Новости    Старинные книги    Книги о книгах    Карта сайта    Ссылки    О сайте    


Русская дореформенная орфография


Книговедение

А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ы Э Ю Я A B D








предыдущая главасодержаниеследующая глава

Патриаршая книгохранительная палата

Семнадцатый век. Это была поистине мятежная пора. Грозное зарево народного протеста не угасало на горизонте. Первые его сполохи затрепетали в самом, начале - Болотников. Мощными толчками сотрясали страну волнения крестьян и городские «бунты» середины века - «чумной», «медный». Наконец, огненная лава крестьянской войны, предводимой Степаном Разиным.

Зримо пробиваются ростки неудовлетворенности привычными, дедовскими формами жизни. Главную их освятительницу - церковь - постигает драма раскола. Патриарх Никон восстает против царской опеки, а мятежный протопоп Аввакум в ослеплении страсти пытается повернуть время вспять.

На земских соборах спорят о лучшем устройстве государственных дел - и усугубляют тяжелое положение народа. На церковных соборах ратуют за упрочение роли и авторитета церкви - и лишают ее целостности. Необходимость развития торговли и промышленности вынуждают приглядываться к научному и техническому опыту Запада, а религиозный провинциализм и житейская косность велят чураться его, «аки наваждения диаволъского».

Противоречия и противоречия... Они пронизывают, раздирают эпоху. Но и создают ее. В них рождаются небывалые еще для русских людей прозрения. Изменяющиеся экономические отношения, новые потребности и запросы ведут и к выдающимся географическим открытиям на Востоке и на Севере, и к важнейшим открытиям иного рода - социальным и духовным.

Именно в XVII веке впервые, может быть, народные массы начинают осознавать свою роль.

И параллельно идет иное постижение: ценности личности с ее правом иметь свой сложный внутренний мир, быть значительной и интересной самой по себе, - что ярко выразилось в литературе. И это тоже был мятеж против устоявшегося взгляда на человека лишь как на объект различных предписаний и установлений, сословную, государственную или церковную принадлежность - холопа, боярина или овцы стада православного. В грозовой атмосфере века естественны эти первые вспышки пробужденного сознания.

Общий «дух мятежа» проникает и в область культуры. Существующая система образования перестает удовлетворять. Явственно ощущается нехватка научных знаний. Новые проблемы встают перед архитектурой и церковной живописью. В литературе при внешнем господстве традиции наблюдается мощное глубинное движение. Она заметно расширяет поле своего зрения, все чаще обращается к злободневным вопросам. В такой обстановке, испытывая влияние и влияя, развивается русская книжность.

XVII век знает уже самые разные типы библиотек: монастырские, церковные, личные и те, которые мы теперь назвали бы ведомственными. Интерес к книге, стремление иметь ее под рукой пробуждается в самых различных слоях населения. А спрос на книги обусловливался распространением грамотности, и наоборот, удовлетворение такого спроса способствовало росту грамотных. Они нередко встречались не только среди торговцев и ремесленников, но и среди крестьян.

Ведь преимущественно этим, самым демократическим читательским кругам была адресована возникшая в ту эпоху бытовая и сатирическая литература, которая пользовалась популярностью и имела широкое хождение.

Эмблема Печатного двора
Эмблема Печатного двора

В 1649 году проводилась опись Печатного двора. Из нее можно узнать, что среди прочих книг (богослужебных, «Уложения» 1648 года, книг ратного строя) были 441 грамматика и 2900 азбук. По тем временам это не такие уж скромные цифры, и они проливают дополнительный свет на существо­вавшую тогда тягу к «учению книжному».

Книги успешно продавали. И здесь же, в Печатном дворе, и в торговых рядах - книжном и овощном (!). Особенно бойкая торговля шла на Красной площади, у Спасских ворот.

Русские люди ценили и глубоко чтили книги. В имущественных описях, например, они занимали второе место после икон, что, помимо материальной ценности, говорило и об особом значении их для обладателя. Хранились они обычно в почетных красных углах.

Вот на почве такой устоявшейся книжной культуры и множились крупные русские библиотеки XVII века, как частные, так и государственные. Среди последних особая роль принадлежала библиотеке московских патриархов, начало которой положили московские митрополиты. Установлено, что в их казне находились и книги. Однако об общих контурах библиотеки можно говорить примерно лишь с середины XVI века - с эпохи Ивана Грозного.

