От автора

Путешествие по книжным рекам (С. Наровчатов)

Беседа с писателем

Нынешний, 1976-й год, для всех нас - особенный, необычный. Итоговый и перспективный год. Так уж повелось, что партийные съезды стали рубежами коммунистического строительства.

занятие, но и полезное, общенародное дело.

- Сергей Сергеевич! Сейчас многие собирают личные библиотеки. Говорят, что мода сейчас такая. Но, вероятно, не только мода причина тому?..

- Увы, новое - это хорошо забытое старое. Еще в древности многие были библиофилами из тщеславия, как Тримальхион у Петрония. Еще Сенека издевался над теми, кто не прочел даже заглавий всех книг своего собрания. Лукиан написал против них целый трактат. Так что всегда были тщеславные невежды, для которых книга была модной вещью, и были люди, для которых книга являлась предметом духовной необходимости.

- Сейчас с разными целями и по-разному собирают библиотеки, часто по такому же принципу, как почтовые марки - один коллекционирует марки об искусстве, другой - о спорте, а третий почему-то кубинские марки. Как Вы смотрите на подобное собирательство?

- Если человек собирает библиотеку не ради развлечения и уж тем более не ради престижа, то, конечно, наряду с универсальными, условно говоря, энциклопедическими библиотеками, можно собирать и узкоспециальные, профессиональные библиотеки. И в этом нет ничего дурного.

Свою библиотеку я тоже начал собирать как чисто рабочую. Со справочников и словарей. Было это давно.

Купил толковый словарь Даля, энциклопедический - Брокгауза и Ефрона, потом к словарям прибавились энциклопедии гуманитарного характера.

Естественно, что одним из первых приобретений были собрания Сочинений Маркса, Энгельса, Ленина; без них мне трудно было строить свою повседневную работу. Затем купил собрания сочинений Горького, Шекспира. Нельзя же все время обращаться в библиотеку! Начальный период собирательства книг был отмечен практической необходимостью. Постепенно тематика моего книжного собрания расширялась. Сейчас у меня большая библиотечка поэзии, в ней около 1300 книг, не считая 1800 подаренных, с автографами авторов.

Есть у меня почти полные серии первого и второго издания "Библиотеки поэта", Большая и Малая (третье издание) серии, есть "Библиотека советской поэзии", "Библиотека избранной лирики".

Кстати говоря, серийность - большое достоинство библиотеки. Основательно изучив такую библиотеку, можно получить систематическое, фундаментальное представление обо всей русской поэзии. Одно дело, когда случайно покупаешь книги: сегодня Пушкина купил, завтра Демьяна Бедного, послезавтра - Сологуба (хотя, если б не "Библиотека поэта", еще вопрос - удалось бы "случайно" купить Сологуба), словом, что купил, что увидел, что нашел, то и прочитал. И совсем иное дело, когда выходит серия.

Сейчас для издательства "Детская литература" я составляю "Антологию русской советской поэзии". И я, заметьте, работаю полностью на материале своей библиотеки. Вернее, только благодаря ей я и могу составлять антологию.

- Вы сказали, что у вас много книг с автографами. Чьи подарки вам особенно дороги? Книги с автографами друзей? Такие книги, наверное, о многом вам напоминают, это как бы посланцы от них на полках вашей библиотеки?

- Мне особенно дороги книги, подписанные А. Твардовским, А. Ахматовой, Я. Смеляковым, А. Прокофьевым, Ольгой Берггольц... Из ныне живущих - Н. Тихоновым, М. Лукониным. С Тихоновым я впервые познакомился в блокадном Ленинграде. Николай Семенович подарил мне тогда свою книгу с надписью, высоко оценивавшей мои скромные успехи. Тихоновские строки носили характер воспитательный. Потом все время я писал стихи с оглядкой на эту надпись.

- Сергей Сергеевич! Вы часто выступаете в печати, на поэтических вечерах с воспоминаниями о погибших поэтах, о тех, кто не успел с полной силой развернуть свой талант. У вас как у фронтовика к ним особое отношение...

- Конечно, особое. Но в очерке "Улица Николая Майорова" я все же разграничиваю стихи, являющиеся просто человеческими документами множества прекрасных молодых людей, сложивших голову на полях сражений, и работу таких поэтов, как Майоров, Кульчицкий, Коган, Суворов, отмеченную божьей искрой истинного таланта.

