- Вам кажется, конечно, что она имеет чисто семейную ценность? Но понятие это весьма относительно. Искажение представления о ценности бумаг человека, с которым связан дружескими или родственными узами, имеет достаточно давнюю традицию. Ближайший московский друг Пушкина Павел Нащокин писал после смерти поэта М. Погодину: "Память Пушкина мне дорога не по знаменитости его в литературном мире, а по тесной дружбе, которая нас связывала, и потому письма его, писанные ко мне с небрежностью, но со всей откровенностью дружбы, драгоценны мне, а в литературном отношении ценности никакой не имеют, но еще могут служить памяти его укоризною".
Приводя эти строки, Н. Эйдельман комментирует: "Нащокин, дорожа дружбой ушедших лет, полагал, что его переписка с Пушкиным касается лишь их обоих. Другим, если они любопытствовали, он был готов показать, почитать письма, но все же их дело сторона... И вот случалось, что в нащокинском доме пушкинскими письмами обертывались свечи!"
Пусть письма, хранящиеся в вашем доме, связаны с именами совсем иными, - вопросы возникают те же. Интимный характер переписки заставляет вас сомневаться в том, стоит ли ее сохранять, удерживает от передачи в архив - вы боитесь, не будет ли это дурно по отношению к памяти дорогих вам людей.
Быть может, вы иначе бы на это взглянули, если бы осознали в полной мере то обстоятельство, что в каждом отечественном архивохранилище лежат десятки тысяч писем в равной степени интимных и что на таком фоне любая интимность становится качеством гораздо более нейтральным, чем это представляет себе каждый владелец таких документов. Человеку, достаточно твердо убежденному в том факте, что жизнь идет и история продолжается, необходимо умение отрешиться от сегодняшней своей мерки и понять, что в архиве документ начинает новую свою жизнь, рассчитанную на десятилетия и столетия... То, что сегодня кажется вам столь существенным, со временем совершенно поменяет свое качество. Сегодня мы не знаем степени ценности переписки современников - завтра она определится. Личная окраска письма, столь яркая сегодня, в какой-то степени выцветет, внимание исследователей не на ней задержится. В научный оборот любые документы входят обычно лишь фактической своей частью. Взаимные счеты и пересуды, слишком пылкие и, возможно, несправедливые оценки далеких и близких - все это отступит в прошлое, охладится, утратит сегодняшнюю болезненную остроту.
Но прежде чем оказаться в руках исследователей, документ должен быть обработан архивистом. Даже если перед нами не письмо, а справка или ходатайство за некоего Иванова, подписанное, скажем, должностным лицом Петровым, на обложку все равно должны попасть инициалы и фамилия этого лица. Вот тогда это имя сможет попасть в каталог и в опись. Что это значит? Это значит, что про существование документов узнает не только тот, кто пришел в архив, интересуясь Ивановым, но и тот, кто занят как раз исключительно Петровым, хотя Иванов, скажем, в. десять раз его знаменитее.
В установлении необходимых координат документа архивист не может руководствоваться иерархией лиц, не может обойти своим вниманием имя малоизвестное. Он знает, лицо, сегодня неизвестное и ни у кого, кажется, не способное вызвать интереса, завтра может привлечь внимание исследователей, причем в аспекте непредугадываемом. И дело архивиста так описать документ, чтобы не закрыть его для этих будущих, из разных "точек" пространства науки направленных, подступов к нему. Информационный потенциал документа теоретически беспределен в отличие от большинства печатных работ, написанных на определенную тему. Эта разнота обусловлена тем, что рукописные источники - это не факты науки, а факты для науки, из которых она формирует свои гипотезы. Важную эту особенность называют нередко многовалентностью архивных материалов.
А как быть с перепиской близких людей?
Но где именно искать архивисту столь нужный ему второй инициал лица, поставившего подпись под документом? И каким способом узнать фамилию, в которой читаются только две первые буквы?
Задача эта имеет разные степени трудности в зависимости от того, к какому времени относится документ - к первой или ко второй половине века минувшего, к началу или к середине нынешнего. Причем зависимость эта совсем не такова, какая может показаться неискушенному взгляду.