Русскую церковь возглавлял тогда митрополит Макарий. Сам он не прославился как писатель, но был человеком широко образованным и большим книголюбом. И личные пристрастия, и нужды церкви заставили его настойчиво собирать все «святые книги», которые в русской земле «обретаются». Макарий затеял огромное предприятие: для назидания современникам и руководства грядущими поколениями заново составить и тщательно отредактировать «Четьи-Минеи» на все месяцы года - «Великие Четьи-Минеи».

Во исполнение задуманного Стоглавый собор 1551 года распорядился, чтобы «все святые книги с добрых переводов исправили...». И к Макарию со всех концов Руси стали стекаться необходимые материалы.

Эти-то главным образом славяно-русские рукописи и легли в основу митрополитовой книжной казны. Известно, что в 80-е годы XVI столетия Угримом Горским была составлена ее опись. К сожалению, она не сохранилась, и мы не можем судить о составе книг.

Автор работы о Патриаршей библиотеке Н. П. Попов связывает ее возникновение с именем Макария: «Основоположником патриаршего собрания древнерусских письменных останков был знаменитый русский книголюб и меценат митрополит Макарий, рукописный фонд которого, в неопределимом пока размере, явился первоначальным зерном, откуда с течением времени выросли митрополичья казенная, а затем и патриаршая библиотека». Добавим: патриаршество было учреждено в 1589 году.

Когда современный читатель хочет познакомиться с фондом книгохранилища, к его услугам каталог. Примерно аналогичным образом поступает и историк. Правда, ему приходится несколько хлопотней. Никто не готовил для него картотеку. Но зато иногда составлялись описи книжных собраний (мы уже упоминали о них). И чтобы отыскать такую опись, приходилось переворачивать груды различных бумаг. Так в разное время ученые опубликовали несколько списков из Патриаршей библиотеки.

Первая уцелевшая опись относится к 1631 году. Из нее видно, что в церковном имуществе патриарха, помещавшемся в Успенском соборе, было 17 рукописных и 4 богослужебные печатные книги. Еще 154 книги - «на его государевом патриаршем дворе в книгохранительной палате». Это тоже различная церковная литература, в основном рукописная (печатных книг только шесть), несколько греческих фолиантов. Интересно, что в этой описи есть сведения о вкладах трех московских митрополитов - Геронтия, Даниила и Макария. Однако кто из них и сколько оставил после себя, неясно, так как из описи следует, что от каждого из них в состав казны вошло лишь... по одной книге. И отмечаемая историками весьма неодинаковая библиофильская склонность митрополитов, по иронии судьбы, оказалась здесь обезличенной.

Итак, в 1631 году Патриаршая библиотека состояла из 175 книг. В дальнейшем она продолжала пополняться за счет запасов московских церквей и патриарших монастырей (патриархи были крупными землевладельцами, в их собственность входили и монастыри). Например, в 1639 году из Кирилло-Белозерской обители забрали 34 книги, приблизительно тогда же из Троице-Сергиевой - 19.


"Делатель трудился". Рисунок на листе Типографского устава (XIII век)

Рукописи и книги, оседавшие в Патриаршей библиотеке, не лежали запертыми в сундуках, а выдавались для различных целей. К сожалению, какими-нибудь обстоятельными данными мы не располагаем. Лишь от послепетровского времени дошел до нас документ - разрешение Синода пользоваться, наряду с Типографской, Синодальной библиотекой (с 1721 года, с упразднением патриаршества и образованием Синода, она была переименована) ректору, префекту, учителям и «первенствующих школ студентам» Славяно-греко-латинской академии. Для посетителей отводились три дня в неделю - вторник, четверг и суббота. Читать можно было не в помещении книгохранилища, а в столовой, где были поставлены специальные столы. В Типографской библиотеке (то есть Печатного двора) для чтения отводилась правильная палата.

Литературу выносить запрещалось, но не возбранялось делать записи. Вскоре, правда, книги под расписку стали получать «на дом» ректор и префект. За порчу и прочий урон взыскивался штраф. Однако обычного удела - утраты книг - Патриаршей библиотеке избежать не удалось.

