов. Известны у нас и переводы индийского эпоса Рамаяны. Если собирание монгольских печатных и рукописных книг уже закончилось в наши дни, то можно сказать, что начался период изучения накопленного.

В 1921 г., спустя несколько месяцев после Народной революции в Северной Монголии, советский ученый с мировым именем и большой друг монгольского народа, индианист-санскритолог и непременный секретарь Академии наук С. Ф. Ольденбург обратился к руководителям Народной Монголии с письмом, в котором выразил пожелание об организации высшего научного учреждения страны для развития монгольской науки и культуры, служащей народу. Так ученый страны, в которой зародилось монголоведение и которая первой в мире признала право монгольского народа на самостоятельность, подал нам мысль воспользоваться примером советской Академии наук, служащей строительству новой жизни. Совет академика Ольденбурга был принят. В конце 1921 г. правительственным постановлением была учреждена Академия литературы Монгольского Народного государства, создавшая Национальный Архив, Метеорологическую службу и Национальную библиотеку, для которой первый Президент академии Жамьянсайт неутомимо собирал печатные и рукописные книги. На его призыв откликнулись и монгольские книголюбы, дарившие свои фамильные библиотеки и драгоценные манускрипты, написанные золотом, серебром, кораллами и бирюзой, ляпис-лазурью и другими драгоценными минералами, из которых вплоть до 30-х годов нашего столетия мастера-переписчики книг приготовляли "чернила из девяти драгоценностей".

Основной фонд библиотеки, собранный с 1921 по 1930 г. стараниями ученых, поражает своим богатством иноземных знатоков, имевших возможность ознакомиться с огромным собранием печатных и рукописных книг на монгольском, маньчжурском, тибетском, санскритском и китайском языках. И все же эта Национальная библиотека по количеству единиц хранения может быть приравнена только к одной из тысячи больших монастырских и ханских библиотек страны, существовавших до 1930 г., содержавших уникальные книжные сокровища, не попавшие в национальную библиотеку.

Среди редких рукописей Национальной библиотеки можно отметить уникальную рукопись XVII в. "Алтан Тобчи" - "Золотое сказание", изложение истории монголов, содержащее часть знаменитого монгольского "Сокровенного Сказания" XIII в., переведенного на многие языки народов Востока и Запада, санскритскую рукопись XI в. на пальмовых листьях с цветными миниатюрами и автографами Джанчубдземо - наставника Цзонкавы, основателя секты махаянистского буддизма в Тибете в XIV столетии и ученика Цзонкавы Хайдуб цорджи, 108-томный тибетский рукописный Ганжур XIV в. с надписью "не выносить за порог" Поталы - дворца далай-лам в Лxacce, но подаренный в XVII в. Ундуру гегену, первому главе желтой церкви Цзонкавы в Монголии, замечательному художнику, скульптору, санскритологу. Огромные тома этого буддийского канона, переписанного каллиграфами старого Тибета, имели посредине листов два круга, очерченных красной киноварью и предназначенных для просверливания дыр - через них продевались вьючные ремни при перевозке томов, зажатых с верхней и нижней стороны в деревянные диски и обвитых специальной тесьмой.

Академия литературы, преобразованная позднее в Академию наук Монгольской Народной Республики, и ныне пополняет фонды своей Национальной библиотеки старопечатными и рукописными книгами на монгольском и тибетском языках. Среди них много уникальных, в том числе книги рукописные и печатные ойратским письмом 1648 г., изобретенным Пандитою Дзая для ойрат и калмыков. Ойратский фонд библиотеки насчитывает свыше 2000 рукописей, многие из которых уникальны.

Гордость Национальной библиотеки - 225-томный монгольский Данжур - энциклопедия науки и литературы древней Индии и 108-томный монгольский Ганжур - оба напечатанные красной киноварью. Библиотека имеет также и тибетские издания Ганжура и Данжура на тибетском языке и рукописные книги на тибетском языке, написанные чернилами из "девяти драгоценностей" и украшенные миниатюрами и чеканными барельефными украшениями. Этими шедеврами монгольских мастеров гордились ханские и монастырские библиотеки. Почти все драгоценные и уникальные книги, писанные "девятью драгоценностями" и украшенные цветными миниатюрами или серебряными рельефными изображениями, хранящиеся ныне в библиотеке, поступили только из одного монастыря Дзун Хуре в Улан-Баторе. А монастырей с такими великолепными рукописными книгами были сотни. Все эти уникальные книги созданы руками монгольских мастеров, писцов каллиграфов, граверов по золоту и серебру, слоновой кости и сандаловому дереву.

Официальные светские школы требовали от учащегося знания языка официального делопроизводства, а также определенного минимума классических литературных и историко-философских произведений на монгольском языке. По окончании школы ученики зачислялись в списки "знающих делопроизводство" и с тринадцати лет и до шестидесяти обязаны были нести трехмесячную службу в государственных учреждениях.

В свободные от очередной службы девять месяцев каждого года работники министерских, правительственных и прочих канцелярий, владевшие часто и маньчжурским и тибетским и нередко письменным китайским, занимались переводами классической философской и художественной литературы с маньчжурского, тибетского или китайского языков или перепиской книг для заказчиков.