Есть замечательные книги, горячо любимые каждым архивистом и, несомненно, помещаемые им втайне где-то очень близко от "золотой полки" художественной литературы... Это разнообразные справочники, и среди них одни из самых притягательных - адрес-календари, издававшиеся в России ежегодно. Самый ранний из них - "Адрес-календарь на лето 1765 г.", позже, вплоть до 1842 года, издавался почти каждый год "Месяцеслов с росписью чиновных особ в государстве", выходивший затем вплоть до 1917 года под названием "Адрес-календарь, или Общий штат Российской империи". Ежегодник этот включал в себя перечень должностных лиц всех правительственных учреждений России, причем с 1844 года он выходил с алфавитом. Это означает, что многие документы личных архивов, начиная с середины XIX века, могут быть расшифрованы с его помощью.
Как это делается? Предположим, перед нами письмо, адресованное некоему Ивану Васильевичу. Из содержания явствует, что он председатель губернской управы. Тогда в "Адрес-календаре" за соответствующий год находится нужная губерния, и в росписи ее штата отыскивается фамилия человека, исправлявшего в тот год такую должность... Обратная задача проще - когда известна фамилия человека и нужно определить, в какой он был должности.
"Адрес-календари" - не единственные издания такого рода, но сами розыски печатных источников справочного характера - дело трудоемкое. Не так давно оно было значительно облегчено: вышел из печати указатель "Справочники по истории дореволюционной России. Библиография", готовившийся несколько лет сотрудниками крупнейших библиотек страны под научным руководством профессора Петра Андреевича Зайончков-ского, замечательного знатока архивных источников по истории России. В томе указано около четырех тысяч справочных изданий, каждое из которых было просмотрено составителями.
Вот перед нами документ начала прошлого века, писанный неким корабельным мастером. Фамилия приблизительно прочитывается, имя и отчество неизвестны. Заглядываем в конец "Справочников", где находится самая увлекательная, с точки зрения архивиста, часть книги - указатели. Среди них "Указатель списков лиц по различным профессиям". Находим - "Мастера корабельные. 2461, 2472". Листаем книгу назад и под номером 2461 находим "Общий морской список" на 1806-1809 годы. Составители книги указывают, что мы сможем найти в этом списке: "Роспись чинов Морского ведомства: морской артиллерии, морским полкам, адмиралтействам и портам; корабельных мастеров, медицинских чинов, директоров и начальствующих лиц военных заводов и др. Указывается время начала службы, дата присвоения данного чина, награды..." Теперь остается выписать эту книгу в библиотеке и надеяться на удачу.
Врачи, маклеры, подмастерья каменных дел... И даже массажистку, жившую в начале века в Казани, представляется возможным найти по "Адресу-указателю вольнопрактикующихся врачей-специалистов г. Казани", который вышел в Казани в 1910 году и куда включены были, кроме врачей, фельдшеры и массажистки... И даже фотографа, проживавшего в Риге в конце прошлого века, а также и художника, писавшего портреты одесских жителей в 1870 году, и многих других людей, давно навсегда покинувших места своего жительства, чьи документы - письма, дневники и прочее - медленной, но неиссякаемой чередой поступают на стол архивиста. Чем ближе к нашим дням, тем поиски затруднительнее. В двадцатые годы продолжали издаваться известные справочники "Вся Москва" и "Весь Ленинград", но в начале тридцатых годов и они прекратились. Потому одна из самых больших трудностей - узнать, как точно (а приблизительность тут недопустима) называлось какое-либо учреждение или тем более его отдел в 1933 или даже в 1950 году, или выяснить что-либо о человеке, если даже точно известно, что он работал, например, в 1935 году в Наркомпросе. Еще труднее придется будущим архивистам - им неоткуда будет узнать необходимые данные о наших днях, те, что могли бы содержаться, скажем, в справочниках под названием "Врачи СССР" или "Врачи Томской области"...
Справочник такого типа - библиографический словарь "Деятели книжного дела в СССР" - готовил в последние годы жизни известный библиограф и книговед И. Кауфман, почти 70 лет жизни отдавший книжному делу. Словарь должен был дать сведения об издателях, книгопродавцах, библиотекарях, иллюстраторах книги и об ученых самых разных специальностей, так или иначе прикосновенных к книжному делу дореволюционной России и СССР. Труд этот не был завершен, но осталась картотека на пять тысяч имен, ожидающая своего издателя. Издание это утолило бы хоть в какой-то степени справочный голод, ощущаемый всеми, кто занимается русской культурой XX века.