Библиотека и правильная палата Печатного двора
Библиотека и правильная палата Печатного двора

Одним из ее назначений стало хранение исправных, канонизированных текстов. И этим объясняются появившиеся еще в XVI и прочно установившиеся в XVII веке ее связи с Печатным двором. Из Патриаршей библиотеки не только брали для перепечатки правленые книги, но заимствовали и образцы шрифтов.

Эти общекультурная и идеологическая функции патриаршего книжного собрания особенно ярко обрисовались после 1652 года при Никоне. Именно при нем составился тот фонд, который впоследствии завоевал мировую славу.

Новый 47-летний патриарх, шестой по счету, происходил из крестьян. Ему удалось обучиться грамоте, выбиться в сельские священники. Позже он - монах в северных монастырях, а затем архиепископ в Москве и митрополит с Новгороде.

Умный и властолюбивый Никон сумел завоевать расположение царя Алексея Михайловича, который называл его «собинным» (личным) другом и выдвинул в патриархи. «Из русских людей XVII века, - говорит Ключевский, - я не знаю человека крупнее и своеобразнее Никона».

Сделавшись патриархом, Никон поставил перед собой задачу укрепить церковь, которую расшатали бури века и в которой то и дело вспыхивали внутренние раздоры, поднять ее авторитет. Это совпадало с намерением царя, стремившегося с помощью церкви усилить абсолютистскую власть.

Упорядочение церковных дел, кроме того, связывалось с объединением украинской и русской православных церквей, а также с внешнеполитическими планами московского правительства, так как оно претендовало на роль защитника православных «меньших братьев», попавших под мусульманское владычество.

А для обоснования права вмешательства ему было необходимо убедить общественное мнение в том, что русская церковь - незыблемая хранительница православного чина - нераздельна с угнетенными восточными церквами, и прежде всего с греческой. Никон имел свои тайные цели: как глава власти духовной, он мыслил стать выше царя и поэтому тоже искал себе опору и союзников на Востоке.

Между тем исторически, в силу разных причин, в русском православии сложилась обрядность, несколько отличавшаяся от исконной греческой (двоеперстие при осенений крестом, например). И в сознании паствы эта обрядность освящалась и традицией, и идеей «третьего Рима» - Московского государства как единственного преемника павших «за грехи» Римской и Византийской империй. К тому же церковь Византии в глазах русских людей была сильно скомпрометирована унией с католиками и турецким пленением.

Таково было настроение умов, когда Никон, по словам Ключевского, «на много дней затворился в книгохранилище, чтобы рассмотреть и изучить старые книги и спорные тексты... Он начал рассматривать и сличать с греческим славянский текст символа веры и богослужебных книг и везде нашел перемены и несходства с греческим текстом. В сознании своего долга поддерживать согласие с церковью греческой он решил приступить к исправлению русских богослужебных книг и церковных обрядов».

Первый шаг Никона в этом направлении - распоряжение о проведении учета и описания наличных книг. Нужно было ясно представить, что могло понадобиться для предпринимаемой работы. Во вступлении к «Описи книгам, в степенных монастырях находящимся» можно прочитать: «161 (1653) году генваря в И день, по указу великого господина святейшего Никона патриарха московского и всея Руси, выписано степенных монастырей из отписных книг, в которых монастырях обретаются церковные четьи, того ради, чтобы было ведомо, где которые книги взяти, книг печатного дела исправления ради».

Эта опись явилась беспрецедентной в своем роде. В нее были внесены 2672 русские рукописные книги из 39 монастырей. И хотя они включались выборочно, все равно, как отмечает автор «Истории русской библиографии» Н. В. Здобнов, опись «сохраняет значение первого в России сводного каталога». Она свидетельствует также о целенаправленности и размахе, с которыми начал свою деятельность Никон.

И вновь на патриарший двор потянулись книги из разных углов России, Отбирались они, надо полагать, по личному указанию патриарха, Никон был опытным собирателем. Будучи еще митрополитом в Новгороде, не подвергавшемся монгольскому нашествию, и имея доступ в местные монастырские библиотеки, он накопил ценную коллекцию древних русских пергаментных рукописей, влившуюся затем в Патриаршую библиотеку.

Однако ни имевшиеся, ни вновь доставленные книги не удовлетворяли требованиям Никона. Среди них оказалось мало образцовых, соответствующих греческому канону.