Как правило, по старой традиции уважения к ученым авторам и писателям, переводчики не ставили своих имен, считая, что они только переводят мысль автора на родной язык и, может быть, не совсем точно. И только когда заказчик перевода был высокообразованным человеком и заказывал перевод квалифицированному переводчику, в послесловии отмечалась история перевода: кто был заказчиком, кто переводчиком, кто были писцы, переписавшие или записавшие с уст переводчика текст, дата перевода и пожелание, чтобы труд их послужил на пользу людям. Нередко послесловие писалось в стихах.

Среди заказчиков переводов встречались ученые женщины, имена которых с уважением отмечаются в послесловии. Так, увлекательнейшая биография великого тибетского поэта XI столетия Миларайбы, которого советский академик Б. Владимирцов называл "буддийским Фаустом", была переведена на монгольский по заказу матери Цокту тайджи, как повествует послесловие монгольского перевода. Это произведение, проникнутое духом величайшей активности, было выбрано для перевода на монгольский в эпоху, когда над страной нависала угроза маньчжурского завоевания. Оно пользуется до наших дней большой популярностью среди монгольских читателей старого поколения, и в степи можно встретить старцев, которые наизусть знают эту биографию на литературном монгольском языке и исполняют ее перед слушателями.

Среди переводчиков санскритской литературы, широко известной и в устных версиях, можно найти и ученых индийских пандитов, как например Махапандиту Чулун-хурут ачарья, который, как повествует колофон его перевода, продиктовал в 1686 г. индийские сказания о радже Викрамадитья с санскрита на монгольский в гобийском урочище Гурбан сайхан писцам по просьбе книголюба Чойнполдандзана. Старый манускрипт этого перевода ныне хранится в Национальной библиотеке при Академии наук, он был найден в Гоби членом монгольской академии литературы Мишиком в 1922 г.

Многие женщины увлекались чтением и пополняли свои библиотеки печатными и рукописными книгами при каждом удобном случае. На книгах монгольских библиофилов часто встречались экслибрисы, обычно на титульных листах. Мастера резчики делали для книголюбов маленькие квадратные или круглые печатки из горного хрусталя, сандалового или пахучего камфарного дерева, слоновой кости или железа. Красный цвет у монголов символизирует радость, и оттиски этих печаток - монгольские экслибрисы - были всегда красного цвета, означая радость читать и иметь книги. Знаки этих экслибрисов также символичны: орнамент Нить бесконечного счастья или три чинтамани - три сердцеобразных волшебных камня древней мифологии, удовлетворяющие все желания. Число три тоже имело свою символику: Тело, Слово и Мысль или Личность, Слово и Мысль. Три чинтамани означали удовлетворение всех счастливых и благих желаний тела, слова и мысли того, кто обладает хорошей книгой. Часто встречался и знак первой буквы алфавита в кругу - А. Это означало, что с буквы А начинается и умение автора писать и умение читателя читать и понимать круг всего доброго, что дает умение читать и писать. Иногда экслибрис давал имя владельца книг, написанное орнаментальным письмом. Эти печатки употреблялись и в частных письмах к друзьям.

В старой Монголии можно было найти целые стойбища, где никто не умел писать и все были свободны от обязательной трехмесячной службы в феодальных канцеляриях, но в каждой семье были люди, которые умели читать по-монгольски или тибетски и имели библиотеки книг на этих языках. Стойбище, в котором не было книг и никто не умел читать, было редкостью.

По стародавней традиции, скотовод, имеющий двоих сыновей, обязательно отдавал одного в монастырь, чтобы сделать его грамотным и ученым по тем временам человеком и освободить от войсковой службы. Остававшийся дома, обычно младший сын, по древнему, идущему из глубины веков обычаю, должен был наследовать имущество отца и огонь его очага, зажженный далекими предками его рода,- книги.

А в монастырских школах старой Монголии обучали тибетскому языку и письму и устному переводу с тибетского языка на монгольский, так называемый "язык сутр", на который были переведены тысячи индийских и тибетских авторов. По окончании элементарного курса наиболее способные изучали буддийскую философию, работы индийских, тибетских и монгольских авторов, индо-тибетскую филологию, санскритскую грамматику и поэтику, логику, медицину, астрономию и астрологию, математику, науку составления лунных календарей, науку иогов, искусство индо-тибето-монгольской лсивописи и: архитектуры и т. п. На одной из этих наук они специализировались. Те же, кто проявлял себя каллиграфом, набирались в школы каллиграфов и резчиков ксилографических досок, с которых клишировались в монастырских типографиях книги. Учащиеся такой школы овладевали искусством приготовления разных красок и чернил из так называемых "девяти драгоценностей" - и оформления роскошных печатных и рукописных книг. Резчики специализировались на гравюрах по дереву, серебру, стали, меди и т. д. Художники изучали искусство вышивки и аппликации, литье и гравирование. Те, кто не имел большого желания овладевать специальностями, пройдя элементарный курс обучения, выезжали в степь и жили жизнью простых скотоводов, номинально числясь монахами: звание ламы и покрой одежды освобождали от мирских повинностей перед князем и от несения воинской службы.

Все драгоценные книги с чудесными миниатюрами, золотыми и серебряными чеканными украшениями и изображениями, составляющие гордость Национальной библиотеки монгольской Академии, переданы из библиотеки ургинского монастыря Дзун куреня государству.