Без их лирики теперь нельзя представить антологию советской литературы. Как нельзя ее представить без имен Луконина, Слуцкого, Межирова, Самойлова, Ольги Берггольц, поэтов, в чьих стихах война была пережита заново.

Старая поговорка о том, что музы смолкают, когда говорят пушки, никак не подтвердилась опытом моего поколения.

Кто знает, может быть, именно благодаря небывалому испытанию, каким для молодых талантов была война, они так рано возмужали, так быстро созрели. И поэтому просияли так ярко.

Если бы молодые успели развернуть свои таланты постепенно в полную силу, если бы с опытом войны они впитали в себя и опыт послевоенных раздумий, как много, наверное, они могли бы сделать в нашей поэзии!.. Хотя, конечно, любая преждевременная смерть делает жизнь человека более многообещающей...

- Многие владельцы домашних библиотек часто жалуются на то, что им трудно отыскать нужную книгу в своем собрании. И если им вдруг срочно понадобится какая-то книга - они предпочитают взять ее в библиотеке. А у вас, Сергей Сергеевич, я вижу, даже каталог есть, составленный по всем правилам библиотечного дела. Интересно, кто посоветовал вам завести каталог, кто научил профессионально обращаться с книгами и, наконец, кто пробудил в вас любовь к чтению, книгам?

- Что касается любви к книгам, начать придется издалека. Читать я выучился рано - трех лет. С тех пор чтение - постоянная ненасытная потребность. В семье у нас любили и знали книгу, и эта страсть препятствий не встречала. Годам к тринадцати почти вся русская и западная классика была проглочена мною. Именно "проглочена". Ибо переварить "Войну и мир" или "Красное и черное" в детстве было затруднительно.

Наряду с классикой шло бессистемное мальчишеское чтение всего, что попадалось на глаза. Пиратскую повесть Клода Фаррера "Фома-ягненок" я попытался даже иллюстрировать. Так она мне полюбилась.

Но если говорить о серьезной, о взрослой любви к книгам, то надо прежде всего упомянуть ИФЛИ. Этот институт расширил круг моего любопытства. Там лекции читали нам такие корифеи, как Д. Н. Ушаков, Ю. М. Соколов, Ю. В. Готье, Е. А. Косминский, Н. К. Гудзий, Д. Д. Благой... Там ведь на отделении русского языка и литературы готовили из меня профессионального литературоведа. Правда, одновременно (экстерном) я закончил еще и Литературный институт им. Горького.

Библиотечное дело я тоже знал еще с детства. Дед мой в городе Хвалынске Саратовской области работал библиотекарем, мать - библиографом, в Библиотеке имени В. И. Ленина. Так что и с библиотечными карточками я знаком почти с пеленок.

Но чтобы лучше ориентироваться в своей библиотеке, кроме каталога я завел еще специальную общую тетрадь под названием "Библиотека". Здесь у меня по рубрикам, коих великое множество, дана опись всех книг. Вот видите: здесь у меня философская литература, здесь литературоведческая, а вот здесь - по библиотечному делу (видите, кстати, "Альманах библиофила" записан). А на этой странице - редкие книги: Фонвизин. 1788 года. Впрочем, я вам лучше покажу сейчас полку, где хранятся эти редкие издания. Обратите внимание,- Сергей Сергеевич достает два небольших тома Н. В. Гоголя,- "Вечера на хуторе близ Диканьки" - 1832 года - и "Миргород" - 1835 года издания. "Грамматика" Греча 1830 года. "Герой нашего времени" - прижизненное, хотя и второе издание,- 1841 года... Вот Чехов, которого, кстати говоря, купил довольно дешево. "Пестрые рассказы" 1886 года и "Невинные речи" 1887 года... "Вестник Европы" за 1822 год. "Памятная книжка на 1838 год".

Журнал Мейерхольда за 1914 - 1915 годы, назывался очень изысканно: "Любовь к трем апельсинам. Журнал доктора Дапертутто". У меня собраны все экземпляры - ровно столько Мейерхольд и успел выпустить.

Есть прижизненный Маяковский. Вот видите - "Облако в штанах". Сейчас в Москве можно найти всего несколько таких книг. Ведь издана была поэма тиражом в двести экземпляров. Досталась мне от Крученых. А вот второе издание. Видите, на обложке написано: "Издание без цензуры". 17-го года. А это - "Человек". "Во весь голос", издано через год после гибели поэта.