Удивительно! Жизнь страны медленно, но шла вперед: совершались отважные путешествия поморов, продолжалось освоение Сибири, первые шаги делало гражданское книгопечатание, в Москве возник театр... А церковные схоласты ожесточенно спорили... о количестве земных поклонов при богослужении, о букве, о том, как писать в тексте - «беаше» или «был еси».

И вот по воле патриарха собор 1654 года принимает решение исправить богослужебные книги по греческим оригиналам. Келейник Никона Иван Шушерин вспоминал в составленном им жизнеописании патриарха: «По совершении оного собора немедленно святейший патриарх, того ради исправления, повеле отовсюду из древних книгохранильниц древние греческие и славянские харатейные книги собрати и искусным и благоговейным мужам, имущим от бога дар честно от недостойного изводити и могущим с еллино-греческого языка на славянский перелагати, те книги рассматривати и погрешения от неискусных переводчиков и от переписующих исправляти и вся выписывати».

Но еще прежде того на поиски греческих «харатейных» сочинений «отряжен» человек - доверенное лицо патриарха. Это известный московский иеромонах Арсений Суханов. Он сторонник Никона, хорошо образован, ловок и сметлив, имеет к тому же дипломатический опыт. В 1649-1650 годах побывал за рубежом для сличения православных обрядов с греческим, еще через год вновь совершил путешествие по Малой Азии и Греции.

И опять в октябре 1653 года путь его лежит в те края, на святую гору Афон. Где же, как не в зависимых от московской церкви афонских монастырях, еще позаимствовать нужные первоисточники? Миссия его тем более ответственна, что его «изволиша великий государь и святейший патриарх по соглашению послати».

Афонские монахи бедны и жадны. А на «книжную покупку» по царскому указу выделено соболей на 3000 рублей да особо денежная казна.

Любопытны некоторые перипетии сухановского вояжа. С великими предосторожностями довез он немалую милостыню монахам - дорогих соболей - до Ясс. Здесь с «государевою грамотой» явился к молдавскому воеводе Стефану и был принят ласково. Арсений нуждался в спутнике - торговом человеке из местных греков, который взялся бы вместе с ним доставить поклажу, выдавая ее за свою. Старец небезосновательно опасался, что у него, чужака монаха, какие-нибудь власти, а то и просто «ратные люди» могут отобрать ценности. Купцов же, он знал, не трогали.

Но такого верного человека поначалу найти не удалось. Время было неспокойное, то и дело вспыхивали междоусобицы, и греческие торговцы благоразумно разбежались. Тогда Арсений решил на месте реализовать товар. Но и здесь его постигла неудача, и все по той же причине: не оказалось никого, кто мог бы уплатить запрашиваемую сумму.

Старец попал в критическое положение. Но неожиданно выручил воевода Стефан. «Милостию всесильного бога вложися ему мысль поторговать у старца Арсения соболи, есть ли и дешевою ценою, только Арсений и тому был рад, потому что в то время был большой страх от воинских людей: от татар и от венгров и от междоусобия».

И все-таки Арсений подыскал себе спутника «для толмачества турского» - грека Ивана Панкратьева. И на двух лошадях отправились они вместе на Афон сухим путем. Добрались без особых приключений.

Монастырь за монастырем объезжал Суханов. Рылся в книгохранилищах, просматривал рукописи, отбирал... Платил - не скупился. Монахи оставались довольны. Всего было куплено 498 книг. Часть из них должны были прислать сами монахи, а с частью в феврале 1655 года он возвратился в Москву. Ехал днем и ночью, стремясь ловчее проскользнуть между «воинскими людьми», «татарами и ляхами», с обеих сторон обложившими дорогу в стольный град.

Никон писал в начале 1656 года константинопольскому патриарху Дионисию, в частности: «...посылахом со многою казною... во святую гору Афонскую ради святых древних книг и принесоша нам не меньше пятисот, еще суть писанны за 500, за 700 и за 1000 лет, и сице от сих божественных книг благодатию Божию проведется и исправися у нас»...

Московский патриарх вполне мог быть доволен: среди приобретенных рукописей были действительно очень древние - IX-XII веков. Суханов был обласкан, его назначили келарем Троице-Сергиева монастыря.

По прибытии остального багажа оба «государя», царь и патриарх, «оные священные книги совокупивше все во едино и довольно лежащая в них рассмотревше»...

Покупка вошла в состав Патриаршей библиотеки и была помещена в особое хранилище. Как мы знаем, книги предназначались для исправления церковной литературы и главным образом уставов, требников, служебников, часословов. Но вот первое недоумение - таковых в сравнении с общим количеством было совсем мало. Как сообщает биограф Арсения С. А. Белокуров, «...не привезено им древних греческих книг ни потребника, ни служебника, ни часослова, которые могли бы служить руководством при исправлении подобных же русских книг, а вместо этого привезены им различные духовно-нравственные сочинения, предназначенные для домашнего чтения... исправлять которые едва ли было в мыслях патриарха Никона».

Да, кроме того, и в подходящих рукописях (их было 48, затребованных на Печатный двор) справщики толком не умели разобраться. И, в конце концов, пришлось исправлять по современным печатным греческим книгам, изданным в Венеции.

Еще большее недоумение вызывают отобранные Сухановым античные философские, научные и художественные сочинения, например «еллинского философа Троя, Сахо Склея Исхила, философа Афилистрита, философа Фокмя Еллина, нарицаемая Софоклея философа, Аристотелева преестественная... Стравона философа в землемерии, Омира философа...» и другие.

Что это - случайность, недоразумение? Ведь к XVII веку в господствующей церковной идеологии на Руси сложилось прочное предубеждение против языческой «еллинской мудрости». В головы людей вдалбливалось: «Богомерзостен перед богом всякий, кто любит геометрию, а се душевные грехи - учиться астрономии и еллинским книгам; по своему разуму верующий легко впадает в различные заблуждения; люби простоту больше мудрости, не изыскуй того, что выше тебя, не испытуй того, что глубже тебя, а какое дано тебе от бога готовое учение, то и держи». Учащихся же наставляли: «Братия, не высокоумствуйте! Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах, философию ниже очима видех; учуся книгам благодатного закона, как бы можно было мою грешную душу очистить от грехов».

Арсений сам знакомился с книгами. Так что же это - его личное пристрастие, выбор на свой страх и риск? Вряд ли, - он был дисциплинированным монахом. А может быть, то была язвительная шутка афонских затворников, подменивших «святые» книги «богомерзостными» и предвкушающих пуританский ужас москвичей?

Или же это прямая инструкция грекофила Никона, его реакция на веяние времени, своеобразная гибкость, чтобы не упустить из-под контроля церкви назревшую в обществе мощную тягу к просвещению? Раз это неизбежно, то лучше пусть оно идет под сенью авторитета церкви, чем завоюет свой, ей враждебный. Примерно тогда же (1654 год) в Москве как раз открывается греко-латинская школа Арсения Грека. Вполне вероятно, что часть привезенных Сухановым книг предназначалась для нее (в «разумных» пропорциях: больше душеспасительного чтения и некоторая толика философии) . И, таким образом, миссия Суханова преследовала двойную цель.

Деятельность Никона вызвала глубокую оппозицию в русской церкви и, в конечном счете, привела к ее расколу. Это было сложное и противоречивое явление. Демократическое в своей основе, оно, будучи антиофициальным, привлекло на свою сторону массы обездоленных и угнетенных. И одновременно - реакционное, потому что смотрело назад, а не вперед.

Приверженцы «древнего благочестия» имели своих талантливых идеологов, среди которых самым выдающимся был протопоп Аввакум Петров. Его страстные филиппики против сторонников Никона противоречивы. Он резко обличает неправду сильных мира сего, эгоизм и барство, корыстолюбие и жестокость высших представителей церкви, выступает в защиту обиженных. Спасения же от зла ищет в возвращении к «покинутому» русскому богу, к прежней церковной и мирской жизни.

Мы не будем здесь больше касаться разногласий противников. Для нас интереснее другое: знаком этой борьбы, символом ее содержания стали книги. И не только богослужебные. Это также вызывало резкую реакцию сподвижников Аввакума. Они не понимали намерений Никона или понимали их по-своему, однако устремления его уловили отчетливо.

Это хорошо видно из одной беседы златоречивого Аввакума, где он обрушивается на приспешников «внешней мудрости», то есть просвещения: «...альманашники и звездочетцы, и вси зодейщики познали бога внешней хитростью, и не яко бога почтоша и прославиша, но осуетишася своими умышленьми, уподоблятися богу своею мудростию начинающие якоже... Платон и Пифагор, Аристотель и Диоген, Иппократ и Галин: вси сии мудри быша и во ад угодиша...» Ту же участь предрекает Аввакум и их последователям.