Посмотрите, любопытная книжка, хотя и не относится к изящной словесности. Э, какое длинное название: "Описание примечательных кораблекрушений, в разные времена случавшихся. Сочинение господина Дункса. С английского перевел и пополнил примечаниями в пользу Российских Мореплавателей флота капитан-командор Головнин. В трех частях. 1822 год".

Была у меня и четвертая часть, в которой Головнин описал российские кораблекрушения. (Эту часть я подарил своему школьному товарищу, вышедшему в адмиралы.) Интересно, что когда Головнин только переводил книгу, его приветствовали, но когда он сам начал описывать кораблекрушения, то у него начались неприятности по службе, ибо он "задел" заинтересованных лиц.

- Сергей Сергеевич! Вы много путешествовали, бывали в Колымском крае, объездили Курильские острова, Сахалин, Чукотку и Камчатку, посетили европейские страны, а также Египет, Судан... Интересно, что за необычные карты висят у вас над столом? Я что-то таких никогда не видел...

- Это подлинные карты XVII века. Видите, здесь изображены Южная и Центральная Америка... Малые Антильские острова... Впрочем, давайте перейдем в другую комнату, я вам покажу еще свои старинные путеводители. Видите, сколько их у меня скопилось! Ну, вот, скажем, путеводитель по Волге 1912 года. Примерно года два-три назад я был на Волге, и, вы знаете, все, буквально все переменилось... Ах, я и забыл вам показать,- Сергей Сергеевич приглашает меня вернуться в комнату с "самыми дорогими для владельца полками книг",- я забыл вам показать рукописную книгу.

- Старообрядческая,- говорит он, раскрывая книгу,- называется "Соловецкое сидение". Летом 1668 года за отказ принять "новоисправленные богослужебные книги" царь Алексей Михайлович приказал осадить Соловецкий монастырь. Началась борьба монахов со стрельцами. Монах Феоктист осенью 1675 года указал царскому воеводе Мещеринову тайный вход в монастырь. 22 января 1676 года отряд стрельцов проник в монастырь и открыл крепостные ворота. Почти все защитники погибли или были казнены.

- А вот,- усмехается Наровчатов,- нарисованный на Никоне змий символизирует, что в него вселился дьявол и что этого дьявола увидели в нем другие... Есть здесь и вирши. В конце книги. Рукописная книга - удивительное явление. Такую книгу не то что читать, держать ее в руках великое удовольствие.?

- Сергей Сергеевич! Если попытаться сформулировать, что вам дают старинные книги? Ну, хотя бы прижизненные издания классиков?

- Это трудно передаваемое ощущение... Понимаете, устанавливается незримая нить между тем временем и вами. Мы листаем книгу, которую, быть может, в руках держал сам автор. Или пусть даже не автор, но человек того времени, а теперь читаете вы... Рождаются удивительные ассоциации...

В одной из своих книг я писал о единственном сборнике стихов Лермонтова, изданном при жизни поэта. "Какой-то особой притягательностью обладают прижизненные издания. Посланцы издалека, они передают нам живую весть о своем времени. Как случилось, что в николаевской России вышел сборник поэта, находившегося в ссылке? Кто первым развернул эту книгу? Кем он был? Говорила ему что-нибудь фамилия на обложке? Наверное, в девяти из десяти случаев это было так".

Именно прижизненный сборник Лермонтова и навел меня на размышления, которые увенчались кандидатской диссертацией. У меня не было под рукой тогда такого сборника, выручил Иван Никанорович Розанов, дал мне его. Я повторяю, именно это издание натолкнуло меня на мысли, которые, вероятно, не возникли бы, если бы у меня был, допустим, современный четырехтомник поэта. Я пытался прежде всего ответить на вопрос, каким принципом руководствовался Лермонтов, отбирая стихи в свой первый и единственный сборник? У Белинского есть слова о том, что поэзия Лермонтова - это "резко изумительное присутствие мысли в художественной форме". Такое же присутствие мысли я почувствовал и в самом расположении стихов. Ни хронологический, ни даже тематический принцип не удовлетворяли его задаче.

Сейчас современные поэты строят свои сборники циклически: цикл стихов о родине, о войне, о любви и т. д. Подобно тому, как есть штампы сюжетные, встречаются штампы композиционные. Но спрашивается: зачем же вносить в поэзию излишнюю систематичность? Зачем соединять стихи в виде сцепления механических конструкций, а не по законам живого организма?