Приведенные строки написаны значительно позже того, как Суханов доставил в Москву свои афонские приобретения. Но они - эти строки - свидетельство прежнего размежевания позиций. Для такого размежевания существенным являлось то или иное отношение к «внешней мудрости», просвещению, светским произведениям.

Книга, «кладезь мудрости», «прелестница» делалась знаменем и орудием борьбы, что, впрочем, отлично доказывал и сам Аввакум.

И знаменитый фонд Патриаршей библиотеки, возникавший в недрах старого и для его сбережения, неожиданно начал тяготеть к новому, обретал иную суть.

Пополнившееся собрание оказалось актуальным, созвучным времени.

Планы Никона не осуществились, логика событий оказалась другой. Не удалось ему победить и в негласном соревновании с царем за приоритет. В сердцах он ушел в отставку: покинул патриарший стол и удалился в 1658 году в только что построенный ново-иерусалимский Воскресенский монастырь. За Никоном последовала часть - самая ценная, новгородская и сухановская, - Патриаршей библиотеки.

В связи с этим предварительно была составлена новая ее опись. Но прежде чем посмотреть в нее, нужно пояснить, что Патриаршая библиотека не была единым целым. Она ведь, как мы помним, принадлежала патриаршей казне, а та делилась на три вида: «Патриаршая ризная казна - церковное облачение и утварь, являвшиеся принадлежностями церковного служения митрополитов и патриархов... Патриаршая домовая казна - предметы домашнего быта и церковные вещи, имевшие как церковное, так и домашнее употребление... Патриаршая келейная казна - личная собственность каждого патриарха»... В состав каждого из видов казны входили соответственно и книги. Причем келейные были личной собственностью патриарха, которой он или его наследники могли располагать как угодно. Все же остальные являлись казенным имуществом. Фактически в распоряжении патриархов были две библиотеки.

Так вот из описи 1658 года видно, что в составе ризной казны находилось 28 богослужебных книг, а домовая казна насчитывала 1364 книги, из которых 156 - лично никоновские (среди них древние пергаментные рукописи, привезенные из Новгорода); остальные 1208, в том числе сухановские, - казенное имущество.

Характерной особенностью собрания, как явствовало из описи, было наличие в нем 562 иностранных трудов (467 греческих рукописей, 91 греческая печатная книга и четыре немецкие печатные грамматики).

В Воскресенский монастырь Никону отправили его келейные книги и сухановский фонд, за исключением 48 книг, переданных на Печатный двор. Однако все они уже на протяжении 70-х годов по частям стали возвращаться в Москву, но теперь не в домовую, а в Патриаршую ризную библиотеку.

По указанию патриарха Иоакима в 1675 году проведена новая «опись греческим, греко-латынским, польским и сла­вянским печатными и письменными книгами», поступившим сюда из Воскресенского монастыря. В ней значился 501 том. В 1677 году их оказывается уже 551, так как были собраны книги, ранее взятые отдельными людьми. До конца века ризная библиотека продолжала пополняться из различных источников. Они перечислены в описи за 1718 год, опубликованной в журнале «Русский архив» в 1864 году М. Полуденским.

В небольшом предисловии автор публикации отмечал: «Патриаршая библиотека так драгоценна для нас и значение ее так было велико, особенно в патриаршество Никона, что любопытно проследить по описи за постепенным приращением тех сокровищ, которые в ней были и которые сохранились до нас».

Книги поступали от отдельных лиц, из монастырей и Посольского приказа, часть составляли подаренные патриархам киевские издания.

К тому времени ризная библиотека уже не имела тех богослужебных книг, из которых когда-то единственно и состояла. Вероятно, они были переданы какому-нибудь собору. Но зато в своем теперешнем виде именно она, а не домовая, представляла собой замечательную коллекцию.

На основании описи 1718 года С. П. Луппов сделал подсчеты, очерчивающие фонд ризной библиотеки. Всего - 999 книг; из них 422 - печатные и 577 - рукописных; 13 процентов приходится на книги светского содержания и 73,3 процента - иностранные книги, чаще всего греческие.

Что же это за книги? Большинство носило религиозно-церковный характер: библии, евангелия, псалтыри, требники, месяцесловы, часословы, шестодневы, патерики, служебники, жития святых, «песни божественные».

В частности, стоит упомянуть один из старейших памятников древнерусской письменности - «Синайский патерик», относящийся к XI-XII векам. Патериком назывались или собрание житий подвижников отдельных монастырей, или повествования о различных событиях, свидетелями которых эти подвижники были. «Синайский патерик» является переводом произведения византийского писателя VII века Иоанна Мосха «Луг духовный». Это сборник разнообразных новелл, посвященных путешествию Мосха по Египту, Сирии, Палестине и содержащих географические и этнографические сведения, а также сказочные и любовные истории.

Занимательность и живость изложения делали эту книгу весьма популярной у читателя. В ризной библиотеке имелась, кстати, и греческая рукопись с частью текста Мосха.

Позже были обнаружены два других древнейших памятника русской письменности: «Изборник Святослава» 1073 года и «Юрьевское евангелие» начала XII века. Они принадлежали Никону, были подарены им Воскресенскому монастырю и оттуда уже в XIX веке перешли в Патриаршую библиотеку.

Светская литература, хоть и представленная в меньшем объеме, отличалась разнообразием: книги по астрономии, географии, истории, языку, философии, медицине и художественные.

Особенно много книг было по истории. Сочинения Геродота, Ксенофонта, Плутарха, Фукидида, хронографы на греческом и русском языках, летописцы и степенные книги. В Воскресенский монастырь Никон пожертвовал два крупных московских летописных свода XVI столетия: Воскресенскую летопись, доводящую изложение событий до 1541 года, и Патриаршую, заканчивающуюся 1558 годом. Обе они также были возвращены.

Имелась в библиотеке и книга «Иосифа Флавия, Евреина, рукописная, русская, в пленении иерусалимском», - русский вариант «Истории иудейской войны», которая называлась иногда «Повестью о полонении Иерусалима». Это один из первых переводов на Руси.

Находим мы здесь труды Аристотеля, Пифагора, Платона. Впрочем, монахи, составлявшие опись, по-видимому, питали уже столь глубокое почтение к философии, что почти всех античных авторов именовали не иначе как философами: «Иппократа-философа», «Омира (Гомера)-философа»... Может, они были и правы. Любопытно, что одна из книг Аристо­теля (рукописная) была на русском языке.

Языковедческий «раздел» - в основном разнообразные «лексиконы греко-латинские и латино-греческие», грамматика Мелетея Смотрицкого; медицинский - сочинения Гиппократа и Галена, травники и лечебники, печатные и письменные по-гречески и по-латыни.

Под номерами 333-339 в описи значились: «Описания разных государств и земель. 7 книг атласов на латинском языке с чертежами». Под номером 515 - «Строительная и рудознатная, немецкая, печатная с образцами 1629 лета печатана». Была в библиотеке и «Арифметика». Вообще же подбор книг по естественным наукам выглядит случайным.

Зато известная целостность чувствуется в подборе художественных произведений древнегреческих авторов: Гесиод, Гомер, Эсхил, Софокл, Эзоп, Аристофан.

Вполне естественно, что здесь же и «Повесть о Варлааме и Иосафе», и сборник «Великое зерцало».

Первая - одна из самых давних по времени появления на Руси - перевод византийской повести, восходящей в свою очередь к индийским жизнеописаниям Будды, переделанным на христианский лад. Она рассказывает историю индийского царевича Иосафа, обращенного пустынником Варлаамом в христианство. Экзотический фон повести, чудеса, притчи, размышления о смысле жизни и, конечно, благочестивая христианская тенденция привлекали внимание, и повесть была широко распространена на протяжении нескольких веков.

«Великое зерцало» тоже завоевало значительную популярность. Сборник был переведен в 1677 году с польского, но всецело приспособлен к русскому читателю. Инициатива его издания получила личное одобрение царя Алексея Михайловича.

Заметим, однако, что и польский текст не был оригинальным, а вел свое происхождение от средневекового латинского. Это различные по сюжеты рассказы, иллюстрирующие те или иные положения христианской морали. Сюда вошли и короткая бытовая повесть, и забавный анекдот, в частности об упрямой жене, которая, даже утопая, все же показывала пальцами: «стрижено».