Прекрасный пример того, как надо составлять стихотворные сборники, дает книга Лермонтова. У Лермонтова вслед за "Бородином" - об этом я пишу в своей книге - идет "Узник", рядом с "Думой" стоит "Русалка", "Журналист, читатель и писатель" предваряет строки "Воздушного корабля". Таким образом, композиционный принцип сборника совершенно иной, чем в наше время.

- Хотелось бы уточнить: прижизненные издания писателей вам больше дают как литературоведу или же как поэту? Наверное, первое предположение вероятнее?

- В известной мере, да. Хотя когда я писал поэму "Василий Буслаев", мне пришлось перерыть много старых книг. И вот передо мной въяве встал Новгород XII века, в котором протекали события моей поэмы. В стихотворных строчках я не идеализировал, а лишь сгустил сведения о нем, почерпнутые из летописей...

- Однако существует мнение, что книги могут иссушить ум поэта, а его поэзию сделать чересчур ученой, книжной.

- Это придумали невежественные люди. Я не верю в то, что книга может "засушить" поэта. Правда, если сам он будет оторван от жизни, если будет вести только комнатно-кабинетное существование, то наверное, действительно засохнет. Но не из-за книг, а потому, что сам от природы беден... Я читал дневники Блока, он был очень начитанный человек, но в поэзии умел сохранить свежесть. А Пушкин!!!

- Стало быть, проблемы: "Как сохранить поэтов от книг, а их поэзию от книжности?" - не существует. Как говорится, что на роду написано, того не миновать. Но нам не миновать другой проблемы: "Как сохранить сами книги?" Конечно, один способ уже изобретен - это личные библиотеки. Но как сберечь от разрушения книги, что находятся в публичных библиотеках? Я приведу вам такой пример. В Исторической библиотеке, в справочном зале, стоит словарь Брокгауза и Ефрона. Словарь прекрасный, не утративший своей ценности и по сей день: не случайно к нему за помощью так часто прибегают посетители. Но еще несколько лет такого активного пользования, и словарь можно будет по талонам обменять на "Королеву Марго". Как же быть? Дежурная по залу чистосердечно призналась, что для сохранения словарь переставили на полки, менее доступные посетителям, т. е. попросту говоря, за спину дежурного... Есть, конечно, более разумный и надежный способ сохранения старых изданий - фототипическое воспроизведение их текста. Я видел довольно изящно воспроизведенное "Полное собрание русских летописей". Недавно приобрел "Пустозерский сборник", подготовленный Пушкинским домом. В сборнике также фототипическим способом воспроизводятся автографы сочинений Аввакума и Епифания.

- Есть у меня факсимильное издание "Колокола", осуществленное Академией наук СССР к столетию основания этой легендарной газеты. Мне кажется, что "воскрешение" (пока еще не поздно!) старых книг, журналов и газет таким способом обошлось бы не так дорого.

Подобные издания можно было бы выпускать не очень большим тиражом, в основном для библиотек. Конечно, копия есть копия, она уже не вызовет столько поэтических ассоциаций при чтении, как уникальный оригинал, но ведь важно прежде всего содержание книги, текст ее.

На Украине превосходно изданы "Азбука" 1574 года Ивана Федорова, записные книжки и первое издание "Кобзаря" Т. Г. Шевченко, "Лексикон славяно-росский" Памвы Берынды. Все это, конечно, хорошо. Но это отдельные примеры.

Нужно возродить нашу же добрую старую традицию. Еще в 60 - 70-х годах прошлого столетия у нас умели делать прекрасные копии. Копия знаменитого Архангельского Евангелия изготовлена с таким искусством, что разве лишь специалист может отличить ее от оригинала.

Как возродить? Это, конечно, вопрос непростой. Может быть, нужна специализированная издательская организация, может быть, еще что, трудно сказать. Но учитывая, что десятая пятилетка еще более должна укрепить нашу полиграфическую базу, повысить техническую вооруженность типографий и издательств, можно смело заключить, что объективные условия для конструктивного, практического решения проблемы: "Как сохранить книжные богатства?", есть или, по крайней мере, будут созданы. Нужно только их умело использовать, сосредоточивая свои усилия на главном - первоочередном и наиболее ценном. И факсимильные издания, на мой взгляд, стоят того. Это надежное средство сбережения и сохранения книг. Словом, нужно приложить все усилия к тому, чтобы возродить нашу старую традицию, чтобы книжные реки не мелели, не пересыхали.

Вел беседу В. Левченко