Вот так вкратце выглядела Патриаршая ризная библиотека по описи 1718 года. Что касается домовой, то она, хоть и насчитывала вдвое больше книг, но, лишившись особо ценной части, потеряла прежнее значение. Рукописям в ней принадлежит уже только 12 процентов, а «обширность» объясняется многоэкземплярностью. Например, «Книга о священстве» - 241 экз., «Извещение о сложении трех первых перстов» - 85 экз., Устав - 53 экз., Канонник - 92 экз., Псалтырь - 89 экз., Служебник - 94 экз.

Эту домовую библиотеку можно сравнить с современным коллектором, так как и ее назначением, по-видимому, было формирование библиотек, только монастырских.

Иную функцию выполняла ризная Патриаршая библиотека. Мы уже говорили, что книги из нее выдавались для пользования. Это видно из пометок, оставленных на ее описях. В описи 1675 года против одних книг указано, что они - в школе грека Тимофея, против других - что отосланы в правильню (на Печатный двор). Есть пометки, что книги переданы отдельным лицам: некоему «Сергию», «Ивану Калитину» (возможно, справщикам Печатного двора). Есть сведения и о возвращении их обратно. Известно о выдаче книг высшим представителям духовенства: царскому духовнику Андрею, митрополиту Газскому Паисию Лигариду, митрополиту Сарскому и Подонскому Павлу... И пусть данные эти, в общем, немногочисленны и разрозненны, не вызывает сомнения, что библиотека имела постоянный, хотя и ограниченный контингент лиц, пользовавшихся ее услугами. Библиотека - «работала».

Любое книжное собрание несет на себе обычно не только отпечаток личности его владельца, но и какие-то черты его времени. Они могут быть существенными или второстепенными, преступать в содержании книг или выражаться в их подборе, но они всегда есть.

Обнаруживаем мы их и в истории формирования Патриаршей библиотеки. Книги бесстрастны сами по себе, однако им дано возбуждать страсти, участвовать в столкновении людских побуждений, надежд, позиций.

Иногда библиотека может и умалчивать о чем-то в современной жизни. Но для историка и само это молчание оказывается красноречивым. Патриаршая библиотека была официальной, высшего порядка. И отражала интересы господствующей идеологии.

Одновременно возникали и другие идейные течения. Одно из них представлял протопоп Аввакум. В XVII столетии известна и иного рода оппозиционно-критическая струя, связанная с именем Григория Котошихина. Среди обличителей порядков в государстве на какой-то момент оказался даже сам Никон.

Существовали и просто разные культуры. Официальной противостояла культура народная, демократическая. В ее недрах созрела замечательная литература, запечатлевшая переменчивость века, заклеймившая власть имущих и открывшая мир простого человека.

Но мы напрасно стали бы искать эти памятники литературы в Патриаршей библиотеке. Мы не найдем здесь ни сочинений протопопа Аввакума, ни таких знаменитых произведений, как «Повесть о Савве Грудцыне» или «Горе-Злосчастии», «Повесть о Шемякине суде» и многих других. Зато есть вирши придворного поэта Симеона Полоцкого. В этом ясно сказалась позиция церковно-абсолютистской верхушки, при которой библиотека складывалась и функционировала.

Историк библиотечного дела М. И. Слуховский справедливо замечает: «Со своим тихим, невидным трудом библиотека органически вплеталась в социальную борьбу. Об общем направлении этого труда можно судить по материалам гражданской и церковной истории, характерных классовых взаимоотношений, литературной полемике и т. д.».

В дальнейшем Патриаршая библиотека утратила свою актуальную роль. Но с течением времени ценность ее не уменьшалась, а, пожалуй, возрастала. Ведь здесь представлены все века русской письменности - богатейший материал по истории культуры, и не только в масштабах нашей страны.

* * *

В 1920 году декретом Совнаркома Патриаршая библиотека переведена в Исторический музей. Новым и новым поколениям историков, исследователей языка и литературы, издателей произведений античности раскрывает она свои сокровища.

предыдущая главасодержаниеследующая глава







© REDKAYAKNIGA.RU, 2001-2019
При использовании материалов активная ссылка обязательна:
http://redkayakniga.ru/ 'Редкая книга'

Рейтинг@Mail.ru

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь